Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Крон Александр

Вечная проблема

Александр Александрович Крон

Вечная проблема

Очерк

В том вошли недавно написанный и уже получивший широкое признание роман "Бессонница", очерк "Вечная проблема", посвященный вопросам воспитания, и воспоминания А.Крона о писателях - его учителях и сверстниках.

Существуют ли вечные проблемы?

По-моему - да.

Вечные - это совсем не значит неразрешимые или, наоборот, раз навсегда разрешенные. Это не значит неизменные, неподвижные. Именно на вечных проблемах, будь то смысл жизни или отношение к смерти, нагляднее всего проявляется изменчивость мира и социальная обусловленность наших представлений. В различные эпохи человечество решает эти проблемы по-разному.

Воспитание - одна из таких вечных проблем. Она не имеет ни начала, ни конца. Зачатки того, что мы называем воспитанием, уходят в глубину тысячелетий и присущи даже животному миру. Мы привычно, не заключая этого слова в предостерегающие кавычки, говорим, что звери воспитывают своих детенышей, а птицы - своих птенцов. С другой стороны, мы столь же привычно и уверенно пользуемся словом "птенец" для обозначения воспитанника. "Птенцы гнезда Петрова" означает питомцы Петра Первого, люди петровской выучки. Замечательный фильм Уолта Диснея "Бемби" - это фильм о воспитании. А кто не знает "Маугли" - сказку о том, как звери джунглей воспитали человеческого детеныша?

Однако между воспитанием, которое получает Бемби, и воспитанием современного человека существует не только разница в степени сложности, но и четкая грань. Зверь учит детеныша ходить, добывать пищу, беречься от угрожающих ему опасностей, короче говоря, всему тому, что умеет сам; его задача - повторить себя в своем потомстве. Животный мир, в отличие от человеческого общества, эволюционирует медленно, и "будь как я" - совершенно достаточная программа для того, чтобы воспитать звереныша. Чтоб воспитать человека, недостаточно передать ему опыт предшествовавших поколений, надо подготовить его к жизни в быстро изменяющемся мире, более того - научить его изменять и совершенствовать этот мир. Настоящего воспитателя не может удовлетворить формула "будь как я". Он говорит: "Будь лучше, чем я".

Воспитание, которое получает человек, всегда несет в себе идею.

Я не педагог, и, хотя в разные периоды мне приходилось быть и комсомольским пропагандистом, и инструктором политотдела воинского соединения, и вузовским преподавателем, я никогда не решился бы делиться с читателями своим опытом воспитателя - слишком случайным и незначительным был этот опыт. Единственное, что дает мне право высказаться, это накопившиеся за многие годы литературного труда наблюдения и то, что я сам получил воспитание в эпоху, когда революционным путем формировались наши понятия о многих вечных проблемах. Проследить на самом себе влияние различных воспитующих факторов - задача, не лишенная интереса, при условии, что автор не считает себя образцовым экземпляром человеческой породы, а полученное им воспитание - эталоном педагогики. К счастью, автор этого не считает. Но он склонен думать, что некоторые его свидетельства о минувшем времени и о себе самом могут дать повод - не для подражания, отнюдь, - но для размышления.

Начну с некоторых самых общих положений. Будучи совершенно убежден в их справедливости, я тем не менее не считаю их аксиомами, то есть истинами, доказательств не требующими. Большинство истин только потому и истины, что могут быть доказаны. Моя задача на конкретных примерах обосновать свой взгляд на вещи.

Первое из этих положений состоит в безоговорочном согласии с позицией А.С.Макаренко, который, как известно, на вопрос некоей молодой матери: "Когда надо приступить к воспитанию ребенка?" - ответил вопросом: "Сколько лет ребенку?" И, узнав, что ребенку всего десять дней, заметил: "Десять дней вы уже потеряли".

Второе положение - человек формируется не только в результате воспитания, но в немалой степени в результате самовоспитания, он не только объект воспитания, но и субъект, не только глина в чужих руках, но и ваятель, который лепит себя сам, а потому разделяет с обществом и средой ответственность за то, что из него получилось.

