Протестанты боролись с режимом различными способами. Небольшие конгрегации единомышленников встречались в подвалах, разрушенных церквах или на кладбищах, где, возглавляемые проповедником или духовным пастырем, совершали богослужения. Одиночки, такие, как Анна Боккас, которая называла себя «светочем веры», провозглашали себя религиозными лидерами и привлекали к себе сторонников. Таких безжалостно хватали и бросали в тюрьмы. Было немало и тех, кто подвергал нападкам своих соседей-католиков, священнослужителей и саму королеву и даже совершал против правоверных католиков акты насилия. Например, в деревне недалеко от Лондона слуга дворянина-протестанта, услышав, как один католик говорил что-то похвальное о Mecсе, подбежал к нему и дважды нанес удар кинжалом. В граф-t стве Эссекс ночью сожгли церковь, так что в ней невозможно стало служить, а в графстве Суффолк злоумышленники устроили пожар в церкви, «полной прихожан во время мессы».
С самого начала правления Марии каждый ее шаг по возвращению к старой вере встречался насмешками и саботажем. Весной 1554 года во многих приходах Лондона Пасху отпраздновали с полным восстановлением освященных временем традиций. На Страстную пятницу поклонялись кресту, на Вербное воскресенье несли вербы; изображенные па церковных хорах королевские гербы и библейские фразы были стерты и написаны заново. Святые дары были повешены над алтарями или возложены на них, а в соборе Святого Павла в соответствии со старинным обычаем во время вечерни па Страстную пятницу их уложили в саркофаг, где святые дары должны были находиться до утра Пасхи. На торжественной мессе в воскресенье их обычно извлекали из саркофага, и хор затягивал песню ангела у гробницы Иисуса «Он воскрес, его здесь нет». Однако после пятничной вечерни в собор проникли протестанты и выкрали из саркофага «тело Христово», поэтому когда наступил кульминационный момент, ко всеобщему смущению, радостные слова псалма оказались истинными — «тела Христова» действительно на месте не было. Возникла большая неловкость, а кое-кто даже вздумал посмеиваться, пока священник не принес другие святые дары. Как только эта история стала общеизвестна, тут же была сочинена баллада, размноженная во многих экземплярах, — о том, как паписты потеряли своего бога и положили на его место нового. Несмотря на обещанное большое вознаграждение, ни воров, ни автора баллады найти не удалось, зато трюк с похищением святых даров был в различных местах многократно повторен. В мае плотник по имени Джон Стрит во время службы на Смитфилд вообще попытался при скоплении народа вырвать «тело Христово» из рук священника, но вмешались прихожане, в результате чего Стрит оказался в тюрьме Ньюгейт. Хроникер пишет, что там «плотник начал прикидываться сумасшедшим».
Приезд Филиппа породил свежие слухи о предстоящих гонениях и соответственно новую волну протестантского сопротивления. В народе говорили, что возвращается папа, что будут заново построены монастыри, церковная собственность возвращена духовенству, а все обиженные Генрихом VIII и Эдуардом восстановлены в правах. Особенно тщательно муссировались слухи об «ожидаемой мести священников». Протестанты решили нанести превентивный удар, и потому участились случаи нападения на католическое духовенство и вообще па католиков. В Кенте одного священника подвергли унизительным наказаниям, а затем отрезали нос, а у собора Святого Павла злоумышленник выстрелил из небольшого ружья в проповедника, доктора Пендлтопа. Дробинка ударила в стену собора как раз позади лорд-мэра и затем упала на плечо прихожанина. Были немедленно обысканы все соседние дома, но преступника найти не удалось. Через шесть дней его каким-то образом обнаружили, но никаких доказательств для суда предъявлено не было. Еще один интересный случай произошел на Олдерсгейт-стрит, где слуга сэра Энтони Невилла уговорил молодую девушку по имени Элизабет Крофтс спрятаться за стену и отвечать на вопросы духовидцев. Ими стали сговорившиеся между собой приказчик, актер и ткач. У степы собралась большая толпа. Слуга говорил, что «голос в стене» — это ангельский дух, который может открыть всю правду. Девушка давала «подстрекательские к бунту» ответы. На вопрос «Что такое месса?» она ответила: «Идолопоклонство». На вопросы по поводу исповеди, брака королевы и появления в стране испанцев она ответила с осуждением, предав анафеме все католические установления, а также Марию и Филиппа. Когда приказчик выкрикнул: «Боже, Храни королеву Марию!», стена молчала, на возглас же «Боже, храпи королеву Елизавету!» стена отозвалась: «Да будет так». Свидетелями этого мошенничества были тысячи горожан, но на эшафот Элизабет Крофтс поволокли только через три месяца.
