Неожиданный контрудар русских ошеломил противника, и он стал спешно оставлять занятые населенные пункты. Однако 3 июня из штаба корпуса пришел категорический приказ остановить наступление и возобновить его лишь на следующий день, после подхода 2-й ополченской дивизии и частей 3-го конного корпуса. Таким образом, наступательная инициатива из-за вмешательства штаба, не знавшего обстановки, была потеряна, а противник получил возможность окопаться, чем и воспользовался. За ночь австрийцы вырыли окопы и поставили перед ними проволочные заграждения. 4 июня дивизия возобновила наступление на укрепленную австрийскую позицию в районе Раранче-Топоровцы, однако понесла у села Ракитно значительные потери, оставив у неприятельских окопов много убитых и раненых. В эти дни Серафимовский транспорт без устали вывозил с поля боя раненых, часто под огнем противника. Тогда начальнику транспорта графу дю Шайля вместе с санитарами удалось вынести из-под огня тяжелораненого командира 481-й пешей дружины полковника Гаха, который, правда, вскоре скончался. Не выжил и другой тяжелораненый командир дружины — Косиков. Дивизия в этот день предприняла еще несколько безуспешных атак, так и оставшись на прежних позициях.
Уже 6 июня начальник штаба XXXII корпуса генерал-майор Лев Львович Байков в телеграмме архиепископу Сергию (Страгородскому) выражал искреннюю благодарность. «Транспорт уже получил свое боевое крещение, — сообщал он, — и несколько дней подряд, находясь в сражении, блестяще неутомимо работает, вывез и перевязал много раненых воинов, оказав незаменимую помощь корпусу, не имевшему ни одного транспорта. Начальники частей в восторге от его работы и уже имеют в виду представить к наградам чинов транспорта за их доблестную работу под горячим артиллерийским и ружейным огнем. Финляндские двуколки оказались лучшими для вывоза раненых»[24].
На следующий день дю Шайля писал архиепископу Сергию: «Мы стоим у самой границы Австрии, куда посылаю каждый день своих фуражиров косить великолепный клевер. У меня прекрасный состав нижних чинов: некоторые уже представлены к боевым наградам. Служба наша, помимо опасности, чрезвычайно тяжела. Несколько дней пришлось почти все время сидеть на лошади и спать не более 2-х часов. Несмотря на это, мы все чувствуем себя бодро: все воодушевлены желанием принести посильный труд для общества. Военное Ведомство отлично к нам относится: доктор получил Анненский темляк[25], что касается до меня, то говорят о такой награде, о которой не смею и думать»[26].
Действительно, через несколько дней графа дю Шайля, иеродиакона Мардария и шесть санитаров наградили Георгиевскими медалями 4-й степени[27].
Так начались для персонала Серафимовского передового транспорта военные будни. С этого времени его деятельность была неразрывно связана с жизнью дивизии. Сформированная в 1915 году из почти небоеспособных дружин она благодаря своему доблестному командиру генералу К. Л. Гильчевскому уже через год завоевала славу одной из самых героических частей русской армии. Ее командир оставил воспоминания, благодаря которым можно проследить боевой путь дивизии в 1915–1916 годы, а вместе с тем и Серафимовского санитарного транспорта.
После описанных выше событий наступило временное «затишье», однако и оно было небезопасным, так как австрийцы частенько обстреливали из орудий дивизионные позиции.
В это время в Серафимовском транспорте разразился скандал. 21 июня дю Шайля получил из Петрограда от архиепископа Сергия предписание: немедленно уволить врача транспорта А. Г. Мальцева. Как выяснилось, он вовсе не был врачом, выпускником Гельсингфорского университета, а оказался обычным фельдшером, да к тому же сбежавшим с места службы. До войны Мальцев служил фельдшером на станции Финляндских железных дорог. В конце 1914 года Главное управление Красного Креста командировало его в резерв главноуполномоченного Красного Креста Юго-Западного фронта. Однако Мальцев самовольно покинул место службы и вернулся в Петроград, где впоследствии и устроился «врачом» в Серафимовский транспорт[28]. Конечно, дю Шайля был возмущен этим известием, и на следующий день уволил самозванца. Под горячую руку попал и помощник графа — А. А. Головин, которого он уволил тогда же «за не соответствующее духу транспорта поведение»[29]. С его увольнением дю Шайля остался без помощников, так как второй помощник, И. В. Степанов, сперва не смог выехать в действующую армию по болезни, а затем и вовсе отказался от должности.
