— И эта твоя демонстрация — просто от доброты сердца. — Я голосом показала, как мало я в это верю.

— Он пытался тебе сказать, рыбонька, но ты не понимала.

— Не совсем уверена, что понимаю сейчас.

— Но ведь мое маленькое представление тебе помогло?

Хотела я сказать, что нет, но это была бы ложь, а вампиры обычно ложь чуют, так чего стараться?

— Неприятно это признавать, но ты прав, помогло. Больше так не делай, но ты сумел донести свою мысль.

— Правда? — спросил он, сползая по дивану и еще больше переплетаясь с Натэниелом.

Если тому и неловко было находиться с таком тесном переплетении с голым мужчиной, он этого не проявлял. Уточняю: голым мужчиной, который не из наших любимых. Неужто всего лишь рывок за волосы заставил его так полюбить Байрона? Так сильно ему было это нужно? Или я так сильно пренебрегала его потребностью?

Байрон ничего такого не делал, чего бы не хотела делать я. Ничего не сделал плохого. И что плохого, если Натэниел будет связан во время секса, который у нас и так бы был, без связывания? Что тут такого ужасного?

Я смотрела на двоих льнущих друг к другу мужчин, видела мирное довольство на лице Натэниела, и поняла, что была очень самоуверенной. Я полагала, что если придет конец нашим отношениям, то разорву их я. То есть это я его брошу за излишек требовательности, или излишек… чего-нибудь. Сейчас до меня вдруг дошло, что это он может меня бросить — просто за то, что я недостаточно внимательна к его нуждам, и от этой мысли несколько сжалось сердце. Я же его люблю, люблю по-настоящему. Не могу себе представить свою жизнь без него. Так, тогда на что я готова, чтобы его сохранить? Насколько далеко согласна пойти и нужна ли мне в этом помощь? Однажды у нас с Байроном уже был секс. Я питала от него ardeur. Может ли Байрон меня научить, как быть для Натэниела госпожой? Может, да, а может, и нет. Но его демонстрация одно доказала: мне нужен кто-то, кто мне покажет, как устроен Натэниел. Мне бы и в голову не пришло, что простой рывок за волосы с некоторой приложенной силой вызовет у него такую восхитительную реакцию.

— Как-то ты слишком глубоко задумалась, возлюбленная.

— О твоем маленьком шоу задумалась. Ведь ты же именно этого хотел?

— Я хотел тебя завести, но не вижу в твоих глазах, чтобы это случилось.

Настала его очередь хмуриться.

— Ее не так-то просто увлечь, — сказал Реквием.

— Она любит, когда двое мужчин сразу.

— Не любые двое мужчин, — возразил Реквием. — Точно так же, как и одиночный мужчина ей не каждый подойдет.

— Ребята, вы про меня говорите так, будто меня здесь нет. Мне это чертовски не нравится, чтобы вы знали.

— Прости, рыбонька. Я просто надеялся, что это зрелище — мы с Натэниелом — как-то на тебя подействует.

— Подействовало. Оно меня озадачило.

Байрон засмеялся, и от этого лицо его стало моложе, мелькнуло тенью на нем, каким он мог быть в пятнадцать лет, когда его нашел вампир и сделал так, что шестнадцать ему уже никогда не будет.

— Озадачить — такой цели я перед собой не ставил.

Я пожала плечами:

— Ну, извини.

Он покачал головой:

— Ну, да. Я не действую на тебя в эту сторону.

— Как и я на тебя.

Он снова засмеялся:

— А секс был прекрасный.

— Но тебе бы больше понравилось, если бы это был Жан-Клод.

Что-то мелькнуло в его глазах, он даже посмотрел вниз, пряча их подчеркнуто жеманным жестом. Когда он снова поднял на меня взгляд, сам он прятался за улыбающейся пустотой.

— Жан-Клод любит тебя, рыбонька, что и объяснил мне с излишней ясностью.

Я собралась было спросить, что он имеет в виду, но тут открылась дверь и вошел вампир, чье имя только что было названо. Одежда его только выглядела темной в клубе — обычная для него черная. И она была черной, но обычной не была.

