– Грешен я, Йесус-Моа. – Выбор сделан. – Когда я говорил, что потерял память, я сказал далеко не всю правду.
Абун посмотрел на меня с интересом. Подозревал ведь что-то.
– Про жизнь Ягбы Циона я действительно ничего не помню. Только то, что руки помнят – как пользоваться мисваком, как ездить на коне, говорить вон могу на амхарском и оромском, читать умею, а остальное – пустота. Но память у меня всё же есть. Я помню другую жизнь, прожитую очень далеко отсюда, в землях северных русичей, под другим именем.
– Что? Ягба, ты повредился рассудком? Что ты говоришь, какие русичи?
Нет, абун, крыша у меня не съехала, я был близок к этому, но нет. Я сосредоточился и, контролируя каждый звук, сказал абуну по-русски:
– На самом деле мой родной язык звучит несколько по-другому.
Йесус-Моа пошатнулся и опёрся о стену.
– Это действительно язык северных славян… – прошептал абун.
Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя,
Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым.
И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия,
Единороднаго,
Иже от Отца рожденнаго прежде всех век;
Света от Света, Бога истинна от Бога истинна,
Рожденна, несотворенна, единосущна Отцу,
Имже вся быша.
Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес
И воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася.
Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша,
и погребенна.
И воскресшаго в третий день по Писанием.
И возшедшаго на небеса, и седяща одесную Отца.
И паки грядущаго со славою судити живым и мёртвым,
Его же царствію несть конца.
И в Духа Святаго, Господа истиннаго и животворящаго,
Иже от Отца исходящаго,
Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшего
пророки.
Во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь.
Исповедую едино крещение во оставление грехов.
Чаю воскресения мёртвым, и жизни будущаго века. Аминь.
Абун перевёл дух:
– Что я сейчас сказал?
– Символ веры, Верую во единого Бога, и дальше по тексту… Подожди, ты говоришь по-русски?!
– Нет, Ягба. Много лет назад, когда я был молод, повстречал инока из далёких северных земель… Паломничество привело его на нашу Святую землю, и он окончил свои дни в монастыре, где я рос. Вот и научил меня словам символа веры на его родном языке…
– Это и есть мой секрет. Я – Ягба Цион, не помнящий себя, но помнящий другого. Хотя, если честно, больше и сам не уверен, кто я… Я помню себя совсем другим… Но эти руки – мои руки, голос – мой голос, сердце – моё сердце.
– Йикуно Амлак просил Господа, чтобы он дал тебе мудрость, ибо ты был… плохим наследником. Я просил у него насытить моё любопытство и открыть твою тайну – и я, и негус видели, что ты изменился. Он исполнил оба наших желания, но какой ценой… Успокойся, принц, ты – Ягба Цион, чью бы ещё жизнь ни прожила твоя душа.
Абун поманил меня за собой. Мы отошли в подсобку, где он указал мне на стул и достал кувшин с церковным вином. Он налил себе чашку и выпил залпом. Достал ещё одну и налил уже на двоих.
– Пей. Я знаю тебя с пелёнок, и знал твоего отца с детства. Раньше ты был прямой, как стрела, и тупой, как дубина. Сейчас ты стал хитрый, прямо как твой отец. И, совсем как твой отец, не можешь врать на исповеди. Он, кстати, из-за этого норовил пропускать исповеди под любым предлогом. Но когда приходилось исповедоваться, выкладывал всё. Сначала я был его духовным наставником, потом Текле. Неспроста он возвысил именно нас… Знаешь, сначала я подумал, что ты просто сошёл с ума. Ты не одержим – да и сам это понимаешь, какая одержимость на Святой земле среди молитв? Но с ума сойти мог… Но вот когда ты заговорил на языке славян… которого знать ты не мог никак, я вновь осознал – пути Господни воистину неисповедимы. Я стар и многое повидал. Видел я и чудеса… Так что ты всего лишь ещё одно чудо, сотворённое Господом нашим. Смотри только не зазнайся. – Йесус-Моа грустно улыбнулся. – А теперь рассказывай про свою жизнь во сне. Не оттуда ли законы спроса и предложения?