В начале июля граф выезжал в Петроград по вопросам оборудования хозяйственного обоза, а также снабжения транспорта средствами борьбы с эпидемиями.
Как уже говорилось, время от времени австрийцы обстреливали позиции дивизии. Однажды одну из ее батарей обстреляли 12-дюймовые гаубицы. Несмотря на то, что стрельба корректировалась с аэроплана, ни один «чемодан», как называли крупнокалиберные снаряды, не попал на батарею. В тот же день австрийцы обстреляли из гаубиц деревню Калинковцы, предполагая, что там находится штаб. Под обстрел попал и Серафимовский отряд, располагавшийся недалеко от Калинковиц в селе Грозинцы. Просто чудом никто не погиб и не был ранен.
В Грозинцах транспорт попал под обстрел случайно, но нередко австрийцы обстреливали полевые медицинские учреждения и целенаправленно. Особо интенсивному обстрелу обоз Серафимовского транспорта подвергся 20 июня, а 25 июля неприятель выпустил по нему около 15 шрапнельных снарядов. Вечером 29 июля во время работы транспорта близ передовых позиций неприятель обстрелял его повозки разрывными пулями[30]. 17 сентября расположение транспорта вновь подверглось сильному обстрелу, на этот раз 8-дюймовыми гранатами, давшими, к счастью, небольшой перелет. После этого персоналу пришлось экстренно строить блиндаж[31].
Еще летом 1-я ополченская дивизия была переименована в 101-ю пехотную дивизию, состоящую из четырех полков по три батальона каждый. Полки получили названия: 401-й Карачевский, 402-й Усть-Медведицкий, 403-й Вольский и 404-й Камышинский.
24 сентября в дивизию из штаба армии поступил приказ произвести прорыв австрийской укрепленной позиции, располагавшейся в лесу к северу от деревни Калинковцы. Солдатам пришлось атаковать неприятельские окопы, укрепленные засеками из густо перепутанных колючей проволокой крупных деревьев и четырьмя рядами кольев проволочных заграждений. Хотя в ротах и было много приобретенных в Петрограде ножниц, тем не менее, резать проволоку под сильным артиллерийским, пулеметным и ружейным огнем бойцы не смогли. Роты невольно залегли возле засек, потеряли несколько сот убитыми и ранеными и лишь с наступлением сумерек смогли отойти к своим окопам[32].
«С какой целью надо было произвести прорыв, — вспоминал генерал К. Л. Гильчевский, — нам не было известно. Даже если бы мы имели успех, то без сильного резерва дальнейшее наступление с пятью батальонами едва ли было бы возможно. Все же забава штаба армии стоила нам несколько сот человек убитыми и ранеными, которые остались у засек»[33].
Во время этого боя проявили особую храбрость члены Серафимовского отряда: иеродиакон Мардарий и младший унтер-офицер Арсеньев, устроившие вспомогательный перевязочный пункт на высоте у передовых окопов.
Серафимовский транспорт нес службу во всех сражениях, выпавших на долю 101-й дивизии. Во время боевых действий отличились, помимо уже упомянутых лиц, обозные Кохановский, Харченко, Романютин, старший санитар Ионов, санитары Роскос, Рудин и Бабарицкий. Вообще, отмечал граф дю Шайля, состав нижних чинов оказался прекрасным «по своей выносливости, храбрости и самообладанию»[34]. Высоко оценил он и деятельность иеромонаха Антония, представив к ордену Святой Анны 3-й степени с мечами. Кроме того, граф просил архиепископа Сергия (Страгородского) наградить духовника наперсным золотым крестом, выдаваемым от Святейшего Синода[35].
