Литмир - Электронная Библиотека

— Вах! Зачем так гаварышь? Канешна да! А щто?

— Понимаешь…. Выхожу я из своего купе, а навстречу собака….

— А, эта…. Ну её я видел, — уже без акцента заговорил железнодорожник. — Это, наверное, кто-то из пассажиров с собой везёт. Постоянно около вагона-ресторана отирается. Да и пусть, неужели такой маленький нас объест?

— Я разве возражаю? Просто, когда увидел как он сквозь дверь прошёл….

— Бывает. Это от нервного напряжения. У меня самого вчера, во время стоянки в Бресте…. Даже показалось, что тот пёс за голубями гонялся. Да не по земле, а прямо в небе. Дело уже к вечеру было, я как раз от начальника вокзала пришёл. Летит, значит, этот барбос, крыльями машет, ушами хлопает, а хвост — он как пропеллер крутится. У меня от удивления глаза больше чем пенсне чуть не стали! Точно тебе говорю — всё от нашей нервной работы.

Майор не ответил. Он неодобрительно смотрел на сгустившуюся за окошком темноту. Там проносились покосившиеся телеграфные столбы, полуразрушенные недавними боями здания станций. Вдалеке горизонт подсвечивался заревом нескольких крупных пожаров, которые, видимо, никто не собирался тушить. Поезд ехал по территории герцогства Бранденбургского, ещё недавно входившее в состав Германии. Но это название уже несколько месяцев являлось устаревшим.

— Не люблю ночь, — пожаловался майор.

— Это у тебя профессиональное, уж поверь мне на слово, — пояснил бригадир. — Ночью в ОГПУ самое рабочее время начинается. А по мне, так лучше времени и нету. Это днём тут война, а как только солнце чуть к закату — тишь и гладь. Немцы народ аккуратный и дисциплинированный. Каждый вечер наступает пивное перемирие. Оружие почистят, сдадут под роспись, и в ближайшую пивнушку….

— И тушёную капусту с сосисками….

— Сейчас? Вряд ли, разве что лебеду с кониной. Продукты кончились. Но традиции остались. Говорю же — хороший народ немцы, глупый.

— Ну вот, то хвалишь их, то глупыми обзываешь.

— Так я же в хорошем смысле слова, в положительном. Помнишь, на прошлой неделе говорили о прорыве тюрингского курфюрста фон Манштейна в Саксонию? Чем всё закончилось?

— Клюге не оставил ему шансов на успех.

— Ты так думаешь? Это у саксонцев не было никакой надежды. Пока один из офицеров не предложил повесить на дорогах, ведущих в город, знак "Проезд запрещён".

— Так что же тогда хорошего в немецком порядке?

— Для них? Ничего. А для нас?

Начальник караула не ответил. Он достал из кармана галифе толстую сигару в жестяном футлярчике, молча обрезал её, неторопливо раскурил. И лишь после этого, внимательно глядя в глаза собеседнику, произнёс:

— Слоны идут на север.

Бригадир облегчённо вздохнул, стащил с головы парик и промокнул громадным носовым платком вспотевший лоб, который заканчивался где-то в районе затылка. И тоже серьёзно, почти торжественно, сказал:

— И хрен с ними! — а потом упрекнул. — Ну, майор! Я уже думал, что ты никогда этот пароль не скажешь. Два дня ждал, чуть не спился из-за тебя, железнодорожника изображая. Не знаю как у него, но у меня печень не железная. Да ещё жарко в парике, постоянно пенсне запотевает.

— Но, товарищ полковник, мне был дан чёткий приказ — контакт с Вами только после пересечения границы.

— Мог хотя бы намекнуть.

— Лаврентий Павлович, но я до самого последнего момента сомневался.

— Во мне?

— Нет. В том, что Вы — это Вы.

— Куда мир катится? Советские разведчики не узнают своего начальника. Впрочем, Виктор Эдуардович, Вы у нас недавно?

— Уже месяц как из Кракова перевели.

— Достаточное время, чтобы войти в курс дела, — Лаврентий-младший сделал многозначительную паузу. — Перед нами стоят следующие задачи…

Но майор Филиппов так и не успел прослушать инструктаж. Настойчивый стук в дверь купе прервал словоохотливого полковника на полуслове. Берия замолчал, вытащил из-под подушки громадный маузер в деревянной кобуре, и спросил не слишком вежливо:

— Кто там? Кого черти по ночам носят?

