– А потом его куда? – Склонилась над раненым, сканируя ауру. – В рабы или в бордель продашь?

Да, есть в Вердейле подобное заведение. По слухам, там практиковали разные извращения. Не светлые – обычные люди. Темные, к слову, подобные вещи тоже любили, даже превзошли всех. По слухам, попавшие к ним женщины частенько не доживали до утра, ведь ласковы навсеи – так официально называли темных – только с женами. Помимо них существуют наложницы – совместная собственность всех членов семьи. Жутко, одним словом.

– Наверное, себе оставлю, если отец не запретит… – Алексия кинула на пленника короткий задумчивый взгляд. – Он тихий, не дергался, когда ошейник надевала. А ведь они гордые.

Тоже верно. Странно все как-то, на ловушку похоже. Может, это лазутчик? Я присмотрелась к темному. Раньше не вглядывалась в лица навсеев, быстро поила и убегала. Тут уж не до любопытства, хотя птицы к нам попадали знатные: все занимали ключевые посты или хотя бы дослужились до офицерского звания. Разумеется, откровенничать они не желали и заканчивали дни на крюках. Вместе с кровью вытекала сила: другим способом из темных ее не забрать. Все равно бесчеловечно! Хотя темные поступали с нами намного хуже. Судя по обрывкам разговоров, им нравилось пытать. Неважно кого: животных или людей.

Страшный жестокий мир! Даже не верилось, что за узкой полоской залива течет мирная жизнь, нет боли, крови, проклятий. Как бы я хотела улететь туда, но не могла. Светлая – это долг. Маги обязаны защищать людей, чтобы они могли беззаботно веселиться, любить, рожать детей. Много веков назад, еще со времен Великого исхода, мы обосновались здесь, на полоске суши между морем и горами, чтобы извести темное племя. И, кажется, преуспели: элементали утверждали, будто навсеев рождалось меньше. Проверить не могли: темные тщательно прятали детей, только духи воздуха их и видели.

Наверное, долгие годы борьбы ожесточили нас. Иначе откуда азартный блеск в глазах Алексии при известии об очередной вылазке навсеев? Откуда злость в отце, когда тот выплевывает ругань в глаза пленнику? И жажда крови, она тоже возникла не на пустом месте. Но я верю, когда-то все это закончится и элементали воздуха унесут нас на широких покрывалах за залив, к людям, которых мы так берегли.

Убрала руку и вздохнула. Плох. Смотрит затравленным взглядом. На дне зрачков плещется ненависть.

Страшно, будто кладешь голову в пасть горного льва!

Аура рваная. Внутренней силы много, но кровотечение с каждой минутой ослабляло темного и приближало смерть. Повезло, что Алексия неглубоко вонзила меч. А тут еще другие раны, ожоги.

– Я должна вас осмотреть, я не причиню зла, – вкрадчиво обратилась к навсею, надеясь достучаться до разума. Сомневаюсь, будто послушает, но врачебная этика требует. – Успокойтесь и не сопротивляйтесь.

Ресницы у навсея длинные, брови густые. Нет, Алексия определенно пленника оставит, если тот выживет. Мощный, широкоплечий. Губы тонкие, подбородок квадратный – и с ямочкой. Едва заметной, но такой трогательной для убийцы. Кожа смуглая, оливковая, волосы с необычным отливом: хорошо видно у висков, где новые отросли. Глаза… Ой, да они с ободком! Только сейчас я заметила легкий ореол вокруг зрачка на тон темнее радужки.

– Дария! – сердито окликнула сестра. – Хватит пялиться, он мой!

Показалось или по лицу темного пробежала гримаса презрения?

– Мне не нужен любовник. – Чистая правда, мужчины – это по части Алексии. – Просто никогда навсея близко не видела. Подержи, пожалуйста, ему руки.

Смирный смирным, а подстраховаться надо. Главный враг любого мага – беспечность, а раненые в предсмертном броске способны положить пол-отряда.

– На нем ошейник, колдовать не сможет, – заверила Алеския, но, тем не менее, ухватила темного за запястья.

Навсей скривился от боли и со злостью пробормотал: «Ланга!»

Мы для них ланги, они для нас навсеи.

Я достала ножницы и разрезала одежду темного. Пару минут молча разглядывала, гадая, стоит ли лечить. Алексия тоже смотрела, но с иными целями: оценивала тело. Цепкий взгляд ощупал каждый дюйм. Особенно Алексию волновало то, что ниже пояса. Сестра томно вздыхала и, не будь меня, наверняка бы распустила руки. Я тоже мельком глянула на мужское достоинство и вернула белье на место. Повреждений нет, а прочее мне не нужно до свадьбы.

