— Он это сделал для тебя. Ты бесконечно толкаешь влюбленных в тебя мужчин на преступления. Так ты поступила с Даймондом, так ты поступила с Павлом Холодным.

— Павел Холодный — идиот, — пренебрежительно бросила Анжелика. — Если ты думаешь, что я тут немедленно раскаюсь, боюсь, мне придется просить приготовить для тебе гостевую комнату. Ждать придется долго.

Он молчал, поэтому девушка насмешливо сказала: — Гордыня не переносит собеседников с зеркальными глазами! Если тебе что-то не нравится во мне, займись собой.

Она подозревала, что может сейчас получить от него и по лицу, но держать язык за зубами ей никогда не удавалось. Как и распознавать, когда Лайонела покидало самообладание.

Но тот лишь усмехнулся и, прежде чем выйти за дверь, предрек: «Нам с тобой грозит одиночество».

Несколько секунд она смотрела на закрывшиеся за ним двери, пытаясь расслышать его шаги. Ей хотелось, чтобы он задержался у нее подольше, ей даже эгоистично хотелось, чтобы Даймонда сейчас не было тут. Может, тогда она нашла бы нужные слова, выбрала подходящий тон, позу, выражение лица, улыбку. И у них с Лайонелом появился бы еще один шанс. Разве возможно было найти в мире двух столь похожих в своей гордыне и непомерном самолюбии вампиров? Они так хорошо понимали друг друга, одинаково небрежно поступали с окружающими, всегда и во всем сражались до победного конца. Но сражение между ними могло устремиться в бесконечность. И сейчас, услышав тупой звук хлопнувшей парадной двери, девушка во второй раз примерила роль той самой букашки, небрежно скинутой с плеча. Она предпочла бы услышать в свой адрес ругательства, угрозы, предпочла бы получить по лицу, только бы не осознавать, что Лайонел просто ушел. Ему не хотелось больше делать ей больно, ничего доказывать, она стала ему безразлична настолько, что он даже не потрудился наказать ее за смерть своего ученого. Привыкшая всегда вызывать у всех целую бурю эмоций, на этот раз Анжелика чувствовала себя жалкой и обманутой. Наивная скромница и дурочка Сарах, которую Лайонел, судя по сведениям из газет, таскал повсюду за собой, и то добилась большего. Никто не знал, какие отношения связывают юную дочь Цимаон Ницхи и бывшего правителя Петербурга, но уже одно, что это были, так или иначе, отношения, вызывало множество толков и зависть. Газеты наперебой писали о загадочной черноволосой красавице из города старейшин, предрекая ей титул первой красавицы Лондона.

А Даймонд по-прежнему стоял как неродной и смотрел даже не на хозяйку, а как будто сквозь.

От унижения и разочарования захотелось что-то разбить. Она схватила со столика возле дивана единственную огромную вазу, полную красных роз, и грохнула об пол. Ноги и полы ее шелкового кимоно забрызгала вода, стекло порезало идеальные бархатные бутоны, осколки впились в их плоть и на лепестках выступил сок. От звона, сотрясшего воздух, легче не стало.

Анжелика увидела, что Даймонд шагнул в ее сторону и потянулась к нему навстречу, но юноша опустился на колени и, даже не глядя на нее, ровно произнес:

— Я все уберу.

Пораженная его поведением, девушка отступила, наблюдая за его торопливыми движениями.

— Посмотри на меня! — срывающимся голосом приказала она.

Синие глаза воззрились на нее, но в них не было ни чувств, ни волнения, ничего, чем раньше лучился его живой пылкий взгляд.

— Ты забыл меня? — недоуменно приподняла она брови.

— Нет, — помотал он головой, отчего красновато-каштановые пряди упали ему на бледный лоб.

Анжелика нахмурилась. Она не понимала, как могло выйти так, что этот юноша, такой влюбленный и всегда готовый ради нее умереть, превратился в кого-то ей совсем незнакомого.

Девушка оперлась о высокий столик, где ранее стояла ваза, и спросила:

— Разве ты не скучал по мне?

Юноша растерялся.

— Госпожа хотела бы, чтобы я по ней скучал?

Анжелика застонала.

— Да что с тобой там сделали?! — Она подскочила к нему и, схватив за грудки, рывком подняла на ноги. — Я не узнаю тебя!

