Встаю и иду в ванную, но останавливаюсь, когда вижу Оуэна через зеркало в прихожей. Дверь в ванную слегка приоткрыта, как и занавеска душа. Я мельком вижу, как он моет волосы, и мне этого достаточно, чтобы понять: лучше быть там вместе с ним, чем здесь одной.

Вдруг начинаю нервничать, не знаю почему.

Мы делали это раньше.

Снимаю рубашку и оставляю ее на туалетном столике, следом за ней идут джинсы. Смотрю на себя в зеркало и смущаюсь, увидев растекшуюся тушь под глазами. Вытираю ее и делаю шаг назад. По всему телу слабые синяки от борьбы с Треем, и это почти заставляет меня изменить свое решение о том, что я собираюсь сделать.

Но я не хочу отступать.

Трей достаточно долго держал нас с Оуэном на расстоянии, так что я полностью избавляюсь от этих мыслей. Не хочу думать о Трее до тех пор, пока мы не встретимся с ним завтра.

Иду в ванную и останавливаюсь в непосредственной близости от двери. Снимаю лифчик, а затем и нижнее белье.

Думаю, стоит ли включить свет. Единственный раз, когда я была с Оуэном, было темно, так что я практически не ощущала неуверенности. Но, тем не менее, он никогда не видел меня вот такой. А я никогда не видела его.

Именно эта последняя мысль придает мне мужество, необходимое, чтобы войти в комнату.

- Оберн? - слышится из душевой.

Он сомневается, я ли иду к нему, поэтому предполагаю, это доказывает, что сегодня ночью мы оба дошли до грани.

- Я, - отвечаю я, закрывая за собой дверь.

Из-за занавески появляется голова. Улыбка, которая, как правило, не сходит с его лица, пропадает, когда он видит всю меня.

Мои щеки мгновенно начинают пылать, я протягиваю руку и щелкаю выключатель рядом со мной.

Я думала, что смогу сделать это, но нет. Кроме Адама, никто не видел меня обнаженной при свете. До этого момента я не понимала, как сильно мне не хватает уверенности в себе.

Слышу, как он смеется, но в темноте не видно его лица.

- Сделай две вещи, - произносит он твердым голосом. - Включи свет. И иди сюда.

Я качаю головой, хотя он не может этого видеть.

- Я подойду, но не стану включать свет.

Я слышу, как открывается занавеска и мокрые ноги ступают по кафельном полу. Прежде чем осознаю, рука обхватывает мою голую талию и загорается свет. Его улыбающееся лицо прямо перед моим. Он оставляет свет включенным, поднимает меня и несет в душ. Оказавшись в душевой, я немедленно прикрываю все, что могу, руками.

Он отступает на шаг назад, пока мы не оказываемся в полуметре друг от друга. Не могу не заметить насколько уверенно он держится, стоя совершенно голый передо мной.

Он имеет право быть уверенным.

А я… не настолько.

Он отклоняет голову назад достаточно для того, чтобы смыть мыло с волос и одновременно не лишиться возможности смотреть на меня. Его глаза блуждают по мне, в то время, как он полощет волосы с довольной улыбкой.

- Знаешь, что я люблю? - спрашивает он.

Я держу руки перед собой, прикрываясь, и пожимаю плечами

- Я люблю, когда ты моешь мои волосы, - отвечает на свой вопрос он. - Не знаю почему. Просто мне хорошо, когда это делаешь ты.

Я улыбаюсь.

- Ты хочешь, чтобы я вымыла тебе волосы?

Он качает головой и отворачивается, чтобы ополоснуть лицо.

- Я уже вымыл их, - сообщает он, как ни в чем не бывало.

Ничего не могу с собой поделать, но я разглядываю ее сзади.

Безупречный.

Я напрягаюсь еще больше, зная, насколько не безупречна я. Я чувствую себя такой из-за низкой самооценки, а не потому, что притворяюсь застенчивой ради комплиментов.

Я - девушка, родившая ребенка, а тело после родов выглядит совсем иначе. Мой живот покрыт тонкими белыми линиями, а над тем, что должно быть самым привлекательным местом для мужчин, прямо посередине, находится шрам от кесарева сечения

Я даже не буду рассказывать о том, что беременность делает с грудью. Закрываю глаза, просто думая об этом.

- Это похоже на то, как кто-то делает тебе бутерброд, - уточняет Оуэн.