И третье - мне кажется бессмыслицей спор о том, что играет большую роль в воспитании - семья или школа. Воспитывает ребенка решительно все, что его окружает: родители, родственники, соседи и знакомые, дом, в котором он живет, улица, по которой он ходит, вещи, которые он видит, и слова, которые он слышит, не говоря уже о школе, отряде, книгах, радио и телевидении, спектаклях и кинофильмах. И все дело в том, какие влияния окажутся решающими; воспитание не дудочка, под которую должен плясать воспитуемый, а многоголосый хор, и не всегда солирующим голосам удается прорваться через помехи, не всегда музыка побеждает шумы.

Практически мы различаем много видов воспитания: политическое, военное, трудовое, физическое, эстетическое, бытовое... О каждом из этих видов можно было бы написать соответствующий раздел. Но я пишу не статью, а заметки. И под словом "воспитание" я подразумеваю прежде всего воспитание социальное, то есть самое общее, объединяющее понятие, ибо основная задача всякого воспитания - научить человека жить в обществе.

А теперь переменим оптику, изменим масштабы и перенесемся на полвека назад.

Существует такое ходовое выражение: "Ну что они знают о старом времени? Они даже городового не видели".

Выражение это теперь уже несколько устарело. С каждым годом становится все больше людей весьма почтенных, бывалых и опытных, которые тем не менее никогда не видели настоящего городового.

Я городового видел.

Стоял этот городовой на углу Спиридоньевского переулка и Малой Бронной улицы и из моего окна виден не был. Но когда я отправлялся играть на Патриаршие пруды или на церковный двор, путь мой лежал через перекресток, на котором стоял Он. Вероятно, я видел нескольких, но запомнился мне один, и сегодня, через полвека, он стоит перед моими глазами как живой - плотный, затянутый в ременную сбрую, слева - шашка, справа - черная лакированная кобура, на груди витой шнур от свистка. Не помню, были ли у него усы, а вот взгляд помню - тяжелый, пригвождающий, но при этом нисколько не свирепый, а скорее даже ласковый, этакий свинцово-снисходительный и как бы говорящий: ты маленький, ничего не нарушаешь и не ниспровергаешь, а идешь по своим делам вот я тебя и не трогаю. Но - могу. Запомни - могу.

И он, действительно, мог. Не скажу точно, откуда я это знал, мне лично он ничего дурного не сделал. Вероятно, по доносившимся до меня отголоскам взрослых разговоров, по каким-то мимолетным, однако врезавшимся в память наблюдениям. Помню, ночью в одной из соседних квартир был обыск, а наутро к нам заходил околоточный. Во время обыска я спал, а в прихожую, где происходил разговор с полицейским, меня не пустили, тем не менее через неделю я был твердо убежден, что обыск был у нас и я собственными глазами видел, как городовой с Малой Бронной рылся в мамином комоде и трогал папины ноты и карандаши, которые не смел трогать никто.

С тех пор прошли десятилетия, через мое сознание прошли десятки образов полицейских, созданных большими писателями предреволюционной эпохи Чеховым, Буниным, Горьким, Куприным. И когда я перечитываю то место в бунинском романе, где Алексей Арсеньев идет по улице "сзади широкоплечего, плотного полицейского пристава, не спуская глаз с его толстой спины в шинели, с икр в блестящих, крепко выпуклых голенищах", в моей памяти вспыхивают полувековой давности впечатления, делающие для меня бунинское описание почти физически ощутимым. Образ городового на перекрестке навсегда остался жить во мне как символ тупой нерассуждающей силы, и всякий раз, когда он всплывает из глубин моего сознания, для меня это сигнал о том, что в воздухе пахнет насилием.

* * *

За всю свою жизнь я всего два или три раза присутствовал при богослужении. И то в последние годы. Притом за границей.

1
{"b":"48685","o":1}