Даймонд и тогда не проявил каких-то эмоций, пробормотал только:

— Простите. Позвольте мне собрать осколки?

Руки ее ослабели, сами собой выпуская из пальцев драный грязный свитер. Анжелика увидела, как юноша присел на пол и принялся вновь собирать осколки, и это стало последней каплей. Девушка опустилась на диван, не сводя с Даймонда взгляда. Внешне спокойная, внутри своего разрушенного мирка она билась в истерике.

Юноша собрал все разбитые куски и унес их из комнаты. А когда вернулся, спросил:

— Будут какие-нибудь распоряжения?

Она хотела выкрикнуть, чтобы убирался из ее квартиры, но что-то в самый последний момент остановило. Девушка лишь покачала головой.

— Уйди.

Он безропотно подчинился, оставив ее одну.

* * *

Сколько Катя не посматривала на Йоро, молчаливо вызывая на откровенность, мальчик понуро шел рядом и старался не встречаться с ней взглядом. Новые серо-голубые джинсы, подаренные мадам Талилу, сидели на ней как влитые. Шелковая темно-зеленая блузка приятно холодила кожу. Но радоваться обновкам, глядя на мальчика, она не могла.

«Он что-то скрывает», — пришла к выводу девушка и на сердце стало тяжело и неспокойно. Ей было прекрасно известно, что у жизнерадостного оборотня мелочи не способны вызвать заметного огорчения. Случилось что-то серьезное, о чем он по каким-то причинам не хотел или не мог сообщить.

Узнать что-то через Киру теперь, с появлением Йоро, не составляло никакой возможности. Девушка затруднялась объяснить себе, почему при мальчике ей неловко кричать на Киру и трясти ее за плечи, чтобы заставить говорить.

Катя вздохнула, украдкой глядя на шагающего рядом Йоро. Для нее очень много значило его мнение. И она боялась его осуждения. Ведь он мог отвернуться от нее в любую секунду и уйти навсегда. При мысли, что уйдет он ни с кем иным, как с Кирой, ее снедала ревность. Она как червь ела ее разбитое сердце по осколочку.

Кира, одетая в нарядное атласное платье от мадам Талилу, розовое в романтичных оборочках, семенила рядом с Йоро. С тех пор как она его отыскала и привела, девочка не проронила ни слова. А Катя все гадала, нажаловалась ли Кира на нее или нет. Догадывалась, конечно, что девочка не из тех, кто жалуется, но от этого не становилось легче, напротив, образ этой белоснежки становился все ненавистнее.

И все же Катя постоянно себя одергивала, вспоминая, как нелегко пришлось бедняжке. Много-много лет взапрети от всего мира, потом смерть деда, бордель, где ее изнасиловали. Сдержанность, спокойствие Киры были достойны уважения и восхищения — девушка не уставала напоминать себе об этом.

Атанасиос, приодетый мадам Талилу в серые джинсы, того же цвета кроссовки и бело-серую футболку, шествовал впереди всех, насвистывая себе под нос веселый мотивчик.

Вильям, которому волшебница Талилу тоже выделила новую одежду: ботинки с острыми носами, черные джинсы и темно-зеленый джемпер, — замыкал процессию.

Первая дама Парижа произвела на девушку неизгладимое впечатление. Та являла собой само изящество, а с ним грацию, красоту, ум, и талант. За их краткое знакомство Катя десяток раз ловила себя на мысли, что у такой женщины наверняка толпы поклонников. И даже не без ревности задалась вопросом: а как сам Лайонел относится к ней? Ответа она, понятно, не узнала.

Атанасиос уверенно вел всех за собой по узким мощеным улочками подземного города, а когда неожиданно для всех Кира вдруг остановилась и, обращаясь к Йоро, потребовала: «Скажи ей», он выронил карту.

Оборотень вздрогнул, и Катя впервые увидела в его глазах злость, обращенную на эту практически святую девочку.

— О чем вы? — заинтересовался Вильям.

Кира молча смотрела на Йоро, а тот, в свою очередь, на нее и, судя по его виду, никому ни о чем не собирался говорить.

— Йоро, ты что-то скрываешь от меня? — вмешалась Катя.

Мальчик поднял на нее виноватые глаза. Даже зная уже, что он действительно скрывает что-то, она не могла на него злиться.