Лорен тоже расцвела. Она уже набрала почти семь килограммов и опасалась, что получит за это нагоняй от своего врача. Двигалась она теперь медленнее и быстро уставала, поэтому в ресторане она время от времени заходила на кухню, чтобы перевести дух. Да и ловкости у нее поубавилось, ей было не так-то просто с большим животом сновать между столиками.

Однако было кое-что похуже: у нее болели ноги. А еще ее мучило учащенное мочеиспускание, она бегала в туалет чаще, чем налившийся пивом пьяница. Кроме того, ее донимала изжога, ей стало казаться, что еще немного — и у нее в желудке появится дырка. Ко всему этому добавлялась еще и мерзкая отрыжка.

Наконец она отважилась задать себе вопрос «что дальше?». До этого она жила от смены к смене в ресторане и от свидания к свиданию с Дэвидом. Но сейчас — в который уже раз — он задал ей тот самый вопрос, и она поняла, что пришло время расставить точки над «i».

— Ну? — спросил Дэвид, обнимая ее. — Ты решила?

Они сидели, взявшись за руки, на диване.

— Не знаю, — тихо ответила Лорен.

В их разговорах эти два слова, отравлявшие радость свиданий, стали звучать слишком часто.

— На прошлой неделе мама опять говорила с адвокатом. У него есть несколько пар, которые очень хотят взять ребенка.

— Не просто ребенка, Дэвид, а нашего ребенка.

— Знаю, Лорен, — мрачно произнес он. — Поверь мне, знаю.

— А ты сможешь? — спросила она, пристально глядя ему в лицо. — Ну, то есть ты сможешь оставить своего ребенка у чужих людей, оставить навсегда?

Дэвид выпустил ее руки, встал и отошел в сторону.

— Не понимаю, Лорен, что ты хочешь от меня. — Его голос дрогнул, и она поняла, что он сейчас расплачется.

Она подошла к нему, встала за его спиной и обняла. Прижаться к нему всем телом она уже не могла — мешал живот. И вдруг ребенок зашевелился.

— Какие из нас родители? — не оборачиваясь, продолжал Дэвид. — Если мы откажемся от учебы, как мы будем жить?

На этот вопрос ответ у нее был.

— Ты поступаешь в Стэнфорд. Что бы ни случилось!

— Чтобы тут же его бросить, — пробурчал Дэвид.

Лорен хотелось сказать ему, что все получится, что любовь поможет им пройти через все испытания, но почему-то нужные слова не находились, а активное движение у нее в животе напоминало, что у нее с Дэвидом теперь все будет иначе. Лорен отчетливо понимала, что потеряет любимого, если оставит ребенка. «Сложный выбор», — как-то сказала Энджи. Почему же она раньше об этом не подумала?

Лорен не успела заговорить — в дверь позвонили. Она пошла открывать.

На крыльце стоял Эрни, почтальон. Он передал Лорен несколько маленьких посылок и пачку писем.

— Это вам.

— Спасибо. — Положив посылки на столик у двери, Лорен стала просматривать письма. Одно было адресовано ей. — Из Университета Южной Калифорнии, — сообщила она, чувствуя, как от волнения ее сердце учащенно забилось, будто пойманная бабочка. В безумной суете последних месяцев она едва не забыла о том, что рассылала заявления.

К ней подошел Дэвид. Видно было, что он волнуется не меньше, чем она.

— Тебя наверняка приняли, — сказал он, и Лорен, благодарная ему за эту уверенность, бросила на него быстрый ласковый взгляд.

Она распечатала письмо и прочитала то, о чем так мечтала.

— Меня приняли, — прошептала она. — Я даже не думала…

Дэвид сгреб ее в объятия и приподнял.

— Помнишь наше первое свидание? После матча с Абердином? Мы сидели на пляже у огромного костра. Все вокруг тусовались, трепались, танцевали и пили, а мы разговаривали. Ты призналась, что мечтаешь однажды получить Пулитцеровскую премию, и я поверил тебе. Ты единственная не понимаешь, какая ты способная.

Пулитцеровская премия. Лорен непроизвольно прижала руку к животу. «Не лишай себя шанса в этой жизни, — сказала ей мать. — Не повторяй мою ошибку».

— Что мне делать? — ошеломленно произнесла Лорен.

— Поступать, — уверенно сказал Дэвид.