– Хорош, правда? – Алексия плотоядно облизнулась.

– Не знаю, – покраснела я.

– Да брось! – Сестра стянула с темного белье. – Глянь, какой ладный, красивый! – Пальцы неуемной Алексии пробежались по добыче и отпустили. – Неужели не интересно? Штаны все равно нужно сжечь, – невинно вздохнула она и ловко испепелила одежду прямо на пленнике. – Рубашку тоже – лохмотья же.

Ткань вспыхнула, оставив навсея обнаженным. Вот зачем, спрашивается? Еще успеет развлечься. Им ведь отношения налаживать, а сестра с самого начала все испортила.

– Неинтересно! – огрызнулась я и напомнила: – Он при смерти, а ты о содержимом штанов думаешь! Лучше помоги на кровать уложить. Или, как собаку, на полу держать станешь?

Алексия устыдилась и отвела взгляд.

Темный отчего-то смотрел на меня, нехорошо так смотрел. Будто это я его унизила! Даже обидно стало.

– Уйди, – попросила сестру, когда мы совместными усилиями устроили навсея на кровати. – Ты его нервируешь да и меня сбиваешь.

– Позовешь! – Алексия неохотно удалилась.

Стоило захлопнуться двери, как я развила бурную деятельность. Разложила содержимое сумки на столике, нагрела воды, приготовила чистые бинты, освежила заклинания в голове. Темный то ли ворчал, то ли постанывал. Когда вновь склонилась над ним, заметила капельки пота у крыльев носа и плотно сжатые челюсти. Больно ему, очень больно, и не только телу – ауре.

– Верьте мне! – шепнула я и, помолчав, добавила: – Я не заберу силу.

После же… Вот недаром выставила Алексию, она бы руки оторвала. Любой бы на ее месте оторвал, но мне нужна помощь навсея, доступ к его магии. Без этого мне не вылечить ничего, кроме кожи.

Щелкнул ошейник. Какой он тяжелый и как холодит пальцы! Будто металла на морозе коснулась. Под ошейником гематома. Быстро свела ее, окутав горло темного зеленоватым облачком. Заодно навсей поймет, я лекарь, а не палач. Кажется, сообразил, или просто хитрый. Лежит, не двигается, подозрительно смотрит. А у меня пальцы дрожат. Ничего во мне, кроме целебной магии, нет, защититься в случае нападения не смогу. Метнется темный смазанной тенью, ударит ребром ладони по горлу – и все, мертва. Видела такое. Но темный не спешил нападать, наблюдал. Видимо, не считал достойной траты последних крупиц жизненных сил.

Немного успокоившись и убедив себя – ничего дурного, сняв ошейник, не сделала, приступила к лечению. Сначала осторожно перевязала, затем вскинула руки и зажмурилась.

– Глупая ланга, – донесся сдавленный шепот раненого, – ты открылась!

Вздрогнула, сообразив, о чем он, но продолжила лечение. Краем глаза заметила черное облачко, однако заставила себя стоять, где стою. Он слаб, он не сумеет. А если да? Меня он не пожалеет: темным незнакомо это чувство.

Облачко развеялось, едва коснувшись пальцев. Навсей застонал и закатил глаза. Я же, унимая дрожь, погрузилась в ауру темного. Она оказалась вязкой и дырявой, только успевай штопать. Взмокнув, закатала рукава и чуть ли не легла на раненого. Пальцы искали прорывы и зашивали. Губы непрерывно бормотали десятки заклятий.

Прикосновение темного заставило дернуться и вернуться в вещественный мир. На память о невидимом щупальце осталась красноватая метка на щеке.

– Ты открылась! – с усмешкой повторил навсей. – Но ты не маг.

Вот так заявление! От возмущения даже о собственной ауре забыла, а зря, темный до нее таки добрался. Пока только исследовал и черпал силы, но лиха беда начало. Я же, парализованная, не могла двигаться. Тело отказывалось подчиняться, даже дышала по приказу навсея.

Думала, убьет – нет, отпустил, втянул то самое черное облачко – свою вторую половину. И сразу побледнел, захрипел. Спрашивается, зачем так надрывался? Повязка на животе тут же взбухла от крови, вправленный перелом заново вспучился обломками кости. Терпеливо вылечила все снова и поднесла к губам снотворное. Лучший союзник больного – отдых, но, мучаясь от боли, глаз не сомкнешь. Заодно во сне снова застегну ошейник, только бархотку проложу, чтобы уменьшить повреждения. Ток энергии она не изменит, а жизнь навсею облегчит.