За кулисами Карнеги-Холл промозглым мартовским вечером кружили коварные сквозняки, от них, бывало, спешили укрыться в своих гримерных обливающиеся потом Падеревский, Хейфец и Шаляпин, а служанки Мелбы или Сембрич предусмотрительно ждали своих примадонн у самого выхода со сцены, чтобы сразу набросить на их влажные от пота, обнаженные плечи собольи пелерины. Разумеется, такое можно было видеть в антракты или после выступления, но сейчас было всего лишь четверть девятого и на огромной пустой сцене еще не произошло ничего, что заставило бы крепкого мужчину взмокнуть от напряжения. Тот же, кто думает, что скрипачу-виртуозу не нужна сила, пусть попробует сыграть «Трель дьявола»[1], и он тут же поймет, что без стальных мускулов этого никогда не сделать!

Надо признать, однако, что Ян Тьюсар, которому через четверть часа со скрипкой и смычком в руках предстояло выйти на сцену и доказать, что он по праву стоит на том месте, где когда-то стояли Исайя и Крейслер, совсем не выглядел силачом. Он только что открыл дверь своей гримерной и остановился на пороге, держась одной рукой за притолоку, а другой – сжимая деку скрипки. Несмотря на свои шесть футов роста, он напоминал испуганного мальчишку: застывшее лицо, округлившиеся глаза, крепко прикушенная нижняя губа. Взоры дюжины или больше людей устремились к нему. Лишь пожарник с невозмутимым видом стоял у дальней стены, твердо зная, что любой артист в эти ужасные полчаса перед выступлением непредсказуем, как скаковая лошадь перед барьером, и с этим ничего не поделаешь.

Остальные кинулись было к скрипачу, но, словно налетели на невидимую преграду, тут же отпрянули, кроме немолодой женщины, которая длинными костлявыми пальцами придерживала у горла соболью накидку.

Один из мужчин загородил ей дорогу, и она, недовольно взглянув на широкую спину, вклинившуюся между ней и испуганным мальчиком, пожала плечами и отступила.

Ян Тьюсар молча перевел широко открытые глаза на мужчину.

Тот положил белую руку с короткими и толстыми пальцами на плечо скрипача.

– Вернись в гримерную и посиди там, – решительно сказал он.

Голос его прозвучал громко и резко, несмотря на явное желание проявить сочувствие и поддержку. Он был одного роста с Тьюсаром, только гораздо плотнее и раза в два старше – ему было лет за пятьдесят; хорошо упитанный и холеный господин в элегантном вечернем костюме прекрасно смотрелся в любой обстановке. Его рука легко, но твердо лежала на плече молодого человека.

– Так нельзя, Ян. Посиди и успокойся, тебя позовут.

– Руки замерзли, – пожаловался Ян. В его голосе слышался плохо скрываемый ужас. – Никак не согрею.

Пальцы совсем онемели. Который час?

– Четверть девятого. Ты должен…

– Где миссис Помфрет?

– Ушла домой. Вместе с Генри. Тебе не следует…

– Оставь! Я в полном порядке. Просто я хотел, чтобы она… кто это там стоит с Диего?

– Диего Зориллой? – Мужчина повернул голову. – Не знаю.

– Он так и буравит меня глазами. Что у него там в кармане? – Тьюсар говорил раздраженным и обиженным тоном. – Пришел на концерт с набитым карманом!

Диего! Подойди-ка сюда!

Приземистый, постарше Тьюсара, смуглый, с черными волосами и глазами, Диего подскочил к нему.

– Привет, Ян! – весело воскликнул он. – Пусть сам Орфей водит сегодня твоим смычком!

– Спасибо, Диего. Кто это с тобой? Я хочу с ним познакомиться.

– Это мой приятель… мы не думали…

– Я хочу с ним познакомиться!

– Конечно, пожалуйста.

Диего поманил пальцем своего спутника, тот поспешно подошел. Среднего роста и комплекции, немного старше тридцати лет, он ничем особенным не отличался, но такое впечатление сохранялось до тех пор, пока вы не чувствовали на себе быстрый и острый взгляд его карих глаз или не замечали непринужденной силы в его движениях.

Он еще не поравнялся с Диего Зориллой, как Тьюсар требовательно спросил:

– Чего вы на меня пялитесь? Что у вас в кармане?

