Служанка поспешно удалилась.

– Я стану твоим мужем, девушка, – громко объявил мальчик. Розамунде он показался слишком маленьким для пятилетнего ребенка. Он и в самом деле походил на мать: светлые волосы, голубые глаза и бычий лоб. В нем не было ничего от Болтонов, кроме упрямо торчащего подбородка, весьма сильно напомнившего о дяде Генри.

– Меня зовут Розамунда. Я твоя кузина, и у меня уже есть муж, – напомнила она.

– Муж, который умирает, – нагло заявил мальчишка. – И ты, и Фрайарсгейт скоро перейдут ко мне!

Он стоял, расставив ноги и злобно пялясь на нее.

– Он дурно воспитан, дядя, – заметила Розамунда, игнорируя Генри-младшего. – Неужели ты не порешь его? Впрочем, это и так ясно.

Она уселась у камина, жестом приглашая дядю сделать то же самое.

Застигнутый врасплох холодным обращением, Генри Болтон тяжело плюхнулся на стул.

– Парень просто чересчур боек, вот и все, – оправдывал он сына. – Когда-нибудь вырастет хорошим человеком. Вот увидишь.

– Возможно, и увижу. Ну а теперь, дядя, расскажи, что привело тебя во Фрайарсгейт? Прошло много лет с тех пор, как мы виделись в последний раз.

– Неужели я не могу навестить свою племянницу после долгой разлуки и привезти юного Генри, чтобы он познакомился с будущей женой? – обиженно запротестовал Болтон.

– Ты ничего не делаешь без причины, дядя. Это я усвоила едва ли не с детства. Ты не был здесь бог знает сколько времени, считая, что Хью присмотрит за всеми делами и позаботится о поместье. Теперь же, узнав о болезни моего мужа, сразу примчался, захватив с собой избалованное отродье, дабы увидеть своими глазами, что творится в этом доме, – резко парировала она.

– Думаю, это тебе необходима хорошая трепка, Розамунда! – прорычал Генри. – Как ты смеешь говорить со мной подобным тоном?! Я твой опекун.

– Ты отказался от своих прав, когда выдал меня замуж, – отрезала она.

– А когда твой муж умрет, ты снова станешь моей подопечной, – пригрозил Генри, – так что лучше тебе прикусить язычок, пока не поздно. Я привез с собой брачный контракт, и ты его подпишешь. Когда придет время, на нем поставят дату, но твоя подпись появится сегодня. Не позволю, чтобы кто-то украл тебя и Фрайарсгейт у меня из-под носа после того, как я был так терпелив!

– Я ничего не стану подписывать без разрешения мужа, – отказалась Розамунда. – Если попытаешься принудить меня, я пожалуюсь церкви. Вряд ли святые отцы одобрят твое самоуправство, дядюшка. Я больше не тот перепуганный покорный ребенок, которого можно сломить угрозами. А, вот и вино. Выпей, дядюшка. Ты выглядишь положительно взволнованным и побагровел, как вареная свекла.

Она поднесла свой кубок к губам и деликатно пригубила.

На какой-то момент глаза Генри Болтона застлало красной пеленой, но, последовав совету племянницы, он залпом выпил вино, пытаясь успокоиться и не обращать внимания на стук крови в ушах. Девушка, сидевшая перед ним с таким уверенным видом, была более чем просто смазлива. И разве старая графиня Ричмонд родила короля Генриха VII не в тринадцать лет? Его племянница больше не дитя. Она уже почти женщина, к тому же обладающая волей и сильным характером. Как, черт возьми, все это произошло за каких-то шесть лет?

Сердце Генри неожиданно стиснула безжалостная лапа. Но он попытался взять себя в руки. Янтарноглазая сучка спокойно взирала на него.

– С тобой все в порядке, дядя? – сочувственно спросила она.

– Я хочу видеть Хью, – потребовал он.

– Разумеется, но тебе придется подождать, пока он проснется. Хотя его ум по-прежнему ясен, сил осталось мало. Он почти все время спит. Я немедленно сообщу о твоем прибытии, как только он откроет глаза.

Розамунда поднялась, расправляя юбки.

– Грейтесь пока у огня, а я велю принести еще вина. Сейчас мне придется вас оставить.

– Куда ты идешь? – прохрипел Болтон.

– У меня много работы, дядя.

– Какой еще работы? – взорвался он.