– Оттуда. – Я хряпнул свою чашку. Вино оказалось кисловатым и слабым, но приятным на вкус. – Я тебе ещё не всё сказал, абун. Жизнь эта прошла примерно через восемьсот лет.
Абун выронил чашку.
– Кстати, насчёт веры, я тебе немного соврал сегодня – я знаю, что человек, познав творение, может очень и очень многое. Хотя, может, и не соврал – я не знаю, сможем ли мы повторить сейчас то, что в той памяти люди строили восемь веков… но верю, что сможем.
Абун молча поднял чашку и налил нам ещё.
– Что за жизнь, хочешь спросить ты? Другая, очень другая. Хотя люди остались такими же. Так же любили, воевали, верили в Бога. Хотя веры было меньше, намного. Человек стал сильнее. Воздвигли города, что затмили собой Рим и Вавилон… Железные корабли избороздили все океаны. Железные птицы летали по небу и возили внутри людей с одного конца Земли до другого. Человек побывал на Луне, а железные птицы добрались и до далёких планет… Человек строил дома выше египетских пирамид, подчинил себе силу молний, оседлал реки и заставил их работать. Да что сейчас говорить…
– Опять Вавилонские башни.
Мы выпили ещё по одной.
– Да нет, не осилил человек Вавилонскую башню. Человек стал сильнее, познал больше, но совсем не стал мудрее. Так же разобщены народы. Нет единой веры – кто верит в Христа, кто в Магомета. На Востоке веруют в Будду и в языческих богов. Создали новые культы. Кто-то верит в то, что Бога нет вообще.
– Тогда зачем ты хочешь нести к нам эти знания, раз в той жизни было не меньше горя, чем сейчас?
– А зачем ещё Господь мне их дал? – Точнее, прислал меня, но не стоит, пожалуй, лезть в детали. – Зачем дал вам принца с памятью человека будущего? Эфиопия через восемьсот лет – захолустная африканская страна. Единственная, не ставшая колонией европейцев, но всё равно бедная и слабая. Доступа к морю у неё нет. Православие… Оно живо, но магометан очень много. Вообще, православие осталось в Эфиопии, на Руси, в Греции, Балканах и на Кавказе. Византия падёт лет этак через сто пятьдесят, и в Константинополе будут турки. На Западе есть два огромных континента, их заселят католики и протестанты – тоже католики, но отрёкшиеся от папы римского, – католическая церковь прогниёт до невозможности. Кстати, последнего негуса нагаста где-то через восемьсот лет и свергнут… Думаю, что не понравился Богу тот мир. Там говорили: знание – сила. Но сила сама по себе не есть зло или добро.
– Откровение…
– Не знаю. Ангелы со мной не говорили, просто помню ту жизнь, сам её прожил. На то, что сказал в Евангелии Иоанн, не похоже.
– Как звали того, чью жизнь ты помнишь?
– Алексей.
– Защитник… – Абун тяжело поднялся, возложил мне руку на голову и прочёл молитву о прощении грехов. – Ягба Цион, Господь изменил тебя и дал знания не просто так. Иди же и используй их во благо, но не во зло. Я помогу тебе и направлю твой дух по мере моих сил. И… продолжай говорить, что ты просто потерял память. Господь простит тебе этот грех.
Жен грыз яблоко. Принц сегодня рано отпустил его, сказав ему, Берхану и Каасе идти и наслаждаться выходным днём, пока они есть. Сначала Жен увязался за воинами – они не возражали, поскольку Ягба Цион назначил парня их учеником. Но бойцы отправились пить вино с полусотником Сэйфэ, который отправил Жена к солдатам… С солдатами Жену было неинтересно, и он пошёл гулять один.
