О чем он сейчас думал, сидя в поезде, везущем его обратно в Париж? Конечно, он проклинал свою судьбу, уверенный больше, чем когда-либо, что весь мир против него. С точки зрения техники следствия, он не сделал ни одной ошибки. Но ведь ни на одних курсах для полицейских не учили, как влезть в душу девушки, которую воспитывала в Ницце полусумасшедшая мамаша.
Всю свою недолгую жизнь Луиза упорно и безуспешно искала теплое место под солнцем. Она не могла понять этого сложного мира и отчаянно привязалась к первой попавшейся девушке, которая оставила ее с носом. Она в одиночестве пыталась противостоять обществу, правила игры которого пыталась безуспешно выучить. Неужели она ничего не знала о своем отце? Когда была маленькая, наверное, спрашивала себя, почему ее мать не такая, как у других, почему они живут не как все?
Она пробовала приспособиться. Убежала из дома. Читала объявления о найме. Но Жанна Арменье без труда нашла себе работу, а ее выгоняли отовсюду. Неужели, она, как Лоньон, в конце концов дошла до мысли, что все против нее?
Почему Мегрэ казалось, что она была не такая, как все? Почему эта история должна была случиться именно с ней? Даже ее смерть была иронией судьбы. Если бы цепочка вышитой серебром сумочки не закреплялась вокруг запястья, Бьянки вырвал бы сумочку, и машина отъехала бы на полном ходу. Если бы она рассказала эту историю в полиции, ей бы не поверили.
— Зачем труп привезли на площадь Вэнтимиль?
— Во-первых, его нельзя было оставлять около моего бара. Во-вторых, судя по одежде, она жила на Монмартре. А так — выбрали первое попавшееся безлюдное место.
— Они уже послали кого-то в американское посольство?
— Думаю, нет. Ждут.
— Патрон! Инспектор Кларк у телефона.
— Переключи сюда.
Речь шла только об уточнении некоторых фактов, и скорее из интереса Мегрэ хотел задать своему коллеге из ФБР несколько вопросов.
Как всегда, когда он общался с Кларком, разговор велся на плохом английском языке Мегрэ и на таком же скверном французском американца. Причем каждый старался говорить на языке своего собеседника. Чтобы Кларк понял, о чем речь, Мегрэ должен был перечислить все имена Юлиуса Ван Крама: Лемке, Стиб, Зеглер, Марк, Шпенглер, Донлей…
Как Донлея его похоронили месяц назад на внутреннем кладбище Синг Синга, где он отбывал восьмилетний срок за мошенничество.
— Деньги нашли?
— Только небольшую часть.
— А сколько их было?
— Около ста тысяч долларов.
— Его сообщника звали Джимми?
— Джимми О'Малли. Отсидел три года, освобожден два месяца тому назад.
— Он совершил недавно маленькую экскурсию во Францию.
— А я был уверен, что его дочь на днях выходит замуж.
— Он вернулся на свадьбу. Деньги в Бруклине, у портного, поляка по фамилии Лукашек.
Наконец, в голосе Мегрэ зазвучали торжественные нотки.
— Лукашек, который скорее всего не знает, что хранит, должен отдать деньги девушке, которая представится как Луиза Лабуан.
— Она приедет?
— К сожалению, нет.
Мегрэ не хватало слов. Он добавил:
— Умерла на этой неделе в Париже.
Они обменялись еще несколькими ничего не значащими словами и даже остротами. Они не виделись несколько лет. Когда комиссар положил трубку, его немало удивил вид Альберта, который застыл на месте с сигаретой во рту.
Было ясно, что агенты ФБР без труда найдут деньги и вернут их пострадавшему банкиру или страховой компании, если состояние было застраховано. Польский портной сядет в тюрьму. За соучастие Джимми О'Малли, вместо того, чтобы развлекаться на свадьбе дочки в Балтиморе, вернется, видимо, в свою камеру в Синг Синге.
Судьба Луизы зависела от пустяка, от цепочки вокруг запястья. Если бы мадемуазель Ирэн с улицы Дуэ нашла для нее сумочку другого фасона…
А если бы она пришла на улицу Понтье, чтобы лично забрать письмо?
Поехала бы Луиза Лабуан в Америку?
И что бы сделала потом, имея сто тысяч долларов?
Мегрэ допил пиво. Было жарко. Он выбил трубку. Но не в пепельницу, а в ведро с углем, постукивая о каблук.
— Можно тебя на минутку, Жанвье?
Комиссар показал на бармена, который сразу понял, в чем дело. Он уже смирился со своей ролью.
— Бери его с собой, запиши показания, дай подписать и отправь в тюрьму. Позвони судье Комельо.
Дело перестало его интересовать. Когда Альберт переступил порог, Мегрэ вернул его.
— Я забыл заплатить за три аперитива.
— Пойдет за счет заведения.
— Ни в коем случае.
Комиссар дал ему несколько купюр и, как если бы это было в баре на улице Этуаль, сказал:
— Сдачу оставь себе.
И будто стоя за стойкой в своем баре, Альберт ответил машинально:
— Благодарю, месье.