– Настала весна, а весной всегда дел немало. Я должна подвести счета за месяц, распорядиться о вспашке, проверить, сколько семян понадобится для посева. Да и ягнят родилось больше, чем ожидалось. Нужно расчистить новый луг, засеяв травой, чтобы хватило для всех овец. Я не какая-нибудь изнеженная леди, у которой только и занятий, что сидеть у огня и развлекать гостей.

– Но к чему тебе все это? – прошипел Генри.

– Я хозяйка Фрайарсгейта, дядюшка. Не мог же ты ожидать, что я всю жизнь просижу за вышиванием, ткацким станком да буду с утра до вечера варить мыло и солить мясо!

– Но все это занятия, подобающие женщинам, черт побери! – не выдержал Болтон. – Именно им и надо посвятить свое время! Тебе следовало оставить мужчинам управление поместьем!

Его лицо снова налилось синевато-фиолетовой краской.

– Вздор! – как ни в чем не бывало возразила Розамунда. – Но, чтобы успокоить тебя, дядя, могу поклясться, что умею делать все вышеперечисленное. Однако Фрайарсгейт принадлежит мне, и мой долг, как владелицы поместья, – заботиться о благополучии моих людей. Ненавижу леность и праздность.

– Я хочу поговорить с Хью! – почти завопил Генри.

– Обязательно, дядюшка, в свое время, – преспокойно ответила Розамунда, не повышая голоса, перед тем как покинуть зал. Позади раздавались протестующие крики Болтона и капризный визг его сыночка:

– Она противная, отец, противная! Я хочу другую жену!

– Заткни свой рот! – бешено заорал Генри на своего наследника.

Розамунда, ехидно усмехаясь, поспешила к мужу, который и в самом деле отдыхал в своей спальне. Заметив проходившую мимо служанку, она приказала:

– Найди Эдмунда Болтона и пошли его в покои хозяина. Пусть не показывается в зале, где сидит мой дядя.

Женщина понимающе кивнула и помчалась выполнять поручение.

Войдя в комнату, Розамунда застала Хью сидящим в кровати. Он сильно похудел и осунулся, но яркие голубые глаза по-прежнему оставались проницательными и полными интереса ко всему окружающему.

– Я слышал, у нас гость, – сказал он с легкой улыбкой.

Розамунда рассмеялась.

– Клянусь, милорд, вы узнаёте все куда раньше меня, – заметила она, садясь на мужнину кровать. – По-моему, Хью, среди наших людей есть доносчик. Я велела Эдмунду найти его. Только у нас не один гость, а два. Дядя привел ко мне очередного мужа.

– И тебе он понравился, Розамунда? – поддразнил Хью с лукавой улыбкой, изогнувшей его тонкие губы.

– Спесивое, тупоголовое, избалованное отродье, судя по всему, что я видела. Пыжится, как дворовый петушок, при всем том, что ненамного его перерос.

Хью рассмеялся, но тут же закашлялся, отстраняя поднесенную Розамундой чашку:

– Нет, девочка, ни к чему это.

– Хочешь сказать, что тебе это не нравится, – мягко упрекнула она, – но травяной настой и в самом деле унимает твой кашель, Хью.

– И на вкус хуже болотной воды, – добродушно проворчал он, но все же выпил несколько глотков снадобья, чтобы угодить жене.

– Дядя хотел видеть тебя. Ты сможешь его вынести? Я и близко не подпущу его, если ты не захочешь, – серьезно заявила она. – Я не желаю терять тебя, мой дорогой старичок.

Хью улыбнулся и погладил Розамунду по руке.

– Рано или поздно это случится, дорогая. И боюсь, что довольно скоро. Нет, не качай головой, Розамунда. Я учил тебя быть более практичной и не позволять эмоциям затмевать разум.

– Хью! – тихо упрекнула она.

– Розамунда, я умираю, но не страшись моего ухода. Я сделал все, чтобы уберечь тебя от Генри Болтона.

Он откинулся на подушки и закрыл глаза.

– Что именно? – допытывалась она. – Что ты предпринял, мой дорогой Хью? Не думаешь ли ты, что я должна знать, какая судьба меня ожидает?

Интересно, что он придумал? Недаром они с Эдмундом всю зиму о чем-то таинственно перешептывались.

– Лучше тебе не ведать этого, пока не придет час, – посоветовал Хью. – Таким образом твой дядя не сможет обвинить тебя в сговоре со мной, направленном на то, чтобы обманом лишить его Фрайарсгейта.