Она стала другой, более зрелой.

Но телефон зазвонил.

Роксана вскочила и кинулась к нему так быстро, что тот даже не успел звякнуть второй раз.

- Элеонор? - спросила она.

- Боюсь, что нет, - послышался тихий голос на другом конце провода.

Сердце ее остановилось.

- Это Сэм Кендрик.

- Привет, - сказала Роксана.

- Извини, я забыл. Ты ведь сегодня открываешь премьеру фильма. Мне надо было об этом подумать.

- Наплевать на фильм, - быстро сказала Роксана. Она почти не дышала.

Сэм рассмеялся:

- Я хотел спросить: назначена ли дата европейской премьеры?

- О Сэм... - выдохнула Роксана.

- Я видел твою пресс-конференцию, - сказал он и помолчал. - Я чуть не позвонил, но понял, что у тебя будет нервная реакция на меня. Извини, я был слеп, Роксана.

- Ничего, - ответила она, чувствуя, как сердце снова забилось в груди. О Боже, будет ли у нее еще шанс? Она старалась овладеть собой. - Я знаю, что дала тебе все основания для ненависти.

- А ты слышала, мы с Изабель разводимся?

- Да. Слышала. Сожалею, - вежливо солгала она.

- А я нет, - мрачно бросил Кендрик.

Оба молчали. Роксана снова поймала себя на том, что почти не дышит.

- Я вот подумал: а что, если нам с тобой вместе выпить кофе и постараться получше узнать друг друга...

- Что, начнем сначала? - прошептала она.

- Да, что-то в этом роде, - признался Сэм.

Она представила себе его улыбку, его красивую сильную руку, сжимающую телефонную трубку.

- Мы не будем спешить. Просто посмотрим, как получится.

- Хорошая идея, - согласилась она нейтральным тоном. А потом, забыв про равнодушный тон, торопливо добавила:

- А сейчас ты свободен? У меня в духовке как раз большой кофейный пирог.

- Я уже в пути, - сказал Сэм и повесил трубку.

Роксана поцеловала трубку, прежде чем положить ее на аппарат, закружилась по комнате, подпрыгивая, как подросток.

Телефон снова зазвонил, она снова взяла трубку.

- Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, - пропела Роксана.

- Роксана? С тобой все в порядке? - поинтересовалась Элеонор Маршалл.

***

Том Голдман сидел в своих апартаментах и читал роман, когда вдруг позвонили из "Артемис". Элеонор, лежа на кушетке, ела клубнику. От звонка она резко села и стала смотреть, как Том без всякого выражения кивает, царапает какие-то цифры на клочке бумаге и говорит:

- Да. О'кей. Понятно...

Он положил трубку.

- Ну? Боже мой, Том, не делай каменное лицо! - воскликнула Элеонор, ломая пальцы. - Скажи же что-нибудь!

Ради Бога! Или у меня будет сердечный приступ.

Голдман еще секунду продержал ее в неведении, а потом его губы медленно раздвинулись в улыбке.

- Ну, - сказал он, - хорошо. Похоже, я проиграл Флореску сотню долларов.

Она опустилась на диван, задержав дыхание.

- Возле каждого кинотеатра, заказавшего наш фильм, стоят очереди на милю, - сообщил он. - Все билеты проданы. В Нью-Йорке, когда билетов не осталось, начались уличные беспорядки. Пришлось вызывать полицию.

Элеонор Маршалл смотрела на него, и на глаза ее наворачивались слезы.

- Студию завалили просьбами предоставить копию, - продолжал Голдман, пересекая комнату. - Несколько владельцев кинотеатров хотят добиться права еще раз показать его. Си-би-эс намерена сегодня дать сюжет в "Новостях", как дети в Сиэтле со спальными мешками устроились на ночь на тротуаре, чтобы получить шанс увидеть фильм завтра... Говард Торн в отчаянии, что избавился от нас. Похоже, они хотят снова предложить нам наши места... Акции подскочили выше крыши...

- Вот и произошло чудо, - прошептала Элеонор.

Том Голдман покачал головой.

- Какое чудо? Я знал, что именно так и будет, с той секунды, как прочитал сценарий. Я верил всегда и нисколько не сомневался, - заявил он.

- Верил мне? - спросила Элеонор, целуя его.

- Верил в фильм, - ответил он.

И хохоча, они упали в объятия друг друга.