Тишина, изредка нарушаемая жалобными всхлипами и сдавленными рыданиями, была ему ответом. А начальник караула пожал плечами — чего опасаться в поезде, охраняемом его орлами? Лаврентий Павлович лишь молча постучал себя пальцем по лбу — мол, сам дурак, в наше время нет ничего безопасного. А плач в коридоре набирал силу. Виктор Эдуардович достал свой пистолет, снял его с предохранителя, и распахнул дверь. Там стояла, загораживая собой всё свободное пространство, весьма габаритная особа женского пола, и вытирала катившиеся по лицу крупные слёзы.

"Француженка" — подумал Берия. — "И, скорее всего, из Лотарингии. Только у них может быть характерный тройной подбородок и крепкий запах чесночного соуса. Или из Нормандии — слишком уж выпячивает нижнюю губу"

У Филиппова было на этот счёт другое мнение. Он сразу же решил, что перед ним уроженка Литвы. Очень уж лошадиное лицо оказалось у ночной визитёрши. Но когда дама заговорила, стало ясно, что ошибались оба — немецкий акцент не спутаешь ни с каким другим.

— Гутен вечер, герр официрен, — с трудом подбирая русские слова, произнесла фрау. Да, именно фрау, потому что колоссальный бюст не позволял причислить её к невинным фройляйн.

— Немка, — шепнул Лаврентий Павлович.

— Вижу, — так же тихо ответил майор. — Они все такие страшные?

— Нет, только западные. Восточные, те что от одичавших славян произошли, очень даже ничего попадаются. Но очень редко. — И уже громче, обращаясь к незваной гостье: — Что угодно, мадам?

Вежливое обращение посетительницу приободрило, она улыбнулась польщено, но измерила невысокого полковника скептическим взглядом. Видимо лысина, пенсне, и железнодорожная форма должного впечатления не произвели, так как следующие слова были адресованы непосредственно Виктору Эдуардовичу:

— Я хотеть требовать удовлетворяться!

Майор широко распахнул глаза и замер, испуганно разглядывая необъятную рыжеволосую валькирию. Неизвестно, сколько бы он так простоял, если бы на помощь не пришёл старший, более опытный товарищ.

— Документики попрошу предъявить, гражданочка!

— Нихт ферштеен.

— Аусвайс покажи, лахудра, — не повышая голоса, Берия-младший перевёл свою просьбу на немецкий язык.

— О, я, я! — пышная красотка расстегнула верхнюю пуговицу платья и запустила руку за пазуху.

Филиппов попытался стыдливо отвернуться, но Лаврентий больно толкнул его локтем под рёбра:

— Бди, майор. Вдруг это троцкистская террористка? Может у неё полный корсет тола и валюты?

Полковник ошибся в своём предположении. Фрау, слегка раскрасневшаяся под внимательными взглядами, сопровождающими каждое движение, вытащила из своего тайника паспорт. Лаврентий Павлович взял в руки слегка потрёпанную книжечку, и поморщился:

— Вот курва! Виктор Эдуардович, у неё британское подданство.

— Ну и что?

— Придётся тебе пострадать за отечество. Постоять, так сказать.

— Это в каком смысле?

— Да в этом самом… В смысле — полежать. Скажи, нам нужны международные скандалы в такое тяжёлое для страны время?

— Но я то здесь причём?

— Витя, — голос Берии-младшего зазвучал мягко, почти по-отечески. — Знаешь такое слово — надо? Ты же коммунист.

— А может, она не за тем пришла?

— А что же ей ещё нужно? Свежий номер "Правды"?

— Давайте спросим?

— Сам вот и спрашивай.

Майор попытался спасти положение, задав прямой вопрос:

— Чего ты хочешь, дура?

— Вас? — ответила английская немка, и её полные, чувственные губы раскрылись в призывной улыбке. Филиппов отшатнулся и перекрестился, а левой рукой нащупал партбилет в нагрудном кармане.

— Вот видишь? — полковник кивнул на фрау, у которой давно уже высохли слёзы. — Ясно и чётко сказала.

— Но, Лаврентий Павлович, я женатый человек. У меня трое детей… А теперь… Из-за какой-то суки…

— О, я, я! — ещё шире улыбнулась валькирия, заставив побледнеть мужественных советских разведчиков. — Со мной в купе ехать один сучка. Это есть Жужу. Вы ходить со мной, будете посмотреть и принимать…принимать… Не знайт слово… Это есть спаниш шпиц.

6
{"b":"276178","o":1}