Быстрее! Он огляделся. Легко сказать — быстрее.

— Это подойдет? — он повернулся, держа в руках черную коробочку на длинном витом проводе. Два десятка кнопок, электронное табло. Должно быть, какая-нибудь космическая суперсвязь…

— Это селектор, Грегори.

— Думаю, здесь примерно тысяч пятьдесят кикану. Охраны совсем мало, но — поверьте моему опыту — ничего не случится. Кикану будут умирать за решеткой от голода и издевательств, избитые до полусмерти, изнасилованные… Но даже не попробуют восстать, чтобы хотя бы умереть в бою. Это феномен человеческой природы, который я не в силах объяснить. Что их там держит? Надежда? Будь проклята такая надежда…

Грегори вспомнил безжизненные, пустые лица кикану. Да уж.

— Так как их расшевелить?

— Не знаю, Орегон. Скажите им то, что их убедит. Ну, или покажите фокус.

Отличный совет. Грегори поднес микрофон к губам, переключил селектор на внешние динамики. Давай, тебе придется это сделать.

— Раз, два, три… всем, кто меня слышит. Проверка связи. Стоп, — Грегори повернулся к Филину, — они же не понимают по-английски! Джейсон… как вас там… Индиана! Инди!

Филин выглядел — краше в гроб кладут. Он с усилием открыл глаза, моргнул.

— Что?

— Я не понимаю по-местному, — пояснил Грегори. — Я вообще не знаю, что им сказать. Помогите мне.

— Это ничего. Просто скажите… правду…

Правду?

Какую из?

Грегори сдвинул рычажок громкости на максимум. Чудовищно усиленный динамиками голос разнесся над лагерем смерти, над дымящими корпусами, над выжженной африканским солнцем пустыней. Словно говорил не Грегори, а кто-то другой:

— САЙЛАС БАРГАС МЕРТВ. ПОВТОРЯЮ: САЙЛАС МЕРТВ. Конец сообщения.

Хватит, черт возьми, надеяться на него! — подумал Грегори. Хватит. Сайлас устал. Он умер.

На несколько мгновений установилась мертвая тишина. Затем в дверь заколотили с новой силой. С бешенством. Прикладами бьют, понял Грегори. Выкрики, ругань неслись с такой энергией, будто эти люди действительно любили своего президента.

Потом там начали стрелять. Визг рикошета, кто-то закричал от боли… Снова удары.

Дверь пока держалась.

Филин умирал.

Грегори взмахнул рукой. Должно же у него хоть раз получиться? Не за искусство же фотографа его выбрал полковник Хитроу…

Ну, же! Ну! Соберись, Грегори. Итак, шум толпы, аплодисменты… ОН ТАК МИЛ… круглый стол… сейчас, сейчас.

В уши лез далекий стрекочущий звук. Надоедливый, как москитная атака. Как тут сосредоточиться?

— Слышите? — Филин с усилием поднял голову. — Гре… Грегори! Очнитесь же!

— Что это? — он повернулся.

— Вертолеты.

Басовитый стрекочущий звук наплывал, заполнял собой пустую комнату с четырьмя мертвецами, одним раненым шпионом и одним живым экстрасенсом.

Огненный закат, и с авианосцев взлетают вертолеты.

Кавалерия прибыла.

— Вы не понимаете, Грегори, что Сайлас значил для них…

— Кажется, понимаю, — сказал Грегори и протянул «Никон» Филину. С фотоаппарата оказалось достаточно стереть кровь…

— Что?

Филин увидел изображение в окошке просмотра и замолчал.

Нет, Сайлас не Иисус, думал Грегори, глядя в окно вертолета. Под ними проплывала выжженная солнцем и прокаленная нищетой земля Луанду. Африка. Утро.

Сайлас — это наркотик, фальшивое утешение. Лживая надежда. Герой-героин.

Герой, которого они все ждут, сидя за проволочной сеткой в преддверии голодной смерти…

Герой-надежда, которую нужно убить, чтобы та возродилась с новой силой, как феникс из пепла…

Герой-отрава. Вот кто такой Сайлас. Пламенный идиот, единственное предназначение которого — умереть. Чтобы тысячи и миллионы других идиотов перестали надеяться на кого-то и начали действовать сами.

Аминь.

На снимке в «Никоне» молодой Сайлас Баргас стоял в белой рубашке, распахнутой на черной груди, и улыбался.

За его спиной зеленел прекрасный сад.

— Конечно, ваши действия не останутся без награды, Грегори, — сказал полковник. — Это я вам гарантирую.

Грегори кивнул. Меланхолично изучил геометрический рисунок на полу госпиталя — он приходил сюда навестить Филина. Как этим финнам неймется в своих снегах! — подумал он. Ехали бы в Луанду, развлеклись, что ли. Самого Грегори уже подташнивало от новостей из Африки…

Луанду охвачена волнениями. На улицах стреляют, в столице репортеры снимают горящие машины и вздувшиеся трупы.

Известие о смерти Сайласа Баргаса оказалось последней каплей. Кикану восстали, началась война. Клан Могуту — бывшие хозяева страны — после смерти Роберта не могут удержать ситуацию под контролем. Жуткие фотографии с «Фабрики удобрений» обошли полмира, ООН собралось на экстренное совещание. Армия и флот США готовятся к очередной миротворческой миссии… Опять, подумал Грегори с тоской. Уж лучше со скуки торчать в снегах, как эти финны…

Полковник Хитроу деликатно откашлялся.

— Приготовьтесь услышать самое ужасное…

— На самом деле я финский дизайнер? — мрачно спросил Грегори.

— Что? — полковник нахмурился. — А! Нет. С чего вы решили?

Грегори покачал головой. Ерунда. Взял с тумбочки бумажный стакан с колой — холодной и сладкой.

— Так что вы хотели мне сообщить, полковник?

— Ваша жена, — сказал полковник Хитроу и многозначительно замолчал. До Грегори, наконец, дошло. Глаза его расширились.

— Она здесь?! О, черт! — стакан выпал из рук, кола со льдом выплеснулась Грегори на брюки. — Черт, черт, черт!

— Ээ… не совсем.

Грегори перечитал сообщение консульства и снова, в третий раз, посмотрел на снимок, сделанный в аэропорту. Повернулся к полковнику.

— Значит, моя жена два дня назад прилетала в Луанду? И до сих пор там? Вы уверены?

Полковник Хитроу кивнул:

— К сожалению. Мы делаем все возможное, чтобы ее вытащить, но… Вы понимаете, Грегори… это ведь не цивилизованная страна. Даже близко не демократическая. Из-за вашего участия в революции наши возможности и так ограничены, но мы…

Грегори прервал:

— Кажется, вы обещали мне награду?

— Д-да, — полковник запнулся, смешался и потерял часть колониального великолепия. — Все… ээ, что в моих силах.

— Тогда вот мое желание, — Грегори поболтал в бокале коньяк. Коричневая жидкость размазывалась по стенам, как какая-то кола, а не благородный напиток двадцатилетней выдержки. Грегори вздохнул и посмотрел на полковника. Коньяк марки «Прощай, Диана» — надо будет запомнить вкус.

«Три миллиона жизней — это плата за независимость?»

Гражданская война в Луанду, смерть Сайласа и Могуту, ранение Филина — это все твоя плата?

Грегори усмехнулся. Да, так и есть.

— Только одно, полковник, — сказал он, — оставьте мою вдову в покое.