Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Впрочем тут же приходило и разочарование. Истинное масонство не занималось злобой дня и политическими действиями. Мало того: в его работах был даже элемент консервативности. А духовные искания не всегда могли удовлетворить таких людей, которые жаждали непосредственной деятельности и стремились к немедленному переустройству общества, не дожидаясь его духовного пересоздания. Именно в связи с этим, невидимому, Сергей и Матвей Муравьевы-Апостол и Никита Муравьев прекратили посещение масонских лож и в 1819-20 г. были исключены. Также и Пестель оставил масонство в 1817 г. и в 1819 был исключен. Другие декабристы, напротив, оставались в ложах вплоть до запрещения масонства, а С. Г. Волконский был даже деятельным и ревностным членом ложи.

Что касается русского масонства конца XVIII в., то в его политической лояльности нельзя сомневаться. Хотя последователи мистицизма и масонства и были заподозрены в политических замыслах, но подозрения эта основаны на чистейшем недоразумении и интриге. Были, возможно, отдельные члены лож, которые пытались втянуть масонство в политическую игру. Но это не может быть отнесено к руководителям масонства и в особенности к наиболее пострадавшим во время разгрома кружка московских масонов. Ни стремление привлечь на свою сторону симпатии наследника Павла Петровича, ни переписка с герцогом Брауншвейгским, ни другие их действия, не имели оттенка политического заговора. Цель была одна — заботы об ордене и распространение между людьми, вместе с полезными знаниями, «братской любви, которой учит истинная религия, заключающаяся в слове Божием…»[15] В «Общих Законах», принятых в ложах, запрещалось даже «говорить о касающихся до религии, законных и государственных делах и распрях под штрафом 5 руб. для бедных».[16]

А Кутузов в письме к Трубецкому писал:

«…вам известно, что истинный свободный каменщик, что истинный христианин, должен быть непримиримым врагом всякого возмущения противу законныя власти и общественного блага. Пусть наши клеветники, окрещая нас различными именами, приписывают собственные их намерения; мы, презирая их, будем стараться пребывать верными и послушными гражданами».[17] Письмо это, впрочем, приходится принять с оговоркой: оно могло быть писано в расчете на то, что содержание его, путем перлюстрации, сделается известным императрице. Но, и помимо всякого расчета, письмо соответствовало действительности, И не напрасно И. В. Лопухин во время допроса сказал Прозоровскому: «в обязанностях верного подданного и сына отечества не уступлю я ни вам, ни кому».[18]

Историческая действительность, таким образом, не дает никаких оснований для сопоставления моментов развития политической мысли и подъема общества с расцветом масонской деятельности. Первые годы царствования Александра I были временем ослабления стеснительных мер, чем масонство воспользовалось наравне с другими обществами просветительных и политических целей. В этом случае не следует упускать из вида то, что масонство не организация действия (кроме взаимопомощи и благотворительности), а учение. И поскольку оно уходит исключительно в политическую мысль — постольку изменяет своей действительной идеологии.

Русские вольные каменщики были непогрешимы и по отношению к религии и церкви. Отказавшись от догмата, который, по словам масонов-риторов, сковывал и подчинял, и заменив его символом, дававшим простор и свободу мысли,[19] они строили свое ученье на основе глубокой религиозности и чистой нравственности.[20] По обряду Капитула Феникса, рыцарь востока (6-ая степень) обязывался распространять и защищать христианскую веру. При этом Т. Соколовская, автор статьи, которой я в данном случае пользуюсь, обращает внимание на то, что рыцарь востока должен был распространять именно православную веру, тогда как в подлинных актах, заимствованных из Швеции и Германии, не могло быть о ней и речи.[21]

И. П. Тургенев, переводчик книг мистически-религиозного характера, всегда оставался истинно-православным человеком, и масонство не отдаляло его от церкви.[22] И. В. Лопухин, известный защитник духоборцев в начале XIX в., неодобрительно высказался по поводу отметания ими «всякой наружности». Он считал, что «все уставы и обряды церковные спасительны и полезны, ибо в них устроены способы внешними обращениями упражнять самые внешние чувства на вспоможение духу, возбуждать сердце трогательностью совершения служебных обрядов… сообщать о них разительное понятие разуму».[23] A митрополит Платон, испытав в вере Н. И. Новикова писал Екатерине: «…молю всещедрого Бога, чтобы не только в словесной пастве, Богом и тобою, Всемилостивейшая Государыня, мне вверенной, но и во всем мире были христиане таковые, каков Новиков».[24] Редким исключением был, в этом отношении, Невзоров, который к духовенству относился вполне отрицательно. Это, впрочем, не мешало ему, наблюдая за многими молодыми людьми, навещая их, осведомляться, ходят ли они в церковь, говеют ли, постятся ли и т. д.[25]

