– Сергей Иванович, к вам можно?

Теща!

Огромных размеров, грудастая тетка, с копной черных, не поддающихся времени, кудрей. Глазастая, ротастая, громогласная. Только она называла его в этом доме на «вы» и по имени-отчеству. Не из уважения, нет. С издевкой называла. С намеком на то, кем бы он мог стать, но так и не стал. Чего бы он мог добиться, но так и не добился. Куда бы мог взлететь, да так и остался на серой бетонке взлетной жизненной полосы.

Облупившаяся краска зашуршала и посыпалась на пол. Это тещина ладонь, напоминающая Сергею теннисную ракетку, поползла по двери. Сейчас теща упрется в дверь своей мощной грудной клеткой, надавит, незапирающаяся дверь поддастся. И наглая баба влетит в их с Таней крохотную спальню, больше напоминавшую кладовку, только с окошком. Маленьким и пыльным и даже без занавески. И Сереже иногда чудилось, что теща наблюдает за ним сквозь мутное стекло ночами. Все ли он правильно делает?..

Теща сейчас ворвется в спальню, а он под одеялом голый, между прочим. И тут же станет ныть противным голосом и учить его. Учить и ныть. А он даже сбежать от ее нытья не сможет, потому что голый.

Сережа повернулся на бок. Нашел взглядом на спинке стула свои шорты, потянулся и…

И опоздал. Дверь с противным визгом распахнулась. Теща влетела в их с Таней каморку, встала на пороге, сразу заполнив собой весь дверной проем.

– Спите, Сергей Иванович?! – прошипела она, рассматривая очертания его тела под тонким одеялом. – Время к полудню, а вы все спите?!

– Проснулся, – нелюбезно ответил Сережа и резко сел, кутая в одеяло то, что было ниже пояса. – Вы что-то хотели, Ангелина Степановна?

– Я?! Хотела?! – фыркнула она, брызжа в его сторону слюной. – А вы?! Вы ничего не хотели, Сергей Иванович?!

– Например?

Он дотянулся до своих шорт, вдел в них голые ступни, натянул до коленей, вопросительно глянул на тещу. Но та будто и не заметила его выразительного взгляда.

– Например, на работу устроиться не хотели бы?! Вы сколько уже у меня квартируете, Сергей Иванович?

– Две недели, – послушно ответил он и подтащил шорты еще повыше.

– Две недели! Целых две недели! А воз и ныне там! Доча уже вовсю работает, а вы… Вы зад пролеживаете на моей, между прочим, кровати!

Кровать была отвратительной. Старой, визгливо скрипучей. Пружины ветхого матраса без конца впивались в ребра. И Сережа с удовольствием спал бы в маленьком домике в саду на раскладушке, но Таня не позволила. С чего-то решила, что мама обидится, если они уйдут ночевать в сад. На его взгляд, ее маму обижал сам факт его существования. А где он станет спать, есть и дышать, уже значения не имело.

– Что вы мне на это скажете, Сергей Иванович? – Тещины мощные кулаки уперлись в толстые бока.

– Что конкретно вас интересует?

Он подавил невольный зевок. Зевать при теще было нельзя. Сочтет за неуважение и не уберется из этой комнатки еще полчаса. А ему в уборную приспичило. И на воздух отчаянно хотелось. В спаленке было душно, потому что мутное оконце не открывалось. К тому же теща, кажется, высосала весь воздух, вздымая громадную грудь. И пахло от нее как-то отвратительно. Всегда! Какой-то прокисшей едой.

– Я спрашиваю вас насчет работы! – остервенела женщина от его тупости, сделавшись бледной. – Когда вы пойдете работать?! Доча давно…

– Я понял, – он лениво ухмыльнулся. – Но я устал вам повторять, что в отделе меня ждут через две недели. Как только у них освободится ставка, так я выйду на службу.

– В отделе?! В каком отделе? – Громадная фигура тещи содрогнулась, большущие лапищи легли на грудь, вулканически вибрирующую. – Вы снова собрались идти на службу в милицию?

– В полицию, – поправил Сережа.

– В полицию? – тут же подхватила она. И запричитала, заклекотала: – Но вы же обещали Танечке! Вы же обещали, что больше не станете вязаться с органами! Вас же никогда не бывало дома! Вы же обещали… Вас же едва не пристрелили на прежнем месте…

– Но не пристрелили же, – спокойно возразил Сережа.

