Некому было выть, провожая меня в последний путь. Я жил в одиночестве и не имел ни детей, ни друзей. А слуги – это всего лишь слуги. Они сожалели только о том, чего не успели украсть. Я не сожалел вообще ни о чем. И оставил душеприказчику завещание, согласно которому старый родовой замок должен быть разрушен в течение месяца после моего ухода.

В аду оказалось совсем неплохо. В перерывах между войнами и пытками я развлекался со знойными местными шлюхами – если, конечно, успевала нарасти содранная кожа. Потом ее сдирали заново – и все начиналось сначала. Для разнообразия я играл в покер на отрезанные пальцы, напивался по-черному в барах, где подавали «Пузырчатую Мэри» (кипящая смола поверх водки), сам испробовал ремесло палача и экзекутора, но так и не успел войти во вкус…

А потом настало время возвращаться.

Видать, вышел новый срок.

Меня сняли прямо с дыбы, и я предстал перед Заседателями. Процедура носила формальный характер и прошла быстро; они не привыкли тянуть кота за хвост – ведь за мною стояла очередь примерно в миллион голов. Ее конец терялся где-то в самой глубокой заднице Преисподней…

«Виновен!» – гласил приговор. (Ну а кто бы сомневался?)

Мне заломили руки, содрали кусок кожи с головы. Взлетел раскаленный судейский молоток – и опустился, выжигая Метку Каина на моем черепе.

По-быстрому прилепили заплату. Получилось неплохо, почти незаметно – вот только теперь на этом месте растут седые волосы. По такому пятнышку я узнаю себе подобных. Их больше, чем вы можете себе вообразить…

«Гони его по этапу!» – сказала скучным и бесцветным голосом канцелярская крыса.

И спустя пятьсот лет я снова очутился на этой дурацкой маленькой планетке под названием Зона.

На этот раз мне дали тридцать три года. Говорят, повезло. Я встречал таких, которые получили на всю катушку – полный срок, до выработки ресурса. Что-то около восьмидесяти. Им не позавидуешь: износ, старческая немощь, маразм – хорошо еще, если не делают под себя. Почти овощи на грядке. Легкая добыча, но мучаются до конца. Как ни странно, старперы обычно отбывают за всякую мелочь вроде воровства или мошенничества.

Под конец очередной отсидки я встретил Жасмин. Вот уж действительно: печальный цветочек моей скоротечной любви… Она мотает тридцатник за аборт. Убийство в утробе. Ох, грехи наши тяжкие!.. Теперь Жасмин трахается, как кошка, но не может забеременеть. Хочет ребенка, несмотря ни на что. Знает наверняка, что придется преодолевать немыслимые страдания и сильнейшие искушения. Обстоятельства непременно сложатся таким образом, что аборт будет просто необходим (скажем ей пообещают, что ребенок, зачатый по пьяному делу, почти наверняка окажется дефективным; или хотя бы ради того, чтобы выжить самой). Но Жасмин настроена твердо. Аборт?! Ни за что на свете! Она клянется, пробуждаясь после своих кошмарных снов, что больше никогда не сделает такой глупости!

Конечно, не сделает. Ведь Судейские дочиста выскоблили ее матку!

Но она все равно надеется…

Вот этого я не понимаю. Лично я ни в чем не раскаиваюсь. По-моему, раскаяться – значит, предать собственную сущность, изменить самому себе, стать тем же бараном, только без постороннего вмешательства. Невзирая на некоторые разногласия по этому пункту, мы прекрасно ладим друг с другом. Особенно в положении лежа…

Кстати, чтобы закрыть тему: даже если случится чудо и Жасмин забеременеет, она действительно не сделает аборт – лишь бы доказать Судейским свою «невиновность». Уверен, что именно поэтому ей не дают даже мизерного шанса. Это приговор, не подлежащий пересмотру. Помилование невозможно. Жасмин придется смириться с тем, что «ошибки молодости» непростительны и непоправимы. Ей уже не «залететь» – хоть в сперме купайся!..

