Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Нина Васина

Правило Крысолова

Раз…

В воскресенье в обед состоялось заседание семейного совета. Мне еще нужно было успеть к двенадцати в студию, а по дороге забросить домой семейную парочку Мучачос, которую мы закончили снимать около пяти утра. Мотор отказал в Бутове. Пока я металась в вихре опавших листьев возле лесного массива, бросаясь к каждому прохожему в поисках информации о ближайшей остановке или станции метро, моя парочка совсем взбесилась. Кое-как удалось поймать такси. В довершение ко всему я забыла код подъезда. Поставила клетку на землю, перерыла всю сумку и взвыла: мой блокнот исчез. Я не могла потерять третий и с таким трудом восстановленный блокнот, не могла, идиотка, растеряха! Подловив открытую дверь при выходе кого-то из жильцов, я побежала по лестнице на третий этаж, подгоняемая жуткими звуками. Хозяйка семейной парочки придирчиво осмотрела актеров.

– Мы не переборщили с возбудителями? – Она выдыхала дым, держа сигарету во рту.

Я протянула деньги.

– Минуточку, – остановила она меня, когда я уже ринулась к лестнице. – Подождите. Взгляните на это.

Я вздыхаю, смотрю на часы и иду за ней в квартиру. Сначала хозяйка выпускает принесенных мною актеров. Кошка Муча, кое-как прилизав грудку, сначала отступает назад, прижимая уши и резко дергая хвостом, потом с разбега бросается на своего супруга. Кот Чос становится на задние лапы и лупит подбежавшую жену по морде, отвешивая оплеухи с медлительностью и тщательностью знающего дело мужика. Муча отступает, чтобы опять приготовиться к прыжку. Она прыгает с грацией пантеры, Чос валится на спину и ловит ее в воздухе. Сцепившись и дико завывая, они катаются по ковру.

– Точно, переборщили, – укоризненно качает головой хозяйка.

Очнувшись, я иду за ней в кухню и с некоторой оторопью рассматриваю животное у балконной двери. Широко расставив копытца, набычившись, на меня смотрит свирепыми маленькими глазками… поросенок? Но почему…

– Кто это?

– Это? – удивляется хозяйка. – Это же кабанчик!

– Поросенок? – Я подхожу и осторожно трогаю щетинку на вздрогнувшей спине. – А почему он черный? И такой волосатый?

– Я думала, вам понравится, – пожимает плечами хозяйка. – Вы можете думать еще месяца два.

– А что будет через два месяца?

– Через два месяца нужно точно решить, подрезать его или нет.

Я сознаюсь, что ничего не понимаю. Толчком в плечо меня усаживают на табуретку. Брезгливо осмотрев то, что теперь сидит у ее стола, хозяйка – высокая жгучая брюнетка неопределенного возраста с руками пахаря-комбайнера и профилем постаревшей персидской княжны – доходчиво объясняет мне, что борова нужно кастрировать, а то мясо будет пахнуть. Но если боров понадобится нам в полной мужской потенции, то его нельзя кастрировать, именно это и нужно решить не позднее чем через два месяца. Я нашариваю в куртке телефон.

На часах – одиннадцать двадцать, я спрашиваю оператора, который добрел до кровати где-то в начале седьмого, нужна ли нам свинья.

– Это боров, – повышает голос хозяйка. – Боров!

– Извини, – киваю я покорно. – Это не свинья. Это боров. Нет, я не издеваюсь. Заткнись, я же сказала, что не издеваюсь! Говори быстро и коротко, платить ли мне за содержание этой свиньи! Почему я спрашиваю у тебя? А, да… Поняла. – Я отключаю телефон.

Мой оператор не собирается содержать скотный двор. Оказывается, он запросто может выехать на съемки в любое животноводческое хозяйство, если захочет опуститься до наблюдения за совокупляющимися свиньями. Он также может вылететь в Африку, если будет заказан фильм про львов, или на Миссисипи, если кто-то любит перед сном напомнить себе, как размножаются крокодилы. И это не значит, что он должен выхаживать львов, крокодилов или горилл! Но я – совсем другое дело! Если я испытываю хоть малейшее желание…

– Можете подрезать вашу свинью, – вздыхаю я, одним этим предложением определив, что думает мой оператор про идиотку, разбудившую его в начале двенадцатого в воскресенье.