Масонство в России было близко к христианству, при чем христианство воспринималось вольными каменщиками как нравственная система, своего рода внутренняя церковь. Таким образом, глубокого разлада с церковью у русских каменщиков не получалось, чему свидетельствует факт участия священнослужителей в масонских ложах. Известен случай, когда священник исполнял обязанности витии (Феофил, в ложе Умирающего Сфинкса). Здесь кстати будет указать, что мною отмечен только один случай принятия в ложу лица не христианского исповедания. Это — еврей Фогель. По другому дело обстояло на Западе, где масонство было прежде всего антиклерикально и находилось в постоянной оппозиции к церкви.

И вот, идя путем самопознания и нравственного исправления, с глубокой убежденностью и готовностью служить общественному благу, русские вольные каменщики должны были возвыситься над «шаткой и бесцельной толпой образованных русских».[26] Эти последние не понимали их стремления к соборному труду в деле распространения просвещения; оно казалось им: подозрительным и еретическим. И. В. Лопухин, защищаясь от такого рода обвинений, писал: «Мы, говорят они, разоряемся на наши заведения типографические и прочие, которые по их же словам, хороши, да для чего-то-де делается? Ну, на это последнее можно им, наконец, коротко отвечать с одним, не помню каким, автором: „tes pourquoi ne finiront jamais!“. В рассуждении же первого, то я не знаю, для чего они не жалеют и не заботятся больше о тех, которые разоряются, проигрывают, желая обыгрывать, пропивают, проедают и на разные проказы издерживаются. И вдобавок, говорят это такие, которые сами в долгах и разорились. А на каких материях разорились! Я бы не хотел променяться с ними».[27]

При сравнении русского масонства с западно-европейским останавливает внимание почти полное отсутствие у нас шарлатанства и интриг, тогда как на Западе, особенно в Германии, они прочно переплетались с идейным масонством. Исследователям немецкого масонства нельзя не поставить в упрек подробнейшее изложение похождений Джонсона, барона Гунда, Штарка и др., между тем как они не имеют по существу никакого отношения к истинному масонству и действовали лишь под его прикрытием.[28]

Русскому масонству такого рода интриги совершенно не свойственны. Искать причину, по-видимому, бесполезно, и правильнее будет отнестись к этому, как факту. Русское масонство за все время своего существования не знает случая злоупотребления братским доверием, похищения кассы ложи и тому подобных действий. Интрига с Запада заносилась, но не пускала глубоких корней. Увлечение заезжей знаменитостью — Калиостро — прошло быстро и бесследно. Любопытно так же, что только заезжие вольные каменщики и иностранцы, находившиеся на русской службе, оказывались непорядочными, как например известный розенкрейцер барон Шредер и братья Розенберги, исключенные из ложи в 1781 году. Тайная интрига, стремление к наживе посредством использования братского союза, не нашли подходящей почвы в той среде, которая образовывала русские ложи. И даже немецкое розенкрейцерство, занесенное на русскую почву, проявилось лишь одной своей чистой стороной. Не выманиванием денег у простодушных богачей и алхимическим кудесничеством занимались наши розенкрейцеры: они посвящали себя «познанию тайн природы», не извлекая из этого никаких выгод.

вернуться

15

Лонг., Сочин., I, 236.

вернуться

16

Пекар., 67; из бумаг Микулина.

вернуться

17

Барсков, 200.

вернуться

18

Лопух., 54.

вернуться

19

Мас. II, 54.

вернуться

20

Лонг., Сочин., I, 249.

вернуться

21

Р. Стар., 1907, т. 132, дек., 716.

вернуться

22

Мас., II, 13–14.

вернуться

23

Лопух., 139.

вернуться

24

Лонг., 262.

вернуться

25

Мин. Годы, 1908, V–VI, 403; Рус. Бес., 1856, III, 121.

вернуться

26

Пыпин, 193–194, 196; Лопух., пред. Искандера, VIII.

вернуться

27

Барсков, 24–25.

вернуться

28

См., напр., статью В. Н. Перцева — Немецкое масонство в XVIII в., Мас., I.

3
{"b":"53082","o":1}