Но бог с нею, с Жасмин! Поговорим о компах. У меня нет иллюзий – они правят этим миром. И даже среди Судейских Послов теперь все чаще попадаются компы. Наказывают они при помощи жесткого излучения. Короткий узконаправленный импульс – и ты превращаешься в ходячий кусок относительно свежего мяса. Правда, с протухшими мозгами. По здешней классификации – «баран». Баранов немного, потому что выживаемость у них почти нулевая, но иногда они мешают, оказываясь в неудобное время в ненужном месте. Такая вот злая баранья судьба…

Слева по борту, на расстоянии нескольких сотен метров от полотна, тянулись какие-то развалины. Оттуда нас и обстреливали компы. Ну, это несерьезно. Пародия на засаду. Просто проверяют бдительность, не дают расслабиться – чтоб нам жизнь малиной не казалась…

Дюша, который был в тот день за машиниста, поддал пару, и «Ти-Рекс» начал ускоряться. Я скатился с Мозгляка и показал на открытый люк, находившийся в десяти шагах от дивана. Босс кивнул, и мы поползли. Прямо через лужу разлившегося самогона. Пахло одурительно, однако надо было следить, чтоб не загнать себе стекляшку в яйца.

Мозгляка я пропустил вперед. Его толстая задница неуклюже вихлялась. Выглядело это довольно смешно, но я не смеялся. Сам Мозгляк был спокоен и даже улыбался, оглядываясь. Я не заметил на его физиономии ни единой капельки пота. По-моему, он обожал приключения ради приключений. А я был сыт ими по горло.

Тем не менее я сопровождал драгоценные мозги, каждую секунду готовый снова заслонить босса от пуль и осколков. Даже когда он подмигнул мне и запищал песенку «Наш паровоз вперед летит…», я подавил раздражение и острое желание заехать ему в рожу, чтоб заткнулся.

Не все наши парни понимают, какое Мозгляк сокровище, но я точно знаю: без него мы не протянем и месяца. Если не компы, так сами друг друга перебьем. Он собрал нас в банду, сумел объединить придурков, у которых не было ничего общего, кроме дремучих инстинктов – жрать, трахать, убивать. По крайней мере на какое-то время он дал смысл и цель нашим жалким жизням. Под его руководством мы слепили из всякого дерьма бронепоезд. Три месяца вкалывали как проклятые (а почему, собственно, «как»?!), в заброшенном депо. Отремонтировали паровоз, обшили уцелевшие вагоны металлическими листами в несколько слоев, установили пушки и пулеметы в поворотных башнях и загрузили платформы мешками с песком («На случай диверсии», – изрек гениальный и предусмотрительный Мозгляк). Еще два «восьмиосника», прицепленных сзади, были доверху набиты рельсами, шпалами и различным инструментом – так что при необходимости мы вполне могли восстановить поврежденный путь, для чего босс создал специальную команду из самых здоровых и тупых. Работать кувалдами и кайлами им пришлось всего лишь дважды, но Мозгляк уверял меня, что дальше будет хуже. Гораздо хуже…

В общем, получился ублюдочный монстр, однако пока едет и от компов неплохо защищает. Название своему детищу Мозгляк лично придумал. До сих пор не знаю, что оно означает, – надо будет поинтересоваться как-нибудь… На переднем вагоне намалевана гигантская морда какой-то жуткой рептилии с распахнутой пастью. Фактор устрашения – сами понимаете, чей это термин.

Меня босс сделал своим адъютантом. Но я догадываюсь, что на самом деле Судейские просто решили преподать мне небольшой урок и я приставлен к Мозгляку в качестве холуя, чтобы смирил гордыню – ведь я был в прошлой жизни чертовым аристократом!

Итак, теперь я всего лишь адъютант. А может, даже придворный шут – Мозгляк такой умный, что хрен разберешь. Иногда мне кажется, что все мы от природы шуты гороховые. Каждый кривляется, чтобы уцелеть и получше устроиться. На Суде – само собой, святое дело. Изображаешь покорность и умудренность. Но знаю точно: ничему этап не учит, абсолютно ничему! Каждый раз начинаешь с нуля, тянешь ту же лямку, совершаешь те же преступления, точно так же калечишь ноги судьбе – и остаток жизни хромаешь или ковыляешь на костылях. Правда, кое-кто умудряется раздобыть инвалидную коляску…