Вернувшись в купе, я не застаю Беты и на секунду пугаюсь. Затем слышу шум льющейся воды и успокаиваюсь - Бета в умывальнике. Проводник, такой же немолодой и вежливый, как привезший нас шофер, приносит крепкий чай в тонкостенных, вымытых до блеска стаканах. Как всегда, с отходом поезда предотъездное напряжение спадает, мешает моему кейфу только одна неоформленная, но от этого еще более беспокойная мысль - в том, как уверенно, но слегка припадая на одну ногу, бежала первая девушка, что-то показалось мне знакомым. Возвращается Бета, посвежевшая после умывания, и мы с наслаждением пьем горячий чай.
- Знаешь, - говорю я, глупо посмеиваясь, - у меня такое впечатление, что с нами в одном поезде едут Галя и Оля.
- Впечатление? Ты их видел?
- Мне показалось, что они промелькнули в окне.
- Ты что же, не веришь своим глазам?
- Привык верить. Но ведь это невозможно?
- Почему? Вездеход на лесных дорогах даже лучше ЗИСа.
Бета улыбается, и я вспыхиваю.
- Ты знала?
- Нет. Но очень ясно представляю себе, что произошло. Галка поругалась с отцом, вывела из гаража вездеход и рванула вдогонку за Илюшей. Она девица с характером.
- Ну а Оля?
- Что Оля? Оля - верная подруга.
- Прелестная девочка, - говорю я.
- Мне тоже нравится, - отзывается Бета с неожиданной иронией. - Да, кстати... - Она вынимает из сумки и протягивает мне нечто завернутое в бумагу. - Это тебе.
Разворачиваю и вижу гладко отполированный ветвистый сучок какого-то твердого, как самшит, дерева. И только приглядевшись, понимаю, что это статуэтка - фантастический тонконогий звереныш, не то жирафенок, не то олененок с наивным и веселым оскалом.
- Велено отдать в Москве, - бесстрастно поясняет Бета, - но раз уж пришлось к слову...
Других комментариев мне не требуется. Я и так понимаю, что это и от кого.
Некоторое время мы обсуждаем, какие шансы у Гали отыскать Илью. И сходимся на том, что шансы невелики. Не объявлять же всесоюзный розыск. Но Галя не отступится, и Оля ее не оставит.
- Прелестная девочка, - повторяю я. - И похожа на Ольгу. Ольга Александровна?
- Да. Почему-то большинство мифических отцов - Александры. Уезжают непременно на Дальний Восток и там бесследно исчезают.
- Смешно, что человеку нужно отчество, даже если у него нет отца. Пережиток патриархата. Разве плохо - Ольга Ольговна?
- Еще лучше - Олеговна.
Что-то в интонации заставляет меня поднять глаза на Бету и встретить ее взгляд. Взгляд даже ласковый, но от него я немею. То, что со мной происходит, вероятно, сопутствует открытиям любого масштаба - от закона Архимеда до неверности любимой. Беспорядочное скопление случайных наблюдений и частных догадок, совпадений, противоречий и прочего строительного материала мгновенно выстраивается в целостную гипотезу, убеждающую уже своей стройностью. Так рождается "возможно". Затем гипотеза проходит испытание на прочность, срочно мобилизуются любые возражения, но они отскакивают от гипотезы как от полированного гранита, и тогда приходит самое ошеломляющее: "Как я мог не видеть этого раньше?"
Я молчу, потрясенный...
- А еще считаешь себя физиономистом, - с жестоким смешком говорит Бета. - Даже манера вскидывать голову твоя. - Выдержав паузу, она добавляет: - Не знаю, как сложится Галкина судьба, а вот у тебя есть прекрасный шанс разом устроить счастье нескольких людей. Пока не поздно.
Я по-прежнему не могу выдавить из себя ни слова. Бета это видит и смягчается.
- Вижу - тебе надо все это переварить. Пойди-ка проветрись, а я тем временем буду укладываться. Завтра у меня тяжелейший день.
Я выхожу в пустой коридор, опускаю тугую оконную раму и подставляю лицо холодному ветру. За окном ночная чернота, в которой с трудом различаются мелькающие стволы деревьев. В такт этому мельканию несутся мои мысли. Думаю об Ольге. Ольга, конечно, замечательная женщина. Я всегда это знал, но только сейчас способен полностью оценить ее бескорыстие и силу духа. Меня гложет чувство вины, и я понимаю: разум и долг повелевают мне поступить так, как подсказывает Бета. Я готов повиноваться разуму и долгу во всем, кроме того, что от меня не зависит. Да и пойдет ли на это Ольга, если поймет, что мною движут именно разум и долг? В искренности Беты также не может быть сомнений, но мне почему-то показалось, что в ее дружеском совете проскользнула - наверняка неосознанная - тень недовольства, и эта тень меня греет. Нет, нынче мне не осилить всего нового, что навалилось на меня за одни только последние сутки. А впрочем, только ли за сутки? За неделю я прожил год. Этот год меня не состарил и если не омолодил, то, во всяком случае, основательно встряхнул. Я еще не знаю себя завтрашнего, но сегодня я уже не тот, что был вчера, моя башня из слоновой кости трещит по всем швам, и когда придет время принимать решения, я не буду прятаться...
Поезд слегка замедляет ход, и в окне пролетает знакомая деревянная платформа без навеса. Где-то ты сейчас, Илья? Катишь в Москву, или уже сошел на первой узловой станции и изучаешь по схеме железнодорожную сеть страны, или едешь в общем вагоне куда-то на край света и занимаешь разговором случайных попутчиков, а они угощают тебя копченой треской и печеными яйцами.
Когда я возвращаюсь в купе, Бета уже спит. При голубоватом свете ночного плафона ее измученное лицо прекрасно и молодо. Я вынимаю из стаканов ложечки, чтоб они не звякали, тихонько забираюсь к себе наверх и включаю лампочку для чтения. Наверно, мне предстоит еще одна бессонная ночь.
Еще не одна...
1977
