— Ты что?
— Что несёшь?!
— Как это «обратно»?
— Ну, так… — забормотал мулат, — ну, сболтнулось, ну…
— Сболтнулось, говоришь, — широкоплечий негр сгрёб мулата огромными расплющенными ладонями. — Ты откуда эту хреновину принёс?!
Все повскакали на ноги, окружили побледневшего мулата плотным кольцом…
Андрей пронзительно свистнул, и, вторя ему, подал сигнал тревоги Эркин. Все бросились врассыпную, ныряя под вагоны и прячась за штабеля.
— Заметили, — Мервин Спайз с сожалением опустил фотоаппарат. — Жаль, были бы неплохие кадры.
— Ещё успеем с этим, — Норман собрал бумаги. — Да, белого этого постарайся взять поподробнее.
— Зачем? Он и так приметен.
— Хочу навести справки. Странная личность.
— Не любишь странностей?
— Не люблю, — спокойно кивнул Норман. — Посуди сам. Белый согласен считаться цветным. Зачем? И почему?
— Да, любой «недоказанный» на всё пойдёт, лишь бы свою белизну показать, а этот…
— Вот-вот. Сделай его почётче.
— Это он в паре с краснорожим?
— Этого оставь. С ним всё ясно. Сумеем оформить за посягательство на честь — хорошо, нет — пойдёт в общем порядке.
— На подстрекателя не потянет?
— Возни много.
Норман оглядел кабинет, не забыто ли что. Не стоит подводить Ринни, пускающую их сюда для наблюдения за цветными и другой работы.
— Да, что будем делать с доктором?
— Айзеком? — Норман негромко засмеялся. — Старый дурак влипнет и без нас.
— Он ведь еврей, не так ли?
— Он один, не обыграешь.
— Да, на погром мало.
— Всё, всё. Пошли.
Выходя из конторы, они огляделись. Ни одного цветного не видно. Спугнули.
Андрей осторожно огляделся и совсем тихо присвистнул.
— Лезьте. Никого.
В старом товарном вагоне они смогли отдышаться.
— А чего там было, Белёсый? — Джейми откашлялся и сплюнул в щель между досками.
— Снимали нас. Из конторы, — неохотно ответил Андрей.
— Куда снимали?
— Ты что, фотоаппарата не знаешь? — удивился Андрей.
— Видел. Да зачем им?
— Сходи и спроси, — Андрей устало сел у стены, вытянул ноги. — Не нравится мне это. Нутром чую…
— Тут и чуять нечего, — Эл длинно выругался. — С рынка нас выжали, выжмут и отсюда, тогда что? Воровать? Чем жить будем?
— Меченый проживёт, он на морду красивый, мордой заработает, — хохотнул Даг и поперхнулся, получив сильный удар в лицо.
— Понял или ещё объяснить? — спокойно спросил Эркин.
— Псих ты! — Даг ощупал зубы. — А ну выбил бы?
— В следующий раз выбью, — пообещал Эркин.
— Оба заткнитесь, — рявкнул Одноухий. — Со станции уходить нельзя.
— Некуда, — поправил его кто-то.
— Так что, глаза книзу?
— А что, можно по-другому?
— Не свора, так полиция, — вздохнул Джейми.
— Не скули, — оборвал его Одноухий. — Задарма кормить не будут, так что глаза книзу, парни.
— Куда денешься? — усмехнулся Андрей, вставая. — Пошли. Полдня прошло, может, и перехватим чего.
— А у крана не базарить, — Одноухий тоскливо выругался. — Мы там…
— Как на мишени, — закончил за него Андрей.
— Пошли, так пошли, — Эркин осторожно выглянул из вагона. — Чисто, — и спрыгнул вниз.
За ним попрыгали остальные.