Совет был правильным, и Лорен это знала. Во всяком случае, понимала умом, а вот сердцем — нет. Как она сможет растить и воспитывать ребенка, не имея образования, не имея перспектив? Она постоянно думала о своей матери, которая днем стригла клиентов, по вечерам пила, а в промежутках искала любовь. Она вздохнула. Реальность, острая как гвозди, пробивала ее оборону. Ей так хотелось учиться в университете. Это был шанс прожить другую жизнь, не такую, какая была у ее матери.

Лорен медленно подняла глаза на Дэвида:

— Адвокат, говоришь, нашел хороших людей, готовых усыновить ребенка?

— Очень хороших.

— А мы можем увидеться с ними? Мы можем сами выбрать семейную пару?

Радость буквально преобразила лицо Дэвида, он снова превратился в того самого мальчишку, в которого она когда-то влюбилась. Он стиснул ее в объятиях так, что она едва не задохнулась, и крепко-крепко поцеловал.

— Лорен, я тебя обожаю, — произнес он, отстраняясь.

Однако Лорен не нашла в себе сил разделить его энтузиазм. Его радость подействовала на нее как холодный душ.

— Ты всегда получаешь желаемое, да? — зло сказала она.

Улыбка Дэвида угасла.

— В каком смысле?

Лорен ответила не сразу. Ребенок и Дэвид — вот что было главным в ее жизни, но иметь одновременно и то и другое она не могла, и от этого душу захлестывала обида и злость. Однако она не собиралась ничего объяснять Дэвиду, поэтому лишь сердито буркнула:

— Ни в каком.

— Черт побери, Лорен! Да что с тобой такое? Я уже не знаю, как с тобой говорить, потому что ты меняешь свое мнение каждую минуту. Что я ни скажу, все плохо!

— Как будто ты когда-нибудь говорил правильные вещи. Ты всегда хотел от меня только одного: чтобы я избавилась от него.

— Значит, я должен был тебе врать? Изображать радость и восторг? Ты думаешь, мне хочется разрушать свое будущее и становиться отцом?

— А мне? Это подло, Дэвид! — Лорен оттолкнула его. Ей показалось, что он сдулся, полегчал прямо у нее на глазах.

— Меня достала вся эта история!

— Вот и хорошо!

Они стояли и зло смотрели друг на друга. Наконец Дэвид протянул к Лорен руки и сказал:

— Прости. Серьезно, я виноват.

— Все это губит нас, — проговорила Лорен.

Дэвид взял ее за руку и повел к дивану. Они сели и замерли, чувствуя себя так, будто их разделяют многие мили.

— Давай перестанем ссориться и все обсудим, — предложил он. — Все.

Энджи захлопнула дверцу машины и направилась к складскому отсеку С-22.

В этом длинном, приземистом здании таких отсеков было много. Да и складских зданий в зоне было немало. На воротах висели таблички «Склад А-1», «Соблюдайте меры безопасности», «Не забывайте запирать помещение».

Энджи помедлила. Ключ холодил ладонь и казался чужеродным предметом. Она едва не повернула назад, едва не убедила себя в том, что у нее не хватит сил пройти через это. Но именно страх, что она так и не распрощалась со своим прошлым, заставил ее двинуться вперед. С трудом переставляя ноги, она в конечном итоге добралась до ворот, вставила ключ в замок и отперла его. Широкая дверь с лязганьем и клацаньем поехала вверх и остановилась под потолком.

Энджи щелкнула выключателем. Лампочка осветила коробки и мебель, накрытую старыми простынями и одеялами.

На этом складе хранились остатки ее распавшегося брака: кровать, которую они с Конланом купили на Пайонир-сквер и на которой спали все эти годы; письменный стол, за которым он работал; огромный диван, купленный специально для того, чтобы на нем могло разместиться все семейство и смотреть телевизор.

Однако Энджи пришла сюда не за этими напоминаниями о том, какой она когда-то была.

Она пришла сюда ради Лорен.

Перебирая коробки, она продвигалась все дальше в глубь помещения и наконец в углу нашла то, что искала. Три коробки с надписью «Детская».

По идее ей следовало бы просто перенести эти коробки в машину, но вместо этого она встала на колени на холодный пол и открыла первую из них. На стопке фланелевых пеленок лежал ночник в виде Винни-Пуха.