Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

СТИХИ

" Ветер выел следы твои на обожжённом песке "

Жить розно и в разлуке умереть.

М. Лермонтов
        Ветер выел следы твои на обожжённом песке.
        Я слезы не нашёл, чтобы горечь крутую разбавить.
        Ты оставил наследство мне — отчество, пряник, зажатый в руке,
        И ещё — неизбывную едкую память.
        Так мы помним лишь мёртвых, кто в сумрачной чьей-то судьбе
        Был виновен до гроба. И знал ты, отец мой,
        Что не даст никакого прощенья тебе
        Твоей доброй рукою нечаянно смятое детство.
        Помогли тебе те, кого в ночь клевета родила
        И подсунула людям, как искренний дар свой.
        Я один вырастал и в мечтах, не сгоревших до тла,
        Создал детское солнечное государство.
        В нём была Справедливость — бессменный взыскательный вождь,
        Незакатное счастье светило все дни нам,
        И за каждую, даже случайную ложь
        Там виновных поили касторкою или хинином.
        Рано сердцем созревши, я рвался из собственных лет.
        Жизнь вскормила меня, свои тайные истины выдав,
        И когда окровавились пажити, росчерки резких ракет
        Зачеркнули сыновнюю выношенную обиду.
        Пролетели года. Обелиск. Траур лёг на лицо…
        Словно стук телеграфный я слышу, тюльпаны кровавые стиснув:
        «Может быть, он не мог называться достойным отцом,
        Но зато он был любящим сыном Отчизны…»
        Память! Будто с холста, где портрет незабвенный, любя,
        Стёрли едкую пыль долгожданные руки.
        Это было, отец, потерял я когда-то тебя,
        А теперь вот нашёл — и не будет разлуки…

1962

" Мирозданье сжато берегами "

        Мирозданье сжато берегами,
        И в него, темна и тяжела,
        Погружаясь чуткими ногами,
        Лошадь одинокая вошла.
        Перед нею двигались светила,
        Колыхалось озеро без дна,
        И над картой неба наклонила
        Многодумно голову она.
        Что ей, старой, виделось, казалось?
        Не было покоя средь светил:
        То луны, то звёздочки касаясь,
        Огонёк зелёный там скользил.
        Небеса разламывало рёвом,
        И ждала — когда же перерыв,
        В напряженье кратком и суровом,
        Как антенны, уши навострив.
        И не мог я видеть равнодушно
        Дрожь спины и вытертых боков,
        На которых вынесла послушно
        Тяжесть человеческих веков.

1963

" Тревога военного лета "

        Тревога военного лета.
        Опять подступает к глазам
        Шинельная серость рассвета,
        В осколочной оспе вокзал.
        Спешат санитары с разгрузкой.
        По белому красным — кресты.
        Носилки пугающе узки,
        А простыни смертно чисты.
        До жути короткое тело
        С тупыми обрубками рук
        Глядит из бинтов онемело
        На детский глазастый испуг.
        Кладут и кладут их рядами,
        Сквозных от бескровья людей.
        Прими этот облик страданья
        Мальчишеской жизнью твоей.
        Забудь про Светлова с Багрицким,
        Постигнув значенье креста,
        Романтику боя и риска
        В себе задуши навсегда!
        Душа, ты так трудно боролась…
        И снова рвалась на вокзал,
        Где поезда воинский голос
        В далёкое зарево звал.
        Не пряча от гневных сполохов
        Сведённого болью лица,
        Во всём открывалась эпоха
        Нам — детям её — до конца.
       …Те дни, как заветы, в нас живы.
        И строгой не тронут души
        Ни правды крикливой надрывы,
        Ни пыл барабанящей лжи.

1963

" Далёкий день. Нам по шестнадцать лет "

        Далёкий день. Нам по шестнадцать лет.
        Я мокрую сирень ломаю с хрустом:
        На парте ты должна найти букет
        И в нём — стихи. Без имени, но с чувством.
        В заглохшем парке чуткая листва
        Наивно лепетала язычками
        Земные, торопливые слова,
        Обидно не разгаданные нами.
        Я понимал затронутых ветвей
        Упругое упрямство молодое,
        Когда они в невинности своей
        Отшатывались от моих ладоней.
        Но май кусты порывисто примял,
        И солнце вдруг лукаво осветило
        Лицо в рекламном зареве румян
        И чей-то дюжий выбритый затылок.
        Я видел первый раз перед собой
        Вот эту, неподвластную эпохам,
        Покрытую сиреневой листвой
        Зверино торжествующую похоть.
        Ты шла вдали. Кивали тополя.
        И в резких тенях, вычерченных ими,
        Казалась слишком грязною земля
        Под туфельками белыми твоими…
        Но на земле предельной чистотой
        Ты искупала пошлость человечью, —
        И я с тугой охапкою цветов
        Отчаянно шагнул тебе навстречу.
1
{"b":"430766","o":1}