— Это я… — наконец откликнулся Мегрэ, стараясь произнести эти слова как можно более неразборчиво.

Последовало довольно длительное молчание. Потом за дверью испуганно спросили:

— Кто там?..

Попытка сойти за другого явно не удалась.

— Это комиссар, я уже приходил к вам вчера… Мне хотелось бы немного побеседовать с вами, мадемуазель…

Вновь наступило молчание. Мегрэ пытался угадать, что происходило в комнате, дверь которой освещал лишь тонкий луч солнца.

— Я слушаю вас… — произнесла она наконец.

— Будьте любезны открыть мне дверь… Если вы не одеты, я могу подождать…

Опять последовало раздражающее Мегрэ молчание, потом раздался приглушенный смешок.

— Я не могу выполнить вашу просьбу, комиссар.

— Почему?

— Потому что меня заперли… И вы можете говорить со мной только через дверь…

— Кто же вас запер?

— Мой брат Карл… Я сама его прошу об этом каждый раз, когда он уезжает из дома, я очень боюсь бродяг…

Мегрэ молча вынул отмычку из кармана и бесшумно вставил ее в замочную скважину. При этом у него слегка перехватило дыхание. Не из-за того ли, что в голову пришли какие-то неясные мысли?

Когда замок щелкнул, он открыл дверь не сразу, а счел нужным предупредить:

— Я сейчас войду, мадемуазель…

Мегрэ испытал странное чувство: только что он находился в полутемном коридоре с блеклыми стенами — и вдруг очутился в комнате, залитой ярким светом.

Хотя жалюзи были опущены, сквозь их планки пробивались широкие солнечные лучи. Комната казалась мозаикой, составленной из теней и света. Стены, предметы, лицо самой Эльзы — все было в светлых полосах.

Необычными представлялись и пьянящий аромат духов, исходивший от молодой женщины, и присутствие в комнате каких-то неясных вещей: шелкового белья, брошенного на кресло, восточной сигареты, дымящейся в фарфоровой пепельнице, которая стояла на круглом лакированном столике.

Да и сама Эльза, лежавшая в пеньюаре на черном бархатном диване, выглядела довольно странно.

Она смотрела на вошедшего Мегрэ широко раскрытыми глазами, полными веселого изумления и испуга.

— Зачем вы это сделали?

— Мне хотелось с вами поговорить. Прошу прощения, если помешал вам…

Она рассмеялась, как маленький ребенок. Одно плечо у нее оголилось, и она тут же прикрыла его пеньюаром. Эльза продолжала лежать на диване, залитом, как и все вокруг, яркими солнечными полосами.

— Вы же сама видите… Я ничем не занималась… Я просто отдыхала…

— Почему вы не поехали с братом в Париж?

— Он не захотел взять меня с собой. Карл считает, что женщины не должны присутствовать на деловых переговорах…

— Вы постоянно находитесь в доме?

— Почему же! Я иногда прогуливаюсь в парке…

— И все?

— Но он же большой, целых три гектара… Разве этого не достаточно, чтобы размять ноги?.. Да садитесь же, комиссар. Забавно, что вы пришли ко мне тайком…

— Что вы хотите этим сказать?

— Что брат будет очень удивлен, когда вернется… Его я боюсь больше матери… Он похож: на ревнивого любовника!.. Постоянно следит за мной и, представьте себе, воспринимает эту роль всерьез…

— А я думал, вы попросили его запереть вас в комнате, потому что боитесь бандитов…

— Да, это верно… Я так привыкла к одиночеству, что уже стала бояться людей…

Мегрэ уселся в глубокое кресло и положил шляпу прямо на ковер. Каждый раз, когда Эльза бросала на него взгляд, он смущенно отворачивался.

Накануне она показалась комиссару какой-то загадочной. Тогда в полутьме он видел Эльзу величественной, похожей на некую героиню экрана, да и беседа между ними носила оттенок театральности.

Теперь же он старался понять молодую женщину чисто по-человечески, но чувствовал себя очень неловко к этой довольно интимной атмосфере.

Ситуация действительно была двусмысленной: в комнате, насквозь пронизанной запахом духов, на диване лежала в легком пеньюаре юная особа, а рядом, положив шляпу на пол, развалился в кресле уже немолодой Мегрэ с чуть раскрасневшимся лицом.

Разве не напоминала эта сцена известную картину «Парижская жизнь»?

Окончательно сконфуженный, комиссар сунул трубку в карман, забыв выбить из нее пепел.

— Вам, наверное, здесь скучно?

— Нет… Пожалуй, да… Не знаю, что и ответить… А сигарету вы не желаете?..

Она указала на коробку турецких сигарет, стоивших, судя по наклейке, более двадцати франков. Мегрэ тут же вспомнил, что брат и сестра жили всего лишь на две тысячи франков в месяц и что Карл после каждой получки был вынужден оплачивать аренду дома и продукты.

— Вы много курите?

— Одну-две пачки в день…

Эльза протянула ему дорогую зажигалку и вздохнула, выпятив высокую грудь.

Комиссар не спешил, однако, строго судить о ней. В высшем обществе ему встречались живущие в роскоши иностранки, которых рядовой обыватель мог бы принять за женщин легкого поведения.

— Брат выходил вчера из дома?

— Разве он выходил?.. Я этого не заметила…

— А вечером между вами не было ссоры?..

Она улыбнулась, и Мегрэ увидел, что у нее великолепные зубы.

— Кто вам об этом сказал?.. Он сам?.. Да, мы иногда ссоримся, но очень мило… Вот вчера, например, я упрекнула его за то, что он вас плохо принял… Он такой дикарь!.. А когда он был ребенком…

— Вы жили в то время в Дании?..

— Да, в большом замке на берегу Балтики. Замок был весь белый, а вокруг унылая местность — даже трава и деревья имели сероватый оттенок… Вы бывали в нашей стране?.. Природа там довольно мрачная!.. Но есть и красивые места…

В ее глазах появилось что-то, похожее на ностальгию. Приятные воспоминания нахлынули на Эльзу, и она потянулась всем телом.

— Мы были богаты… Но родители, как и большинство протестантов, воспитывали нас очень строго… Я равнодушна к религии… А Карл еще верит… Чуть меньше отца, который потерял все свое состояние из-за чрезмерной совестливости… Мы с Карлом уехали из Дании…

— Три года назад?

— Да… Представьте себе, брата ожидал пост высокого сановника при королевском дворе… А теперь он вынужден зарабатывать себе на жизнь, рисуя эти отвратительные ткани… В Париже в отелях второго и далее третьего разряда, где нам пришлось жить, он чувствовал себя ужасно несчастным… А там, в Дании, у него был тот же наставник, что и у наследного принца… Но Карл предпочел похоронить себя здесь…