© Алексеев В. Ф., иллюстрации, 1988

© Оформление серии. ОАО «Издательство «Детская литература», 2015

Шутливое и ласкательное это прозвище краснофлотской тельняшки, давно бытовавшее на флоте, приобрело в Великой Отечественной войне новый смысл, глубокий и героический.

В пыльных одесских окопах, в сосновом высоком лесу под Ленинградом, в снегах на подступах к Москве, в путаных зарослях севастопольского горного дубняка – везде видел я сквозь распахнутый как бы случайно ворот защитной шинели, ватника, полушубка или гимнастёрки родные сине-белые полоски «морской души». Носить её под любой формой, в которую оденет моряка война, стало неписаным законом, традицией.

И как всякая традиция, рождённая в боях, «морская душа» – полосатая тельняшка – означает многое.

Так уж повелось со времён Гражданской войны, от орлиного племени матросов революции: когда на фронте нарастает опасная угроза, Красный флот шлёт на сушу всех, кого может, и моряки встречают врага в самых тяжёлых местах.

Их узнаю́т на фронте по этим сине-белым полоскам, прикрывающим широкую грудь, где гневом и ненавистью горит гордая за флот душа моряка, – весёлая и отважная краснофлотская душа, готовая к отчаянному порой поступку, не знакомая с паникой и унынием, честная и верная душа большевика, комсомольца, преданного сына Родины.

Морская душа – это решительность, находчивость, упрямая отвага и неколебимая стойкость. Это весёлая удаль, презрение к смерти, давняя матросская ярость, лютая ненависть к врагу. Морская душа – это нелицемерная боевая дружба, готовность поддержать в бою товарища, спасти раненого, грудью защитить командира и комиссара.

Морская душа – это высокое самолюбие людей, стремящихся везде быть первыми и лучшими. Это удивительное обаяние весёлого, уверенного в себе и удачливого человека, немножко любующегося собой, немножко пристрастного к эффектности, к блеску, к красному словцу. Ничего плохого в этом «немножко» нет. В этой приподнятости, в слегка нарочитом блеске – одна причина, хорошая и простая: гордость за свою ленточку, за имя своего корабля, гордость за слово «краснофлотец», овеянное славой легендарных подвигов матросов Гражданской войны.

Морская душа – это огромная любовь к жизни. Трус не любит жизни – он только боится её потерять. Трус не борется за свою жизнь – он только охраняет её. Трус всегда пассивен – именно отсутствие действия и губит его жалкую, никому не нужную жизнь. Отважный, наоборот, любит жизнь страстно и действенно. Он борется за неё со всем мужеством, стойкостью и выдумкой человека, который отлично понимает, что лучший способ остаться в бою живым – это быть смелее, хитрее и быстрее врага.

Морская душа – это стремление к победе. Сила моряков неудержима, настойчива, целеустремлённа. Поэтому-то враг и зовёт моряков на суше «чёрной тучей», «чёрными дьяволами».

Если они идут в атаку – то с тем, чтобы опрокинуть врага во что бы то ни стало.

Если они в обороне – они держатся до последнего, изумляя врага немыслимой, непонятной ему стойкостью.

И когда моряки гибнут в бою, они гибнут так, что врагу становится страшно: моряк захватывает с собой в смерть столько врагов, сколько он видит перед собой.

В ней – в отважной, мужественной и гордой морской душе – один из источников победы.

1942

Бой ушёл вперёд.

Он гремел теперь далеко в степи, и сюда доносилось лишь приглушённое ворчание разрывающихся мин и снарядов. Над опустевшими окопами, вырытыми в агротехнической посадке вдоль ровной аллеи, лёгкий ветерок чуть шевелил деревья, вернее, огрызки деревьев.

