Литмир - Электронная Библиотека
A
A

«Я становлюсь вашим вассалом, весь до самой последней частицы, — провозгласил он. — Клянусь служить вам, и почитать вас, и умереть, защищая вас, если кто замыслит недоброе. И да помогут мне Бог и все святые!»

Они преклоняли перед ней колени один за другим. Граф Арундел поклялся за всех графов, виконт Херфорд за всех виконтов, а лорд Абергавен за всех лордов. Каждый вставал на колени и складывал руки в древнем феодальном жесте обязательства, торжественно принимаемого вассалом по отношению к феодалу («напоминающем молитву», — как писал хроникер), а затем целовал королеву в щеку. После того как были принесены все клятвы, Гардинер в последний раз сделал круг по большой платформе и объявил королевское «великое и милостивое прощение всех проступков», то есть амнистию, по которой большинство узников освобождались из всех тюрем, кроме Тауэра. Была отслужена месса, после чего Мария сияла свои регалии и, облачившись в одеяние из пурпурного бархата, с короной на голове, прошла по ковру из голубой ткани в Вестминстер-Холл, где должен был состояться церемониальный обед.

Коронация закончилась около пяти вечера. В Вестминстер-Холле были поставлены длинные пиршественные столы для сотен приглашенных обедать с королевой. Слева от нее сидел епископ Дарэмский, а справа граф Шрусбери. Епископ Гардинер, Елизавета и Анна Клевская чуть дальше. Все время, пока королева ела, над ней держали четыре меча, а ее ноги, как того требовал обычай, покоились «на двух дамах из свиты». Во время трапезы лорд — распорядитель коронации граф Дерби и граф-маршал герцог Норфолк ездили верхом туда и обратно по залу на задрапированных в золотую парчу конях, наблюдая за пиршеством и как бы надзирая за порядком. После второй перемены блюд «защитник» Марии (рыцарь, который сражается за королеву, чтобы защитить ее права или честь), сэр Эдвард Даймок, въехал в зал, сопровождаемый пажами, держащими его копье и мишень. Вперед вышел герольд и провозгласил заявление «защитника»:

«Если здесь присутствует какой-либо человек, какого бы сословия, ранга и состояния он ни был, который бы сказал и мог подтвердить, что наша монаршая леди, королева Мария Первая, в этот день сегодня здесь присутствует не по праву и что есть сомнения в ее наследовании короны этого государства, именуемого королевством Англия, и что она не имеет права быть коронованной королевой первой, так я бы ему ответил, что он отвратительно лжет и что я, пока в моем теле есть дыхание, готов выступить с защитой своих слов против него!»

«Защитник» бросил свою рукавицу. Разумеется, ее никто не поднял, и герольд возвратил рукавицу Даймоку, после чего это ритуальное действо повторилось в другом конце зала. Объехав все столы, «защитник» остановился перед королевой, которая выпила за него и вручила ему эту чашу в качестве награды. Затем он покинул зал. Появились рыцари в латах (еще один обычай) и, испрашивая даров, провозгласили титулы Марии по-латыни, по-французски и по-английски, а после обеда лорд-мэр принес Марии «большую чашу на ножке», из которой она выпила и возвратила ему как дар.

К этому времени уже повсюду горели факелы. Длинный утомительный ритуал коронации заканчивался, но у Марии еще нашлось достаточно сил, чтобы перед тем как сменить свое церемониальное одеяние и возвратиться во дворец, немного побеседовать с послами. Однако там «празднование и веселье», с музыкой и танцами, на котором звучал веселый голос и смех королевы, продолжилось далеко за полночь.

* * *

Если говорить о простых людях, которые радовались за Марию, когда она следовала в торжественной процессии на коронацию, которые разорвали па кусочки голубую ткань на ритуальном помосте и, отталкивая друг друга, лезли за оставшимися после коронационного пиршества «мясными объедками», то для них, чтобы считать триумф Марии полным, не хватало только одного. Да, она победила всех своих врагов, да, она была блистательно коронована, и ей принесли клятву верности все лорды, от самого важного до самого незначительного, но у нее не было мужа. Несчастная Джейн оставалась на троне очень недолго, но замужество было одним из немногих ее козырей, потому что замужняя королева предпочтительнее незамужней. На континенте так и говорили: новым королем Англии стал Гилфорд Дадли. Когда же пришла весть о провозглашении королевой Марии, иностранные правители и послы решили, что это ненадолго. Мария скоро найдет себе мужа и незаметно отойдет на задний план. В своем поздравлении Марии по случаю восхождения на престол маркиз Бранденбургский выразил, как само собой разумеющееся, искреннюю надежду, «что она вскоре найдет себе достойного супруга».

