Два года назад, после жестких споров, фирма, как полагала мисс Уолш, была прибрана к рукам или выкуплена одним из партнеров – могло такое случиться? Она, конечно, не уверена… Фирма устремилась вперед, как локомотив, когда отпущены тормоза; были заказаны новые суда, заключены новые контракты, согласованы расписания по Северной Атлантике. Доходы компании при новом руководстве в первый год заметно возросли, что и побудило мисс Уолш – как и сотни других – вложить в нее свои деньги.
И тут «Англо-Балт» постиг первый, казалось бы, случайный удар, который, однако, в самое короткое время привел компанию к ликвидации. Обо всем этом мисс Уолш знала в деталях, и Салли была вновь поражена тем, как старая леди владеет фактами и собой, хотя явно находилась сейчас на грани нищеты, тогда как еще недавно надеялась, уйдя на покой, прожить оставшиеся годы со скромным комфортом.
Когда рассказ подходил к концу, мисс Уолш упомянула имя Акселя Беллмана, и Салли вскинула голову.
– Беллман? – переспросила она. – Спичечные фабрики?
– Я не знаю, чем он занимается еще, – сказала мисс Уолш, – Он не особенно связан с компанией; мне просто случилось увидеть его имя в газетной статье. По-моему, ему принадлежал груз на борту «Ингрид Линде», когда она затонула… А почему вы спрашиваете? Вы что-то о нем знаете? Кто он такой?
– Самый богатый человек в Европе, – ответила Салли.
Мисс Уолш помолчала.
– Спички «Люцифер», – наконец вспомнила она, – С фосфором.
– Вы правы. Кажется, он составил состояние именно на торговле спичками… Хотя вокруг этого был какой-то скандал, сейчас я припоминаю; год назад, когда он впервые появился в Лондоне, ходили разные слухи. Шведское правительство закрыло его фабрики из-за опасных условий труда…
– У девушек обнаружился некроз челюстей, – сказала мисс Уолш, – Я читала о них. Бедняжки. Существуют страшные способы делать деньги. Выходит, и мои деньги пошли на это?
– Насколько мне известно, мистер Беллман какое-то время уже не занимается спичечным бизнесом. И в конце концов, о его связях с Англо-Балтийской компанией мы ничего не знаем. Ну что ж, мисс Уолш, я вам очень благодарна. И не моту передать, как огорчена. Я намерена получить эти деньги назад…
– Сейчас не надо так говорить, – сказала мисс Уолш тем тоном, каким, вероятно, давала отповедь легкомысленным девицам, воображавшим, будто можно сдать экзамены, не потрудившись как следует, – Обещания мне не нужны, мне нужно знать.
Весьма сомневаюсь, что я когда-либо увижу мои деньги, но меня интересует, куда они делись, и я прошу вас выяснить это для меня.
Голос ее был так суров, что девочки, должно быть, дрожали от страха. Но не такова была Салли (потому-то мисс Уолш и обратилась в первую очередь к ней), она горячо возразила:
– Когда человек приходит ко мне и просит посоветовать, как ему распорядиться его деньгами, я не могу допустить, чтобы из-за меня он потерял их. И я не желаю, чтобы меня щадили, если такое все же случится. Для меня это удар, мисс Уолш, такой же, как для вас. Это ваши деньги, но это и мое имя, моя репутация, мой образ жизни… Я намерена покопаться в делах «Англо-Балта» и понять, что же все-таки там случилось… И если это в человеческих силах, я разыщу ваши деньги и верну их вам. И я очень сомневаюсь, что вы откажетесь принять их.
В молчании старой леди была благодарность, но глаза метали молнии; однако Салли оставалась твердой и пристально смотрела ей в лицо. Через секунду-другую взгляд мисс Уолш потеплел, и она, сцепив пальцы, проговорила:
– Ну что же, это тоже неплохо.
Обе улыбнулись.
Напряженная атмосфера, возникшая было в комнате, улетучилась, и Салли встала, чтобы убрать свои записи.
– Надеюсь, вы не откажетесь от чашечки кофе? – спросила она, – Способ приготовления довольно примитивный, на открытом огне, но получается вкусно.
– Я очень люблю такой кофе. Когда мы были студентами, то всегда готовили его именно так. Могу я помочь вам?