Если в Англии протестантов еще как-то удавалось утихомирить (хотя это доставляло Марии и ее Совету немало хлопот), то с ведущими ожесточенную пропаганду против католического правительства эмигрантами все было гораздо сложнее. Наиболее одиозных протестантских лидеров советники заставили уехать за границу еще в первые месяцы правления Марии: некоторых из них арестовывали и затем выпускали, чтобы те смогли сбежать, другим просто выдавали официальные паспорта. Среди покинувших родину были епископы Поп и Бейл, а также будущий исследователь жития мучеников Джон Фокс, уже начавший работу над историей религиозных преследований в Англии. Оказался в эмиграции и неистовый шотландец Джон Нокс.
Кроме известных людей, Англию покинули сотни фермеров, бакалейщиков, ювелиров, каменщиков и прочих, которые поселились в эмигрантских колониях в Швейцарии и Германии. Главными центрами протестантской оппозиции стали Женева, Франкфурт и Страсбург. Оттуда в графства Кент и Суффолк, а также в Лондон устремились потоки литературы, оскорбляющей королеву, советников и ее супруга-испанца. Выполнявшие заказы французские и германские печатники смысла текстов большей частью не понимали, и вообще подобная литература, пока попадала к англичанам, проходила через много рук. В апреле 1554 года магистрат Данцига прислал Марии письмо по поводу оскорбительной листовки, изданной в их городе. Печатник и его сын «признались, что сути написанного не знали, поскольку не ведали по-английски, а при наборе различали буквы только по форме». Заказ данцигскому печатнику принес англичанин, которому, в свою очередь, листовку передал английский моряк. Моряку же этот текст вручил еще один англичанин, третий, с поручением доставить готовый материал в Англию и передать нужным людям, которые должны были перевезти листовки в столицу. Здесь их следовало «разбросать на улицах и дорогах, чтобы прочитали люди».
Пои и Бейл быстро откликались на каждое новшество, вводимое Марией в религиозную жизнь Англии, обрушивая свой сарказм и язвительность особенно на «коварного епископа Винчестерского» и «разъяренного быка» Боннера, епископа Лондонского. Однако наиболее злобно атаковал Нокс, который накануне прибытия Филиппа в Англию написал в своем «Истинном наставлении исповедующим Божью правду в Англии», что Мария «предала интересы Англии, приведя в страну чужака и сделав его королем… и превратив тем самым всех простых людей в рабов гордого испанца». «Ее сообщники в этом предательстве, — писал Нокс, — в особенности Гар-дииер, эта помесь Каина и Иуды-предателя, должны быть убиты во имя справедливости и истинной веры». Брошюра была опубликована в день, когда корабли Филиппа причалили к берегу в Саутгемптоне.
Яростное поношение из-за рубежа, угроза волнений в юго-западных графствах, то есть в непосредственной близости от королевского дворца, в сочетании с приближающимися родами Марии заставили правительство изменить отношение к протестантским еретикам. Недавнее возрождение средневековых законодательных актов обеспечивало механизм, с помощью которого можно было казнить любого по обвинению в религиозном преступлении. Под рукой были также достаточно квалифицированные и решительные судьи. В Тауэре, тюрьме Флит и других местах содержались лица, нарушившие религиозные законы королевы, и некоторые в правительстве подняли крик, что сохранение жизни этим злонамеренным правонарушителям вдохновляет протестантов всех мастей на дальнейшее расшатывание государственной системы.