– Это боров. – Хозяйка смотрит на меня как на больную. – Жаль. Зря тащила его в город показать. Он же красавец! Вы только посмотрите на масть!

Без десяти двенадцать я позвонила в дверь квартиры тетушки Ханны. Заспанный мужчина в форменных брюках и майке, зевая, доложил, что дежурство проходит спокойно, никаких посторонних не наблюдалось, и поинтересовался, не купила ли я по дороге молока?

– Вы всегда покупайте молоко, когда сюда идете, – приказным тоном посоветовал мне он, задумался и продолжил: – Хотя, к примеру, мой напарник, конечно, предпочел бы пиво, но он будет сидеть в квартире завтра, так что имейте в виду.

Я сдержалась и не надела ему на голову мусорное ведро, которое стояло у двери.

– Да, мусор нужно вынести. – Милиционер ткнул в ведро пальцем, зевнул, ушел в комнату и с размаху бросился на диван, прихватив с журнального столика газету.

Пока я листала семейный альбом моей тетушки, дежурный отпускал нелестные замечания в адрес журналистов. На полу стояла пепельница, а некоторые окурки валялись просто на белом ковре. Я прошла в спальню и обнаружила, что милиционер спал на супружеской кровати и даже не удосужился ее застелить или хотя бы расправить шелковое покрывало. На полу валялись два черных носка. На стуле висела кобура на ремнях.

Он осмотрел фотографии, которые я взяла с собой, бросил в пакет с мусором пустую пачку от сигарет. Пепельницу я вытряхнула сама. Интересно, он принес свою зубную щетку или выбрал из тех, что стоят в ванной?

Когда дверь закрылась, я встала на площадке у лестницы с пакетом мусора и выпала на несколько секунд из действительности. Я вдруг представила свою тетушку Ханну и почему-то ее узкие ухоженные ступни, длинные пальцы ног, проваливающиеся в мягкий белый мех ковра. Я пришла сюда за фотографиями. Бабушка приказала привезти фото детей Ханны. Снимков оказалось мало, я совсем забыла, что у тетушки Ханны были дети, потому что их как бы и не было…

– А правда, что их убили? Девушка, вы ведь ее племянница? – Кто-то тронул меня сзади, я дернулась и размахнулась пакетом с мусором.

– Простите. – Из-за резкого движения я по инерции отлетела к стене.

– Ничего. Я – соседка. А кто этот мужчина в квартире?

– Это… Он на службе.

– Понятно. И Мишу убили? – вдруг понизила голос женщина, запахивая ворот халата на шее.

Я не сразу поняла, что Миша – это последний муж Ханны. Кивнула и пошла к лестнице.

– А Костя? – спросила женщина, сделав за мной несколько шагов. – Костя – веселый такой, удалой?

– Не-ет, – неуверенно покачала я головой, – в машине их было двое.

– И Владика там не было? – прищурилась женщина.

– Минуточку. – Я повернулась и бросила чертов пакет на ступеньки. – Я не знаю ни Кости, ни Владика. А вы откуда их знаете?

Женщина задумалась, оглянулась на дверь квартиры Ханны.

– Был еще Эдуард, этот вне конкуренции. Хоть и кавказской национальности.

– Эдуард, – тупо повторила я. – Это все?

– Нет, конечно. По пятницам иногда приходил Григорий Павлович, очень презентабельный, но тучный. Он ни разу балконом не воспользовался, просто поздоровался на всякий случай для знакомства.

– А по четвергам? – стараясь выглядеть грустной и незаинтересованной, спросила я.

– По четвергам бывал студент из Плехановки, – тут же кивнула соседка. – Смешливый очень. – Она хихикнула, прикрыв рот ладошкой.

– Среда? – азартно подалась я вперед.

– Родительский день, – подалась ко мне соседка.

– Вторник? – Я не очень поняла, что такое родительский день, но отвлекаться не хотелось.

– Когда как, чаще совсем незнакомые, со вторниковскими меня Ханна не знакомила, она говорила, что это люди исключительно деловые и приходят по делу, они сразу ей в дверь звонили.

– А понедельник?

– По понедельникам я редко бываю. Я с дачи приезжаю только после обеда. Но, – повысила голос соседка, заметив на моем лице что-то вроде разочарования, – но мои ключи у нее были.

1
{"b":"29114","o":1}