– Во-вторых, – продолжал дядя Вернон, будто не услышал, – поскольку Марджи ничего не знает о твоей ненормальности, чтоб никаких… дурацких штучек, пока она здесь. Изволь вести себя прилично, ясно?
– Если она тоже будет вести себя прилично, – процедил Гарри.
– А в-третьих, – продолжал дядя Вернон, багровея, и его злобные маленькие глазки превратились в щелки, – мы сказали Марджи, что ты учишься в заведении святого Грубуса – интернате строгого режима для неисправимых преступников.
– Что?! – заорал Гарри.
– И ты подтвердишь это, парень, а то пожалеешь! – рявкнул дядя Вернон.
Гарри сидел, побелев от ярости, отказываясь верить в происходящее. Тетя Марджи приезжает на целую неделю! Худший подарок ко дню рождения, какой только могли преподнести Дурслеи, – даже если принять во внимание ту пару старых носков дяди Вернона.
– Что ж, Петуния, – произнес дядя, тяжело поднимаясь на ноги, – я поехал на вокзал. Хочешь покататься, Дудличка?
– Не-а, – ответил тот. Дядя Вернон прекратил ругать Гарри, и Дудли вновь вперился в телевизор.
– Дудлику надо принарядиться для тетушки, – промурлыкала тетя Петуния, разглаживая его светлые густые волосы. – Мамочка купила ему красивенький новенький галстучек.
Дядя Вернон хлопнул сына по жирному плечу:
– Тогда до встречи, – и вышел из кухни.
Парализованного от ужаса Гарри внезапно посетила идея. Он бросил гренок, вскочил и кинулся следом за дядей.
Тот натягивал дорожную куртку.
– Тебя не звали, – буркнул он, заметив, что Гарри стоит у него за спиной.
– А мне и не надо, – холодно ответил Гарри. – Я хочу кое о чем попросить.
Дядя Вернон с подозрением смерил его взглядом.
– Третьеклассникам в «Хог…» – в моей школе – разрешается посещать ближайшую деревню, – сказал Гарри.
– И что? – бросил дядя Вернон, снимая ключи от машины с крючочка у двери.
– Мне нужно, чтобы вы подписали разрешение, – поспешно закончил Гарри.
– С какой еще стати? – скривился дядя Вернон.
– Ну-у, – протянул Гарри, тщательно подбирая слова, – мне будет нелегко притворяться перед тетей Марджи, что я учусь в этом, святом Как-его-там…
– Грубусе – интернате строгого режима для неисправимых преступников! – пророкотал дядя Вернон, и Гарри с удовольствием уловил в его голосе откровенную панику.
– Совершенно верно, – сказал Гарри, спокойно глядя в огромное багровое дядино лицо. – Очень длинное название. А ведь нужно, чтоб она поверила, правда? И вдруг я случайно о чем-нибудь проговорюсь?
– Тогда я из тебя всю начинку вытрясу, понял? – загремел дядя Вернон и пошел на Гарри с поднятыми кулаками.
Но Гарри не уступал.
– Это не поможет тете Марджи забыть, что я ей скажу, – хмуро проговорил он.
Дядя Вернон остановился, не опуская кулаков, и лицо его стало гадкого красно-коричневого цвета.
– А если вы подпишете разрешение, – поспешно продолжил Гарри, – я поклянусь, что запомню, где якобы учусь, и буду вести себя как муг… как нормальный, в общем.
Дядя Вернон оскалил зубы, и на виске у него билась жилка, но было ясно, что он обдумывает предложение.
– Идет, – бросил он в конце концов, – но я намерен внимательно следить за твоим поведением, пока Марджи будет здесь. Если ты до самого конца будешь ходить по струночке и придерживаться моей версии, я подпишу это идиотское разрешение.
Он развернулся, распахнул входную дверь, а потом захлопнул ее за собой с такой силой, что из верхнего витража выпало стеклышко.
Гарри не стал возвращаться в кухню. Он пошел в свою комнату. Если предстоит вести себя по-мугловому, лучше начать прямо сейчас. Медленно и печально он собрал все свои подарки и открытки и спрятал их под половицей вместе с сочинением. Затем подошел к совиной клетке. Эррол совсем очухался; они с Хедвигой спали рядышком, сунув головы под крылья. Гарри вздохнул и потыкал пальцем обоих.
– Хедвига, – мрачно сказал он, – тебе придется убраться отсюда на неделю. Лети с Эрролом. Рон за тобой присмотрит. Я напишу ему и все объясню. И не смотри на меня так (большие янтарные глаза Хедвиги глядели с укором), я не виноват. Иначе меня не пустят в Хогсмед с Роном и Гермионой.