Мои глаза мгновенно открываются. Он видит замешательство на моем лице и смеется.

- Когда ты моешь волосы, - поясняет он. - Так же и с бутербродами. Я мог бы использовать те же самые ингредиенты и сделать точно такой же бутерброд, как кто-то другой, но по какой-то причине на вкус намного лучше тот, который сделан не мной. Так же с мытьем волос. Лучше, когда это делаешь ты. И выглядят они потом лучше.

Я, вот тут, практически трясусь от нервов, а он обыденно обсуждает бутерброды и шампуни?

Он делает шаг вперед, кладет мне руки на локти, притягивая к себе, пока я не оказываюсь под водой.

- Я хочу вымыть твои, - заявляет он, хватая маленькую бутылку шампуня, которая уже наполовину пустая.

Он наклоняет назад мою голову и запускает в волосы руки, пока они напитываются водой. Я не похожа на него. Не могу стоять с открытыми глазами, пока его руки находятся в моих волосах, так что позволяю им закрыться. Он вспенивает мои волосы, и я не знаю от чего мне приятнее - от его пальцев, массирующих кожу головы, или от того, что часть его упирается мне в живот.

- Успокойся, - уговаривает он, начиная промывать волосы.

Я не могу расслабиться. Я не знаю, как это делается.

Как будто понимая это, он придвигается ближе. И действительно, чем он ближе ко мне, тем непринужденнее я себя чувствую. Вот когда он стоит в метре от меня и разглядывает, вот тогда я начинаю нервничать.

Он начинает втирать в мои волосы кондиционер.

Он абсолютно прав.

Мне и раньше мыли волосы другие люди в процессе обучения в школе стилистов. Это приятно, похоже на массаж. Но сейчас - это больше, чем массаж.

Его руки гораздо больше, чем просто руки.

Его губы мягко прижимаются к моим, и он целует меня. Его руки двигаются от волос вниз к рукам, убирая их с моего тела и оборачивая вокруг его талии, пока мы вместе не оказываемся под струями воды. Я, наконец, открываю глаза и смотрю прямо на него, а он в это время начинает смывать кондиционер с моих волос.

- Прекрасные ощущения, да? - интересуется он со слегка злорадной усмешкой.

Я улыбаюсь.

- Не хочу больше мыть себе волосы сама.

Он целует меня в лоб.

- Подожди, ты еще мои бутерброды не пробовала.

Я смеюсь, и нежность, которой искрятся его глаза при звуке моего смеха, вызывает во мне абсолютное понимание - это то, чего я хочу.

Самоотверженность. Это должно быть основой всех отношений. Если человек действительно заботится о вас, он будет получать больше удовольствия от того, что вы чувствуете благодаря ему, а не от того, как он чувствует себя, благодаря вам.

- Я хочу, чтобы ты кое-что узнала, - произносит он, покрывая поцелуями мою шею. - И я говорю это не ради того, чтобы тебе полегчало.

Одна из его рук скользит вверх по моей талии, пока не достигает груди и не задерживается там.

- Я говорю это, потому что хочу, чтобы ты поверила в это.

Он отстраняется от моей шеи и смотрит прямо на меня.

- Ты очень, очень красивая, Оберн. Везде. Каждая твоя часть. Снаружи, внутри, когда ты подо мной, на мне или нарисована на холсте.

Его глаза впиваются в мои, и я закрываю их, потому что в том, как он смотрит, слишком много искренности.

- Так прекрасна, - шепчет он.

Он начинает прокладывать поцелуями путь вниз от моего горла, тепло его дыхания дразнит мою грудь. Он берет ее в рот, я издаю мягкий стон.

Кладу свои руки ему на затылок, не открывая глаз. Надеюсь, что в конечном итоге мы окажемся в постели, иначе мне грозит свалиться здесь от головокружения.

Он скользит руками по моей талии и бедрам, а его губы не начинают следовать за их движениями. Когда его язык касается моего пупка, я задыхаюсь. Отчасти из-за ощущений, отчасти потому, что я хочу, чтобы он прекратил двигаться в том направлении, куда он движется. Не хочу, чтобы он оказался возле той части меня, которой я так стесняюсь.

Он перемещается, пока не оказывается передо мной на коленях. Он больше не целует меня, обхватив руками мои бедра. Я чувствую дыхание на животе, и то, что ничего не происходит, заставляет меня раскрыть глаза от любопытства и посмотреть вниз.