У королевских фрейлин замужество было первоочередной и единственной темой разговора, как будто Мария снова стала юной девушкой, окруженной близкими, которым не терпится выдать ее замуж, и поэтому в доме все время идут разговоры об ухаживаниях и любви. Много лет назад она была прелестным ребенком, помолвленным с кузеном-императором, теперь Мария стала привлекательной тридцатисемилетнеи женщиной, к тому же королевой, по разговоры шли примерно те же самые. Казалось, никто, включая и саму Марию, серьезно не рассматривал возможность, что она может остаться незамужней и править страной в одиночку.

Итак, большинству подданных было совершенно очевидно, что королева обязательно должна выйти замуж. Столь же очевидной для них была и кандидатура мужа. Разумеется, супругом королевы должен был стать Эдвард Кортпи, сын казненного маркиза Эксетера и близкой приближенной Марии, Гертруды Блаунт. Именно он из всех живущих в ту пору мужчин-англичан мог похвастаться самым высоким происхождением. (Родственники Кортпи, Реджинальд Поул и Джеффри Поул, имели не менее славную родословную, но пока что оба жили в изгнании, а Реджинальд к тому же был еще и священнослужителем.) Эдвард Кортни являлся праправнуком Эдуарда IV, внуком его дочери Екатерины. Опбыл единственным из оставшихся в Англии наследников Плантагенетов и в этом качестве имел основания, правда, слабые, претендовать на престол. Как выразился Ренар, Эдвард Кортни был «последним ростком Белой розы». Как и Мария, Кортни стал жертвой тирании Генриха VIII. В двенадцать лет его вместе с отцом заточили в Тауэр. После казни маркиза Эксетера сына не выпустили, а продержали в тюрьме до достижения совершеннолетия. В темнице несчастный юноша находился в обществе воинственных мятежников, бунтовщиков-аристократов и разного рода политиков. Это было довольно любопытное общество, и до двадцати семи лет молодой Кортни познавал мир через них. При этом невежественным его никак нельзя было назвать. В заключении он получил довольно приличное образование, и к тому времени, когда Мария его освободила, Кортни был развит не хуже любого среднего придворного: неплохо начитан, знал классику, а также «документы и научные трактаты», мог прилично играть на нескольких музыкальных инструментах и, что более важно, имел изящную, благородную внешцость аристократа королевских кровей и «врожденную благопристойность», которую Ренар относил за счет высокого происхождения.

К сожалению, суждение Ренара оказалось преждевременным, что выяснилось через несколько педель после освобождения его из Тауэра. Что касается интеллекта, то здесь Кортни действительно не уступал ни одному дворянину, но в те времена для мужчины этого было недостаточно. Дело в том, что Кортни, разумеется, ire по своей вине, абсолютно не владел военным, искусством. Он не разбирался в оружии, доспехах и плохо ездил верхом. Говорили, что Мария отменила турнир, который должны были провести в честь коронации, потому что не хотела, чтобы Кортни там опозорился. На самом деле турнир, как и некоторые другие праздничные мероприятия, был отменен по причинам безопасности, но предпочтительнее было объяснять, что из-за неумелости Кортни. По словам французского посла Ноайля, «сей молодой человек был столь неловок, как будто ни разу не садился на нормального большого коня».

Его манеры были такими же неуклюжими, как и искусство верховой езды. «Это бедный гордый аристократ, — написал Ре-нар после нескольких месяцев наблюдений за Кортпи. — Он абсолютно не прислушивается к чужому мнению, упрям, неопытен и мстителен в высшей степени». Ему нравилось пове-. левать и кичиться своей значимостью. Через некоторое время Кортни удалось объединить вокруг себя группу приверженцев. В основном это были самые беспринципные придворные" Марии. Казалось, в его голове не возникало даже сомнений, что Мария обязательно должна разделить с ним престол, и поэтому некоторые стремились заранее к нему подольститься. Например, при разговоре с будущим (как они считали) королем они преклоняли колени, так же как и в присутствии королевы. Он начал добиваться расположения Марии любыми способами, какие только мог изобрести. Кортни очень сильно рассчитывал на свою мать, которая много времени проводила в обществе королевы и даже иногда спала с ней ночью в одной постели. К себе на службу Кортни взял исключительно католиков и пытался завести приятельские отношения со всеми приближенными Марии. Например, называл Сюзанну Кларенсье «мама», а епископа Гардинера «папа», и не много воображения требовалось, чтобы представить, как он называет Марию «женой».

102
{"b":"31370","o":1}