На нем был фрак, настоящий фрак с фалдами. Впрочем, если они из кожи, это все равно фрак? Ремни, похожие на шелковые подтяжки, змеились по голой коже его груди, и я смотрела на эту кожу, как мужчины смотрят на женскую грудь. Это на меня не похоже. В смысле, грудь у него прекрасна, но остановиться здесь и не поднять взгляда к лицу — это неправильно. Потому что, как бы ни была она красива, лицо у него все равно лучше. И я подняла голову, поглядела в лицо.

Черные кудри спадали ниже плеч, на шее бархотка с камеей, которую я ему подарила. До зовущего к поцелуям рта линия щеки была как крыло ласточки, вся — изящество, вся… Крыло ласточки? Что это еще за чертовщина? Никогда ничью линию подбородка так не описывала.

— Ma petite, все ли с тобой хорошо?

— Нет, — ответила я тихо. — Кажется, не все.

Он придвинулся ближе, мне пришлось задрать голову, чтобы встретить взгляд этой полночной синевы глаз. Как сегодня в кино, когда я увидела Натэниела — я была слишком заворожена, слишком увлечена им. Мне пришлось буквально закрыть глаза, чтобы меня его вид не отвлекал от слов, которые я хотела сказать:

— Мне кажется, кто-то на меня воздействует.

— Что ты имеешь в виду, ma petite?

— Ты хочешь сказать, это как сегодня в кино, — подсказал Натэниел. Откуда-то уже ближе, чем с дивана — подошел, наверное.

Я кивнула, все еще не открывая глаз.

Голос Жан-Клода прозвучал прямо передо мной:

— Так что сегодня было в кинотеатре?

Натэниел объяснил.

— Ей пришлось достать крест, и только тогда стало лучше, — закончил он.

— Но сейчас крест на мне, — возразила я.

— Он под блузкой. А тогда он был совсем на виду, — напомнил Натэниел.

— Это не должно иметь значения, если только этот вампир сейчас не с нами в одной комнате.

— Попробуй достать крест, — предложил Жан-Клод.

Я чуть приоткрыла глаза, посмотрела на него. Он все еще был умопомрачительно красив, но я уже могла думать.

— Это не должно было бы иметь значения, — сказала я. И посмотрела ему в лицо, в эти чудесные глаза. Всего лишь глаза — красивые, захватывающие — но не в буквальном смысле. — Опять прошло.

— А что тут происходит, рыбоньки? — спросил Байрон.

Он подошел к нам, глядя то на меня, то на Жан-Клода.

— Лизандро, оставь нас, — сказал Жан-Клод.

Лизандро, кажется, собрался возразить, но передумал. Он только спросил:

— Мне остаться за дверью или вернуться в клуб?

— За дверью, я думаю, — ответил Жан-Клод.

— А разве не стоит ориентировать наших охранников? — спросила я.

— Это дело не касается родере.

— Пока тебя не было, Лизандро выдвинул тезис, что если мы подвергаем их опасности, они имеют право знать причину.

Жан-Клод посмотрел на Лизандро — не самым дружелюбным взглядом.

— Действительно?

Лизандро ответил таким же твердым взглядом.

— Я говорил о выборе Анитой следующего подвластного зверя, но ничего о твоих приказах, Жан-Клод.

— Все, что касается ma petite, касается меня.

В его голос послышался намек на мурлычущее рычание.

Лизандро чуть переступил с ноги на ногу, выдохнул так, что это было заметно.

— Не хочу быть бестактным, но разве не хочешь ты, чтобы следующим она выбрала более сильного зверя? Такого, который укрепил бы твою власть.

Жан-Клод смотрел на него в упор, и Лизандро старался одновременно смотреть на вампира и не смотреть. У меня годы ушли на овладение этим фокусом, но хорошо, что сейчас он мне уже не нужен, потому что я набрала достаточно силы. Очень трудно держаться круто, когда не можешь смотреть противнику в глаза.

— Моя сила как-то касается крыс? — спросил Жан-Клод.

— Да.

— Чем?

Очень недружелюбно прозвучало это простое слово.

— Твоя сила обеспечивает нашу безопасность. Крысолюды помнят, как жилось в Сент-Луисе, когда мастером города была Николаос. — Лизандро помрачнел и покачал головой. — Она не защищала никого и ничего, кроме вампиров. Ты же, Жан-Клод, заботишься о всем противоестественном населении города.

— Я думал, ты поймешь, что о таких вещах думает ma petite.