– Это мой друг, – резко сказал Диего, – понятно, что ты сейчас не в себе, но ты не ребенок. Моего друга зовут Текумсе Фокс. Мистер Ян Тьюсар.

Он представил элегантного господина:

– Мистер Адольф Кох. – И голос его снова стал резким.

– Ты помнишь, я говорил тебе о мистере Фоксе, это он по моей просьбе помог купить…

– Прошу тебя! – быстро и решительно прервал его Фокс.

– О, – слегка нахмурившись, обескураженно протянул Тьюсар, глядя на свою скрипку так, будто совершенно про нее забыл. – Это… вы помогли… – И тут же его лицо и голос преобразились. Он стал смущенно извиняться: – Простите меня, пожалуйста, извините…

– Пустяки! – отмахнулся Фокс, с улыбкой глядя на него. – Диего не должен был говорить об этом и уж тем более тащить меня сюда. Я совсем не умею вести себя в обществе. У меня дурная привычка – разглядывать людей. Извините. А это… – он похлопал по боковому карману пиджака, – блок сигарет. Еще одна дурная привычка…

– Блок? – прыснул молодой человек. – Целый блок? – Он засмеялся, хотя больше это походило на взвизг, нервный и очень высокий. – Вы слышали, Кох? У него в кармане целый блок сигарет. Ужасно смешно! Это еще смешнее, чем когда вы… – Его пронзительный смех с нарастающей силой зазвенел в воздухе.

Среди присутствующих поднялся ропот, раздались возмущенные восклицания. Господин с мрачным, даже зловещим видом, стоявший шагах в десяти поодаль, подбежал, схватил Адольфа Коха за локоть и что-то зашептал ему на ухо. Подошли и другие, женщина в меховой накидке, устремившись вперед, оттолкнула Текумсе Фокса. Тот ретировался на прежнее место около входа на сцену, продолжая наблюдать за происходящим. Через минуту к нему присоединился его друг Зорилла, хмуро качая головой и что-то бормоча себе под нос.

– Скажи, это обычная прелюдия к скрипичному концерту? – сказал Фокс в самое ухо Зорилле, чтобы тот услышал его в гуле полуистеричных голосов.

– Совсем не обычная, – хрипло прорычал его собеседник, – я знаю: я испытал такое однажды… – Он поднял левую руку. На месте среднего и безымянного пальцев торчали жалкие культи. – До того, как случилось то…

– Да, но…

– Ничего, через два часа Ян либо взлетит на вершину славы, либо скатится в пропасть и, возможно, больше никогда из нее не выберется.

– Понимаю, однако кто же, черт возьми, все остальные? Почему никто не… что за господин… вцепился в эту жердь в меховой накидке?

– Это Феликс Бек, учитель и репетитор Яна.

– А кто та хорошенькая девочка, вся сжалась, будто ее до смерти испугали?

– Дора Моубрей, аккомпаниатор Яна. Естественно, она испугана. Ее отец был менеджером – и моим, и Яна… Ты слышал о нем – Лоутон Моубрей, он выбросился из окна своего офиса несколько месяцев назад и разбился насмерть. Высокий парень, расталкивающий других, – Перри Данхэм, сын миссис Помфрет, Ирэн Данхэм Помфрет, – ты ее знаешь. Перри – ее сын от первого мужа.

– А она где?

Диего пожал плечами:

– Понятия не имею. Наверное, уже сидит в своей ложе. Думаю, она должна быть здесь.

– А кто, скажи мне ради бога, выходит из гримерной? Они там тоже были! Кто это?

– Женщину ты знаешь.

– Нет, не знаю.

– Посмотри внимательней. Ты же ходишь в кино.

– Не часто. Она актриса?

– Конечно. Это Хиби Хит. Но парня, который с ней, я не знаю. Смотри, как она вцепилась в Яна и как Кох на нее уставился.

– Не хочу. – В голосе Фокса звучало отвращение. – Нужно быть деревянной колодой, чтобы на такое смотреть. Пошли в зал.

Диего кивнул:

– Пора. До начала несколько минут. – Его черные глаза были устремлены куда-то за Яна Тьюсара, все еще стоявшего на пороге гримерной. Вокруг суетились и галдели люди. – Ужасно – так долго дожидаться выхода на сцену, пальцы горячие, струны влажные, хотя когда холодные и сухие, это еще хуже. Пошли отсюда, Фокс.