На самом деле он еще никуда не ходил. Считал, что еще преждевременно. Все ждал окончания служебной проверки. И звонка из Москвы ждал каждый день. Вот-вот позвонят ему и позовут обратно. Что же он, устроится, а потом? Снова станет вилять и увольняться? Он так не хотел. Он так не мог.

– А как же дайвинг, Сергей Иванович? – Теща вдруг заискивающе улыбнулась. – Я уже и объявление дала, набор идет вовсю. Это деньги! Хорошие деньги! Желающих хоть отбавляй! И…

– У меня нет лицензии, – отрезал коротко Сергей.

– Не проблема, если дело только в этом. Я завтра вам достану эту бумажку, Сергей Иванович, – улыбка тещи сделалась до отвратительного приторной. – Завтра же у вас будет на столе лицензия и всякие заключения о вашем здоровье. Таня уже и снаряжение ищет через Интернет. Все будет! Вам нужно будет только нырять и выныривать! Это же деньги, Сергей Иванович! Хорошие деньги!

– А еще это люди, за чьи жизни надо будет отвечать.

– Так и в полиции надо за все отвечать. И за людей в том числе!

Тещина улыбка погасла. Ладони с ее груди сползли в карманы цветастого халата, провонявшего какой-то противной едой. Крупные темные глаза пробежались по его съежившейся на скрипучей кровати фигуре, с натянутыми до середины бедра шортами.

– Может, в другом причина, а, Сергей Иванович? – вдруг вкрадчиво поинтересовалась Ангелина Степановна, останавливая подозрительный взгляд на шраме под его левой ключицей.

Шрам был в виде огромной запятой. Остался от огромного рыболовного крючка, на который его, как наживку, насадили много лет назад в наказание. Немногие знали историю происхождения этого шрама. Теща знала. Таня ей рассказала.

– Может, причина в другом, Сергей Иванович? – повторила вопрос Ангелина Степановна, превращая толстогубый рот в жесткую линию. – Может, вы все еще не можете забыть Ее?! И из-за нее и вернулись в этот город, а?! Может…

Все, хватит!

Он резко поднялся, одеяло упало к ногам, обнажая его наготу, которую Ангелина Степановна тут же с любопытством принялась рассматривать. Нет, ему не казалось. Она все же подсматривает за ними ночами сквозь мутное стекло крохотного окошка. Противная тетка.

– И не стыдно? – спросил он, неторопливо натягивая шорты на зад.

Полное лицо тещи вспыхнуло вишневым румянцем.

– Сатана! – гаркнула она, резко повернулась и, тяжело ступая по скрипучим половицам, ушла к себе.

Может, и не следовало перед ней красоваться. Может, Таня станет ругать его за непочтительность. И тоже увидит в его нежелании идти работать тренером по дайвингу какой-нибудь скрытый, подозрительный мотив. И станет по-кошачьи щурить на него свои черные цыганистые глаза и противно, как мать, шипеть.

Плевать! Он не станет ничего объяснять. Никому. Он просто не станет больше тренировать никого, никогда.

Толкнув заднюю хлипкую дверь, затянутую москитной сеткой, Сергей надел сандалии и вышел в сад. Теща брехала, конечно, как всегда. До полудня было еще добрых два с половиной часа. Это когда южное солнце, взобравшись повыше, жгло листву, раскаляло старые красные кирпичи садовой дорожки, что по ним невозможно было пройти босиком, превращало воздух в плотную тяжелую массу, которым легко дышалось только на берегу. Сейчас не было еще и десяти. В саду пахло сливами и созревающими абрикосами, в высокой траве у забора кто-то шуршал и попискивал. На стареньком дощатом столе под тканевым навесом стояли алюминиевый чайник, рядом – щербатая чашка.

Сережа подошел к столу, взял в руки чайник, плеснул себе воды, выпил. Теплая, противная, вчерашняя. Но ее следовало допить. Теща помешалась на экономии.

– По счетчикам кто будет платить?! – заорала она однажды на Таню, когда та вылила как-то утром вчерашнюю воду под сливовое дерево. – Сергей Иванович твой, безработный?..

И вдруг захотелось на волю. Захотелось очутиться подальше от этих старых стен с облупившейся краской, рассохшимися дверями и скрипучим полом. Подальше от этого заросшего сада, где воздух, пропитавшийся запахом лопающихся от спелости слив, казался ему тяжелым и липким. Подальше от Тани, брак с которой был будто бы и удобен, будто бы и необременителен, но в то же время казался ему никчемным и лишним.