Французский роман эпохи зрелого

феодализма (XII—XIII вв.) отражает идеологию

рыцарства поры его высшего развития, когда оно

стремится утвердить свою не только

политическую, но и культурную гегемонию над

остальными классами общества, и в первую очередь —

над городским мещанством, начинающим в это

время крепнуть и развиваться. Назначение этих

куртуазных романов — показать рыцарство во

всем его блеске, иллюстрируя эстетически при-

влекательными образами способность рыцарей

утонченно и благородно мыслить и чувствовать,

отличающую их от серой массы плебеев-„вил-

ланов" (термин, охватывающий всех простолю-

дювдв — как горожан, так и крестьян) *.

Это относится в одинаковой мере как к

„артуровским" (или „бретонским") романам,

'так и к той группе романов, которые, по

предполагаемым их сюжетным источникам,

принято называть „византийско-восточными".

В этих последних, как и в артуровских

романах, можно различить две линии —

аристократическую и демократическую.

Произведения аристократической группы рассчитаны на

избранных читателей, способных оценить

психологические тонкости, изящную морализацию,

сложную метафизику любви. Для широкой

аудитории, состоящей не только из мелкого

рыцарства, но и разночинцев, горожан, также

пленяющихся красивыми рыцарскими вымыслами

и легко поддающихся идеологической

пропаганде, требуется нечто попроще: произведения

небольшого объема, более реалистические по

тону, с преобладанием в них авантюрности и

внешних ярких эффектов над тонким

психологизмом; таков „демократический" тип

рыцарского романа.

* Подробнее о социальном содержании и

генезисе рыцарского романа см. в предисловии к

„Мул без узды", в этой же серии,

Но такая демократизация рыцарского жанра

и чрезмерное приближение его к плебейской

среде чреваты опасностями. В него легко могут

просочиться тенденции противоположного

характера, и идеологическое оружие может быть

вырвано из рук класса-гегемона, чтобы быть

обращенным против него. Нечто подобное наблюдаем

мы в очаровательной маленькой довести начала

XIII века „Окассен и Николет", которая должна

рассматриваться не как прямое развитие

рыцарского романа, а скорее как очень своеобразное

классовое преломление его.

Произведение это принадлежит к группе

романов, весьма удачно названных одной

исследовательницей * „идиллическими". Во всех этих

романах повторяется одна и та же сюжетная

Схема: два юных существа, в детстве

воспитанные вместе, с самых юных лет охвачены

непреодолимой взаимной любовью; их браку,

однако, препятствует разница социального

положения, а иногда также религии (он — язычник,

она—христианка, или наоборот: он—царский сын,

она—бедная пленница, или он—простой рыцарь,

а она —дочь императора и т. п.); родители их

разлучают, однако любящие упорно ищут друг

друга и в конце концов, после ряда

приключений и превратностей, счастливо соединяются.

* М. Lot-B ого dine, „Le roman idyllique au

moyen age", Paris, 1913. Здесь можно найти

наиболее полную, чрезвычайно тонкую

характеристику „Окассена и Николет".

Во всем этом нетрудно узнать сюжетику

позднетреческого „романа превратностей":

разлучения, похищения, странствия, морские

разбойники, узнавания и т. п. G другой стороны,

в некоторых из этих романов проступают мотивы

восточных повестей (в частности, имя Окассен —

арабского происхождения: Aucassin=Al-Kasim).

Хотя точных и покрывающих всю фабулу

параллелей и не было найдено, можно

предположить здесь скрещение некоторых византийских

и восточных источников, слившихся с местными,

чисто французскими представлениямн и

мотивами.

Классический и вместе с тем самый ранний

(конца XII века) образец этого жанра,

повлиявший на все другие романы группы,— „Флуар и

Бланшефлер", дошедший до нас в двух редакциях.

Одна из них, несомненно первоначальная и

правильно обозначаемая западными критиками как

„аристократическая", полна утонченного и

вместе с тем весьма реалистического психологизма,

которому целиком подчинена фабула.

Это—искусство, примерно, того же уровня, что и арту-

ровскйе романы Кретьена из Труа. Другая

редакция, которую критики называют „народной",

является планомерной переработкой первой в,

смысле ее „опрощения" и усиления внешней,

авантюрной занимательности: биографии героев

предпослано длинное описание боев между

христианами и „язычниками", в результате

которых родители Бланшефлер становятся

пленниками: вся история совместного воспитания и

Детской любви героев выпущена; вместо

трогательного монолога Флуара на гробнице

мнимоумершей Бланшефлер рассказывается, что

Флуар, раздевшись донага, бросился в ров со

львами, чтобы они его пожрали; красивый

финал, в котором вавилонский султан, тронутый

молодостью и силой чувства любящих,

пойманных в «его гареме, прощает их и отпускает на

свободу, заменен таким эпизодом: Флуар

спасает Вавилон от осадивших его врагов и этим

подвигом заслуживает милость султана.

Если остальные романы этой группы, кроме

„Окассена и Николет", не представляют собою

ничего любопытного, будучи лишь вариациями

аристократической редакции „Флуар и

Бланшефлер", то „Окассен" выделяется своей глубокой

оригинальностью. Поражает уже самая форма

этой повести с необычным ритмом стихов и

небывалым чередованием их с прозой (подробнее

об этом см. в примечаниях к первой главе

текста), говорящими за возникновение ее в иной

социальной среде, нежели рыцарская.

Целый ,ряд признаков — то, что „Окассен"

дошел до нас только в одной рукописи,

отсутствие посвящения, а также и прямых намеков

на повесть во всей литературе эпохи —

показывает, что это произведение предназначалось не

для чтения в тесном рыцарском кругу, а для

публичной декламации и считалось литературой

„низшего сорта". И потому не случайно мы

паходим здесь резкие отклонения от рыцарской

идеологии, даже прямо антагонистические потки.

Прославление любви, казалось бы,—тема

чисто куртуазная. Однако рядом же мы

встречаем дерзкий вызов священнейшим устоям

феодально-рыцарского мировоззрения. Влюбленному

рыцарю полагается совершать подвиги: Окассен

не только не делает этого, но даже отказывается

выполнить первейшую обязанность феодала —

защищать собственные владения! (глава 2).

Более того, когда ему удается захватить в плен

врага, он отпускает его без выкупа, назло

жестокому отцу, взяв о пленника клятву, что тот

будет всегда стараться вредить графу Гарену

(глава 10): какое издевательство над всеми

феодальными принципами! И дальше еще мы

находим презабавную пародию на

феодальные войны (главы 30—31). А параллельно —

дерзкий выпад по адресу союзника рыцарства,