Женя всё-таки купила себе платье. Скромное и достаточно открытое. В такую жару вполне можно носить и на работу. И недорого. Во всяком случае, серьёзного ущерба её бюджету эта покупка не нанесла. В обеих конторах платье имело шумный и вполне заслуженный успех. Правда, Эркину оно, похоже, не то, что не понравилось, нет, он тоже хвалил, восхищался, отпустил вполне достойный комплимент, но… но что-то было не так. Или он просто слишком устаёт? Уходит рано утром, возвращается в сумерках, возится ещё до темноты в сарае… но и раньше он уставал, а сразу после болезни его шатало ещё, и тогда он как-то иначе смотрел, а сейчас… Женя чувствовала, что с ним что-то творится, но не могла спросить, не знала, как это сделать…
И всё равно… Всё равно она счастлива. Эркин приходит усталый, ещё более потемневший от солнца, весь колючий, а поест, выпьет свою чашку, не спеша, окуная лицо в пахучий пар, и заметно мягчает, отходит, начинает улыбаться…
Женя шла по Мейн-стрит, разглядывая нарядные витрины. Нет, всё-таки как хорошо быть как все. Без клейма условности. Она может зайти в любой магазин, были бы деньги. И купить всё, что захочет. Из женских или детских вещей. Что бы такое найти для Эркина, чтобы она могла купить это, не вызвав подозрений? Но она ничего не могла придумать. Разве только что из еды. Как в тот раз…
…Оказывается, Невидимка дала им в обед мороженое. На следующий день он вечером всё-таки рассказал ей об обеде. Она объяснила, что кормили их тоже в складчину.
— О мороженом мы не договаривались, — она подкладывает ему творога. — Это уж она сама.
— Мг, — бурчит он с полным ртом и, прожевав, смеётся, — я чуть со стаканом не съел.
— Говоришь, сама делала?
— Она нам так сказала.
— Ну и как, — она поправляет Алису, чтобы та не вылила молочную реку из творожных берегов на стол. — Вкуснее покупного?
— Не знаю, — пожимает он плечами. — Я его в первый раз ел. А почему она… Невидимка?
— А её никто не видел. Мы с ней через дверь разговариваем.
— А… а как же она живёт? Продукты там, и всё такое?
— У неё служанка, старая негритянка. Она всё и делает. Вот только вас ещё наняли.
— Мг. Негритянку я видел, — он тщательно протирает тарелку куском хлеба.
— Ты б еще языком вылизал, — притворно сердится она. — Я ещё положу.
— Нет, спасибо, — мотает он головой.
Тогда она на следующий день купила мороженого. И до его прихода они с Алиской только и беспокоились, куда его положить, чтобы не потаяло. А когда он пришёл, Алиска не пустила его в сарай и заканючила, чтобы он сразу садился за мороженое.
— Оно ж потает, — волновалась Алиска.
Было ещё светло, и он отказался идти в комнату. Она махнула на них рукой и выдала мороженое. И стоило ей на минуту отвернуться, как Алиска выцыганила у него половину. Когда она вернулась в кухню, он сидел на полу у окон, держа на коленях тарелку, а Алиска сидела рядом, страшно довольная таким новшеством, и, конечно же, тоже ела. Она, конечно же, отругала их и прогнала за стол…
— Ну, как? — спросила она. — Чьё лучше?
— Твоё, — сразу ответил он и так убеждённо, будто и впрямь сладкая расползающаяся масса ему больше понравилась…
…Но надо будет поговорить с ним, чтобы он перестал баловать Алиску. Женя вздохнула, предчувствуя, что разговор будет не из приятных. Но поговорить надо. И кажется, она знает, что сказать, чтобы до него дошло, чтобы он понял, в чём тут дело.
Женя завернула в кондитерскую.
— Джен, милочка! — защебетала мисс Лилли. — Наконец-то. Что-нибудь русское?
— Да, мисс Лилли, — улыбнулась Женя. — Хочу дочку побаловать.
На прилавке пряники, сушки, разноцветные фигурные конфеты… Женя набирает всего понемногу, только сушек взяла целую связку. Мисс Лилли щебетала, восхищалась Женей, её платьем, её умением вести хозяйство.
— И где глаза у мужчин?! — возмущалась мисс Лилли.
Женя охотно смеялась, рассказывала об Алисе. И вышла, как всегда, потратив все деньги, но очень довольная покупками. Сушки, правда, она одна и ест, но пряники должны им понравиться, а уж от фигурных леденцов Алиска будет в восторге.
Радужное настроение Жени ничто не могло поколебать. Да и всё вокруг было хорошо.
И на подработке опять прежняя дружеская атмосфера. Шутит и рассыпает комплименты Перри. Деловито спокоен Норман. Оживлены Мирта и Эллин. По-прежнему тих и малозаметен Рассел. Гуго трогательно ухаживает за ней, свято соблюдая данное слово. Печатая, Женя невольно вспоминала…
…Очередной весенний вечер.
— Вы позволите проводить вас, фройляйн Женни?
— Благодарю, — она приседает в шутливом книксене. — Но только до перекрёстка.
— Ваше слово закон для меня, фройляйн Женни.
