Вероника Аркадьевна Долина Цветной бульвар. Новые стихи © Долина В.А., 2015 © Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015 Сретенский бульвар 19.01.2013 Замело и Мюнхен, и Чикаго. Лыжи, санки, горка и каток. Что другим работа, нам – во благо. Пусть Москва припудрится чуток. Пусть ее причешет частый гребень, Ведь без слез смотреть уж не могу… …У Москвы свои и Босх, и Брейгель. Человек заметней на снегу. 31.01.2013 Тут не ветрено и очень не противно. Не толкаются и говорят без мата. Здесь и живопись-то не супремативна. Тут, боюсь, не знают Черного квадрата… Но отзывчивы, по-здешнему пикантны. Из еды предпочитают сыр и мясо. И машину водят тоже деликатно… Хоть машины тут не нашенского класса. Но и я тут не пою, хоть не тоскую. Не вымучиваю строчки – выдыхаю. Тот, кто мог бы потерпеть меня, такую — Жил бы тут, но занят музыкой, стихами… Что же толку от империи, от Рима? От руин его, и Тибра, и спагетти? Все же поняли, что это повторимо… Все уж поняли – и взрослые, и дети. Не ценю я пылко-праздного туризма. Тут Нормандия, мой городок соленый. Если где-то и укрыться от царизма — То в моей рыбачьей хижине зеленой. 31.01.2013 Не то-не то-не то-не то-не то! Нутро визжало, корчилось, грустило. …Три курточки купила и пальто. Из недешевых. Тут же отпустило. О чем напишем мы в январской главке? О том, как оказались сразу в лавке Моей простой излюбленной одежной, И не скажу чтоб очень молодежной… Там было пальтецо Одно из драпа — Как детское лицо В семье сатрапа… Конечно, я за пальтецо схватилась… Пока душа моя не укатилась, Покуда не ушла шинель с прилавка, Незримо, как перчатки, как булавка… Как вдруг смотрю — В соседней-то кабинке Какие там устроились картинки! Там старичок в очках, седой, умильный, Глядел с любовью за своей Двужильной, Такие же очки, Седины те же… Две старые лошадки на манеже. Так вот она в моем пальто Стояла… Стояла и тихонько так сияла. И хороша была на ней шинелька, И старичок сиял, как карамелька. Потом пошли и тихо заплатили. Потом глаза друг к другу обратили И унесли пакет с шинелью серой — C достоинством, и грацией, и верой. 01.02.2013 Любимица моя, Эмманюэль Беар… Какое там – Бинош, Тату и Котийяр? Полет широких скул, Нацелен в вечность бюст. Таких бы поискал И Мопассан, и Пруст. Старик Варнье Режис, Уж раз тебе дано… Пожалуйста, держись, Крути свое кино. Где нет любви – тюрьма. За чем же я слежу? Затем что я сама Себе принадлежу. Да, было волшебство. Я помню этот год. Но больше – ничего Уж не произойдет. 17.02.2013 Как всегда, улетаю с трудом, Позвонивши и сестрам, и брату, И, как старый солдат Розенбом, Восхожу молчаливо по трапу. Но, похоже, скажу наконец Свое слово, угрюмо и прямо. Что Израиль? Мой мощный отец. Что Москва? Моя бедная мама. 20.02.2013 Не стихотворно, не стихотворенно — Она сама плела себе судьбу. Моя Марьфедна, мертвая царевна, Лежала в красном маленьком гробу. Была она никчемный богомолец — Но книжная пречистая душа. Флобер, Бальзак, «Московский комсомолец», И Жапризо – все разом, не дыша. Пока детей питали порошками И вспаивали серым молоком — Она их оделяла пирожками… Проглатывалось это целиком. За восемьдесят было. Нам, калекам, Ручных ее работ не сосчитать. Таким была кристальным человеком — Каким, подружка, нам уже не стать. Как Баба Груша – из рязанских скотниц И не склонила мудрой головы. Последняя из старых домработниц Моей неубираемой Москвы. 22.02.2013 Не так пишу. Не столько и пою. Так отчего ж так больно устаю… Так мертвенно, болезненно дышу, Как будто ворох книжек ворошу, Лежащих на полу передо мной, Меж изголовьем, лампой и стеной. Зачем я так бездарно устаю, Как будто ежедневно узнаю Такое что-то… что не стоит знать, Чтобы себя саму не проклинать, Чтоб, искупав дитя, создать ночлег… И, почитав, уснуть как человек. |
