На все такие рассуждения незаметно влияют философские и религиозные умственные конструкции, когда не очень заботятся о точности языка. Если говорят, что в природе должны образовываться только рацемические смеси конфигураций молекул, то не задумываются, что слово “природа” чрезвычайно неточное, оно не может быть научным понятием. Вряд ли его можно употреблять в старом смысле, если наука дошла до такой степени дифференциации своих объектов, что выяснила коренную противоположность живой и неживой материй. Следовательно, нужно специально оговаривать или иметь ввиду, какая именно природа в данном конкретном случае подразумевается, живая или неживая, потому что все главные фундаментальные закономерности проявляются в них прямо противоположным образом.
Представление о биоактуализме, если уж не употреблять такого философски окрашенного слова как “вечность жизни”, вносит принципиальную поправку в употребление терминов. В соответствии с ним надо исследовать то, что есть, а не как оно произошло. Надо исходить из существования жизни как таковой, внутри которой действует принцип Реди, или биогенез, и значит, есть только переходы от жизни к смерти, но никогда наоборот. Диссимметрическое строение наиболее важных структур ЖВ – не нарушение, не патология, а норма, а патология – равновесность, ибо житейски говоря, она есть смерть. И потому порядок может возникнуть только из такого же порядка, в крайнем случае снизиться по своей сложности, деградировать, но не повысить свое качество. Свойство живых молекул быть “гомохиральными” не является предметом выбора, живое не выбирает – быть ему рацемичным или диссимметричным, потому что рацемическое – это смерть, состояние равновесия. Живая молекула заряжена и напряжена заранее, в ней содержится источник роста и движения, в том числе и выбора, но совсем другого, который может осуществляться только с некоторой степенью свободы, которая уже существует. Биологическая степень сложности молекул принципиальна, она фундаментально существует, как и все фундаментальные принципы сохранения, и потому не может быть благоприобретенной, не может произойти из нуля. В синтезе ДНК нет случайностей, потому что у клетки нет времени для перебора всех возможных вариантов, о чем и пишут вышеназванные авторы, когда предъявляют нам аргумент, что “каждая из реально существующих последовательностей длиной, например, 150 и более звеньев (а именно такова сложность, говорят авторы, ДНК, РНК и ферментов или энзимов – Г.А.), заведомо “уникальная”, поскольку подавляющая их часть не может быть реализована в принципе – просто потому, что даже вся Вселенная исчезающе мала для этого”.( Аветисов и др., 1996, с. 876).
Так же как в случае с термином “природа”, который требует эпитета “живая” или “неживая”, у нас существует предвзятое отношение к другим словам, которые несут конструктивную нагрузку, например, “сложность”. Во всех понятиях такого рода, как сложность, синтез, химическое соединение, идея материального единства незаметно подменяется идеей эволюционного усложнения. Первое является полностью доказанным, есть принцип сохранения массы, второе – голословное положение. Считается априорно, что сложные химические вещества когда-то где-то образовались, соединились из простых веществ. В общем виде мы изображаем на всех химических схемах, что молекулы состоят из атомов. Но то, что молекулы строятся из атомов, вовсе не означает, что они из них где-то образовались сами собой. Они могут только раскладываться на атомы, но не складываться из них спонтанно. То, что вода состоит из двух атомов водорода и одного атома кислорода, вовсе не означает, что она синтезируется именно из них, путем соединения двух каких-то свободных атомов водорода и одного отдельного атома кислорода в каких-либо “природных лабораториях”. Ее образуют бактерии, но насколько я могу понять, выделяя из других минералов и газов, а не синтезируя из атомов, как на заводе. Поэтому вода всегда есть и в любых количествах, она переходит из одного раствора в другой, из одной фазы в другую, и образуется из более сложных или таких же по уровню сложности молекул, но не с затратой энергии. Прекрасно известно, что такой синтез идет с поглощением огромного количества энергии, а в природе неживой все происходит наоборот, по принципу наименьшего действия, а не с целенаправленными ее затратами. И это только достаточно простая, трехатомная молекула, количество которой и на Земле, и в ближнем космосе предостаточно. Все спутники планет-гигантов и есть более или менее грязный лед, в том числе и водный.
Произнося слова “химическое соединение”, мы подразумеваем процесс синтеза. Но между прочим, сама химия строится на анализе вещества, а не на синтезе. В подавляющем большинстве реакций и химических производств сложное разлагается на простое, или из очень, фантастически сложного вещества выделяется немного менее сложное и данные реакции тоже называются синтезом. Есть вещества, которые даже неизвестны по составу, настолько они сложны. Появились синтетические материалы, полимеры, полиэтилен – бесконечные цепочки соединений водорода, углерода и кислорода, однако они образуются человеком с применением теоретических знаний, алгоритма синтеза и определенных затрат энергии и эти процессы идут не сами собой, а целенаправленно, по чертежам, составленным человеком, который тоже есть “кантовская” реальность природы. Да такие молекулы и чрезвычайно просты по сравнению с живыми молекулами.
Ничего принципиально нового по сравнению с живой природой в лабораториях не происходит. И в живой клетке синтезируются сложные соединения по “чертежам”, заложенным на другом уровне сложности, уже не биологическом и тем более не в химическом – на информационном уровне.
Таким образом источник сложных соединений расположен в ЖВ. Никакого другого не существует. Все остальные известные нам места, в которые попадает сложное соединение, только разрушает его, нивелирует, упрощает. В зависимости от качества упаковки оно выдерживает более или менее длительную осаду неорганизованной энергии и в соответствие с принципом Ламарка исчезнет, если не будет включено снова в циклы живой природы. И если мы перестанем удивляться, как из простого произошло сложное, оставим эти вопросы философии и поэзии, мы перейдем на научные позиции, то есть будем подходить к явлениям с презумпцией их существования, но не их происхождения из более простых “сущностей” и “субстанций”.
В одном обзоре на тему диссимметрии рассматриваются все возможные действия того гипотетического механизма, согласно которому однажды будто бы все-таки произошел выбор энантиоморфности. (Кизель, 1985). Иначе говоря, как могло произойти, что из состояния с наибольшей энтропией, то есть рацемического состояния пространства химических соединений возникло в биологических системах пространство с наименьшей энтропией, то есть системы с одними левыми или одними правыми молекулами? Обсуждаются и приводятся многочисленные исследования и расчеты различных случайностей: изменение знака магнитного поля Земли, падение гигантского метеорита, прохождение Земли через некие особые космические пространства, воздействие определенного космического излучения и т.п. Тем самым ищутся условия, при которых будет обойдено, как-то приостановлено действие одного из самых фундаментальных законов природы – второго начала термодинамики. Причем заранее известно, что переход от хирально чистого антипода к рацемату дает выигрыш в энергии 1, 38 кал/моль, тогда как обратный, который разыскивается в данных гипотезах, требует затрат 400 кал/моль. (Кизель, 1980.). А вот зато выигрыш, который найден, и есть подлинная, собственная энергетика биосферы: 1,38 кал/моль на одну молекулу. Все молекулы биосферы вместе дают ее совокупную структурную (она же биогеохимическая по Вернадскому) энергию. По сути дела, этот выигрыш в энергии и есть тот источник, который искал Бауэр, та работа, которая осуществляется ничем иным, как структурной энергией, до всякой ее подпитки внешними источниками энергии. А о том, куда идет эта внешняя, мы уже говорили выше.