Тонкие их стволы были срезаны, расщеплены или белели ранами сорванной коры, ветви – надломлены, обгрызены, посечены. Листья, пробитые и надорванные, преждевременно пожелтели. Изуродованная зелень молчаливо свидетельствовала о том, что вытерпели люди, укрывшиеся под ней в неглубоких своих окопах. Две недели свистел в этой рощице металлический вихрь, две недели рвались здесь мины, снаряды, авиабомбы, густыми роями летели пули – и когда-то высокие и пышные акации превратились в низкий общипанный кустарник.

Две недели бились здесь черноморские моряки, сошедшие с кораблей для смертельного боя с фашизмом.

Это были два батальона Первого морского полка. В начале осады Одессы его сформировал и повёл в бой командир Одесского военного порта полковник Осипов, старый моряк, матрос с «Рюрика» и «Гангута», который в Гражданской войне бился в Первом кронштадтском экспедиционном отряде и командовал матросским отрядом на Волге. Новый полк в первом же бою отбросил румын от ближних подступов к городу и захватил эту посадку у колхоза Ильичёвка. Она была очень важна: во-первых, она закрывала врагу подход к высоте, выгодной для обстрела Одессы; во-вторых, отсюда в своё время, с прибытием подкреплений, командование рассчитывало начать новый удар.

Это отлично понимали и осаждающие. На два батальона моряков, державших посадку, румыны бросили целую дивизию – два пехотных и один артиллерийский полк. Посадка оказалась в фактическом окружении: спереди, сзади, слева и справа были румыны, и только высокая кукуруза, протянувшаяся к железнодорожному полотну, где оборонялась остальная часть полка, была единственной дорогой, по которой ночами подтаскивали морякам цинки[1] с патронами, мины, пищу и воду. И по этой же кукурузе не раз пробирался к своим бойцам полковник Осипов, чтобы осмотреть позицию, распорядиться насчёт отражения очередной атаки и, кстати, побеседовать по душам.

– Окружением маленьких пугают, – говорил он своим глуховатым негромким голосом, пережидая разрывы мин и снарядов. – Поглядите, как вы тут ладно устроились: посадочка-то ваша углом идёт. Полезут румыны с тыла, внутрь угла попадут – будете их с двух сторон бить. Справа навалятся – левая посадка фланговым огнём их положит. Слева сунутся – правая так же будет во фланг косить. Ну а если чёрт их понесёт на самый уголок, тут у вас полная мощь огня, понятно?.. За такую посадку денежки платить можно. Ваше дело – не зевать, высматривать, откуда полезли. Крепче держитесь, товарищи, по-флотски держитесь!.. Скоро эту посадочку оставим, вперёд пойдём. Не на мёртвый же якорь тут стали!

И моряки держались. Ежедневными атаками враг пытался сломить их сопротивление. Две недели подряд одна за другой накатывались волны атакующих румын (в иную атаку до восьми волн) – и разбивались о твёрдость и мужество краснофлотцев, как о скалу.

Грудами трупов, наваленных друг на друга, эти волны так и застыли у окопов неопровержимым доказательством краснофлотского мужества и стойкости. Пули, остановившие их на бегу, были у них во лбу, в сердце, в груди – точные, прицельные пули спокойного морского огня. Убитые лежали без оружия: оно попало в руки моряков, и солдаты, лежавшие сверху недвижной этой груды, были повалены пулями из румынских же автоматов и пулемётов, принесённых сюда накануне теми, кто лежал внизу.

Только полсотни шагов отделяло убитых от посадки. Так учил своих бойцов полковник Осипов:

– Не нервничай, ближе подпускай. Они в атаке орут, поливают из автоматов, на психику берут, вон как вчера шагали – в восемь рядов, с музыкой и иконами: нам, мол, всё нипочём!.. А вы их тоже на психику берите: топай, мол, топай, а я обожду, когда у тебя гайки начнут отдаваться… Молчите и поджидайте. Пусть на предыдущих ораторов полюбуются: тоже на мораль действует, экое кладбище навалено!.. Вот когда так подойдут, что их карточки рассмотришь, когда глаза их увидишь, а в них страх, тогда и бей в лоб. Веселее будет: одного повалишь – десять сами назад побегут…