Через десять минут Эррол и Хедвига (с запиской к Рону на лапке) вылетели из окна и скрылись из виду. В глубоком унынии Гарри убрал клетку в шкаф.
Однако у него практически не осталось времени на размышления о своей печальной судьбе. Прошло всего ничего, а снизу уже вопила тетя Петуния – велела Гарри спуститься и встречать гостью.
– Сделай что-нибудь с волосами! – рявкнула она, едва он вышел в холл.
Гарри не понимал одного: зачем? Тетя Марджи обожала его критиковать, и чем неряшливей он, тем ей приятнее.
И очень скоро со двора донеслось шуршание гравия – это въезжала машина дяди Вернона; затем хлопнули дверцы, и на садовой дорожке послышались шаги.
– Открой дверь! – приказала тетя Петуния.
С черным мраком на душе Гарри повиновался.
На пороге стояла тетя Марджи. Она была точной копией дяди Вернона: большая, мясистая, багровая, даже с усами, правда, не такими кустистыми, как у брата. В одной руке она несла необъятный чемодан, а другой держала под мышкой старого бульдога с чрезвычайно дурным характером.
– Где тут мой Дуделька? – забасила тетя Марджи. – Где тут мой племяшечек?
В холл, загребая ногами, вошел Дудли: блондинистые волосы плотно облепили жирную голову, галстук-бабочку трудно разглядеть под многочисленными подбородками. Тетя Марджи пихнула чемодан в живот Гарри, вышибив из него дух, одной рукой сжала Дудли и посадила ему на щеку влажный поцелуй.
Гарри прекрасно знал, что Дудли терпит ласки тети Марджи только потому, что получает за это неплохие деньги. В самом деле, когда объятие распалось, у Дудли в толстом кулаке оказалась двадцатифунтовая банкнота.
– Петуния! – вскричала тетя Марджи, проходя мимо Гарри, словно он вешалка для шляп. Дамы поцеловались, точнее, тетя Марджи мощной челюстью стукнулась о костлявую щеку тети Петунии.
С радостной улыбкой на устах вошел дядя Вернон и закрыл дверь.
– Чайку, Мардж? – спросил он. – А Рваклера чем побаловать?
– Рваклер попьет чаю из моего блюдечка, – ответила тетя Марджи, и все трое направились в кухню, оставив Гарри одиноко стоять в холле с чемоданом. Гарри не жаловался; что угодно, лишь бы поменьше быть с тетей Марджи. Он потащил чемодан наверх в комнату для гостей, стараясь потянуть время.
Когда он вернулся в кухню, тетю Марджи уже снабдили чаем и фруктовым кексом. В углу Рваклер шумно лакал из блюдечка. Гарри увидел, что тетя Петуния едва заметно морщится всякий раз, когда капли чая и слюны падают на ее чистейший пол. Тетя Петуния ненавидела животных.
– А кто присматривает за остальными собаками, Мардж? – поинтересовался дядя Вернон.
– А, я оставила при них полковника Бруствера, – загремела в ответ тетя Марджи. – Старик теперь в отставке, ему полезно чем-нибудь заняться. Но беднягу Рваклера пришлось взять с собой. Он без меня чахнет.
Рваклер заворчал, увидев, что Гарри сел за стол. И лишь тогда тетя Марджи в первый раз обратила внимание на мальчика.
– Ну! – пролаяла она. – Все еще здесь?
– Да, – ответил Гарри.
– Что за тон! – гаркнула тетя Марджи. – Скажи спасибо Вернону и Петунии, что оставили тебя в доме! Я бы не стала. Если б тебя подбросили ко мне на порог, ты бы отправился прямиком в приют.
Гарри так и подмывало сказать, что вот и прекрасно, лучше уж в детском доме, чем у Дурслеев, но он вспомнил про Хогсмед. И через силу улыбнулся.
– Чего лыбишься?! – взорвалась тетя Марджи. – Вижу, с прошлого раза нисколько не исправился. А я-то надеялась, что в школе тебе вобьют чуточку хороших манер. – Она основательно отхлебнула из чашки и утерла усы. – Как там это называется, куда вы его отослали, а, Вернон?
– В «Святой Грубус», – заторопился дядя Вернон. – Первоклассное заведение для безнадежных случаев.
– Понятно. А скажи-ка нам, мальчишка, там, в твоем «Святом Грубусе», розги не забывают? – рявкнула она Гарри через стол.