Не прошло и пяти минут, как они беседовали, словно старые друзья. Собаку разбудили, чтобы она освободила подход к очагу, кофе был приготовлен и разлит по чашкам, и обе, Салли и мисс Уолш, испытывали чувство товарищества, какое ведомо лишь тем женщинам, которые вынуждены были бороться за право получить образование. Мисс Уолш преподавала в университетском колледже Северного Лондона, но степени бакалавра так и не получила; не получила ее и Салли, по той же причине, хотя она училась в Кембридже и хорошо сдала все экзамены. Университет позволил женщинам учиться, вот только степени им не присуждал.
Впрочем, Салли и мисс Уолш сошлись на том, что и этому придет время… хотя трудно сказать когда.
Мисс Уолш встала, собираясь уйти; Салли приметила все: ее аккуратно заштопанные перчатки, потертые борты пальто и начищенные до блеска старенькие туфли, давно уже нуждавшиеся в новых подметках. Мисс Уолш потеряла больше, чем деньги, – она потеряла шанс жить в скромном достатке, не тревожась о том, что доживать свой век придется, полагаясь на чью-то помощь. Салли смотрела на нее, видела, как твердо и прямо, с каким достоинством держится старая леди, несмотря на возраст и тревогу, и вдруг обнаружила, что и сама как-то подтянулась и выпрямилась.
Они обменялись рукопожатием, и мисс Уолш повернулась к собаке, которая приподнялась и села, выжидательно глядя на вставшую Салли.
– Какой необыкновенный зверь, – сказала мисс Уолш, – Кажется, вы называете его Чака?
– Чака – это имя одного зулусского генерала, – пояснила Салли, – Мне показалось, оно подходит. Я получила Чаку в подарок… верно, мой мальчик? Думаю, он родился в цирке.
Она ласково почесала уши громадного пса; он повернул голову и лизнул ей руку, буквально обернув ее своим языком; в его глазах было обожание.
Мисс Уолш улыбнулась.
– Я перешлю вам все документы, какие мне удалось собрать, – сказала она, – От души благодарна вам, мисс Локхарт.
– Я ничего еще не сделала, кроме того, что потеряла ваши деньги, – сказала Салли, – И как знать, может оказаться, что случилось только то, что случилось, – обычное банкротство, такое ведь тоже бывает. Но я постараюсь в этом разобраться.
Прошлое Салли было необычно даже для человека, жившего столь необычной жизнью, как она. Она никогда не знала своей матери, а отец (человек военный) учил ее в основном разбираться в огнестрельном оружии и в финансовом деле и совсем чуть-чуть уделял внимание всему остальному. Когда ей было шестнадцать лет, его убили, и она запуталась в паутине опасностей и тайн. Ее спасло только умение обращаться с оружием, а также случайная встреча с молодым фотографом по имени Фредерик Гарланд.
Вместе со своей сестрой Фредерик управлял фотомастерской их дяди, но, талантливо работая с камерой, он был совершенно не способен заниматься финансовой стороной дела. Их дело было на грани полного краха, когда появилась Салли – одинокая юная девушка, над которой нависла смертельная опасность. В благодарность за их помощь она взяла управление делами мастерской на себя, и ее навыки и умение вести бухгалтерские книги, должным образом проверять счета спасли фирму от банкротства.
Дело процветало. Теперь у них работало полдюжины помощников, и Фредерик мог заняться тем, что интересовало его более всего, – частным сыском. В этом ему помогал Джим Тейлор, старый приятель Салли, ранее служивший мальчиком на побегушках в фирме ее отца; Джим обожал популярные романы определенного сорта, какие печатались в дешевом журнальчике «Негодяйка Пенни», и слыл в Сити редкостным сквернословом. Он был на два-три года моложе Салли. Во время первого их «дела» он и Фредерик схватились с самым опасным головорезом в Лондоне и убили его. В этой схватке оба они чудом остались живы, но оба знали с тех пор, что могут положиться друг на друга даже под угрозой смерти.
Трое молодых людей – Салли, Фред и Джим – во всем были на равных. Фредерику хотелось бы большего. Чего он, впрочем, и не скрывал: он любил Салли, любил всегда, он хотел жениться на ней.
