Сесилия пока не представила официальное обвинение, видимо, обсуждая с адвокатом детали дела. В зависимости от загруженности юриста и желания самой леди Ольстен поскорее расправиться с двумя волшебниками на это могла уйти неделя или две, а могла и пара дней. И хотя миновало уже трое суток, Николас все еще вздрагивал, если кто-то стучал во входную дверь - что если там посыльный из суда?..
Он вздохнул. Расстраиваться не было смысла - следовало старательно трудиться. Скоро начнется рабочий день, а еще нужно было продемонстрировать Мервину кое-какие наработки и проверить, может ли он с ними справиться. Поэтому Николас дожевал яичницу, у которой даже не ощутил вкуса, и принялся одеваться, заодно уничтожая понасозданные за ночь печати. Застегнув рубашку, он повернулся к зеркалу - посмотреть, ровно ли он ее заправил. Но вид собственного отражения заставил его тут же забыть о складках.
Николас провел ладонью по голове, на которой было гораздо больше седины, чем месяц назад. Тогда в пепле волос еще виднелись черные угли молодости; теперь же их было не отыскать и с лупой. Серые глаза, любознательное сияние которых прежде отмечали все учителя молодого мастера печатей, потускнели и терялись на фоне блеклого образа. А его лицо? Ей-богу, он скоро станет похож на тех бедняков со впалыми щеками, которые просят милостыню у паперти! А рубашка, некогда плотно обтягивающая живот, еще немного - и будет болтаться на нем, как балахон.
Он наблюдал это печальное зрелище каждое утро, но все никак не мог поверить своим глазам. Для нескольких недель в нем произошли слишком сильные изменения. Следы былого благоденствия утекали с каждым часом, и на долю мгновения Николасу почудилось, будто он уже видит в зеркале напротив щуплого мужчину в арестантской робе, которого ведут на эшафот. Или в тюрьму Сатфокк, чтобы навечно запереть за решеткой, - а это, по его мнению, было то же самое, что виселица.
Зато на Мервине треволнения прошедших дней не сказались никак. Он не то что не стал выглядеть хуже - наоборот, опасность пробудила в нем дух авантюризма, от которого помощник даже как-то похорошел собой. Как только Николас подумал об этом, в памяти против воли всплыли слова Даррени: "К вашей выгоде сделать так, чтобы обвинили не вас". Мервин, без сомнений, более подходил для "приключений" подобного рода, не говоря уже о том, что он агент Тайной полиции, а значит, свои его не бросят. К тому же друзья с карт могли помочь ему сбежать из темницы, если он сломает печати на картах...
Осознав, о чем он вообще размышляет, Николас стремительно отвернулся от зеркала. Как он мог! Вот - стоит один раз посетить какой-нибудь притон, и достопочтенный джентльмен уже теряет человеческий облик. Злодеи в Туманном лесу пытались убить их обоих, и выстоять в этой битве они должны вдвоем.
Когда Николас поворачивался, он заметил, как в зеркале что-то сверкнуло. Нахмурившись, он присмотрелся к комоду, который еще несколько минут назад блестящим люстрином опутывала магия. Ночью шкафчик отчего-то казался прекрасным объектом для экспериментов с несимметричными печатями. Они-то и доконали Николаса, лишив его последних сил и заставив заснуть лицом в книге. Их основное число развеялось после "Фирэ" - "освободитесь" на языке фей, но одна все же осталась - и именно она блеснула в отражении зеркала.
- Интересно, - пробормотал под нос Николас, наклоняясь пониже, чтобы разглядеть печать.
Она ютилась на самом нижнем ящике, куда Николас добрался уже под утро, когда занял магией все пространство выше. Размером печать была в полторы ладони - он помнил, как размашисто чертил ее пальцем, едва дотягиваясь до крашеных досок, - а ее несимметричность била по глазам. Николас нарочно пытался сделать ее неравномерной: с одной стороны линии были тоньше, чем с другой; округлые формы резко переходили в острые углы. Любой учитель великого искусства выгнал бы ученика взашей, создай тот подобную печать. Она была бесполезной, потому что магия постоянно перетекала из одной ее части в другую, не уравновешиваясь, а следовательно, ничего не скрепляя.
Однако она продолжала существовать, хотя Николас перестал поддерживать своей волей неудачные печати и приказал им развеяться. Уже одно это говорило о ее устойчивости. Может, она и скреплять способна?..
Николас дернул ящик за ручку. Линии печати выгнулись, но она все же потянула за собой и верхний ящик.
- Та-ак, - с воодушевлением сказал себе Николас.
Настроение с каждым щелчком секундной стрелки на часах поднималось все выше. Он сотворил устойчивую несимметричную печать, пусть и не знал как. А кстати, как ему это удалось, если все уважаемые мастера, о которых он только слышал, утверждали, что это невозможно, а главное, бессмысленно? Николас напряг память, но не вспомнил ничего, кроме того факта, что он вообще что-то чертил. Он делал это по ходу чтения Колтера, а печать была одной из последних. Значит, на ближайших страницах книги мог содержаться ответ на вопрос, что же его вдохновило.
Едва заметив, что куранты бьют девять, Николас плюхнулся обратно на кровать и принялся листать "Начала". Ночью он закончил на пространной главе, в которой Колтер описывал самые популярные ошибки учеников и рассказывал, как их избежать. Николас решил повторить их все и вместо того, чтобы следовать советам автора, поступал прямо наоборот. Плодом какой-то из этих упрямых попыток сделать все наперекор и оказалась устойчивая печать. Через несколько минут он даже нашел нужную ошибку. Но что дальше?
Николас сосредоточенно опустил веки и заново нарисовал вчерашнюю печать, надеясь, что в памяти хоть что-нибудь всколыхнется. Ничего - ни малейшей подсказки. Он приоткрыл глаз, проверяя, на месте ли печать. Поблескивающие линии под его рукой связывали одеяло и простынь, однако стоило шевельнуть пальцем, как переплетение распалось, истаяв в воздухе.
- Что ж, попробуем снова...
На сей раз он отчетливо произнес слова заклинания, которые требовал проговаривать Колтер, но и это не помогло. В третий раз, бормоча их нечетко, Николас почувствовал себя глупо. А в четвертый, вместо слов на языке фей использовав тенакские, ему уже казалось, что он вернулся в далекое детство и нарочно искажает урок, чтобы повредничать перед учителем. И ладно бы это действовало, но ни одна из получившихся печатей не обладала должной степенью устойчивости.
- Сэр, пришел мистер Эркан и ждет вас в кабинете, - сообщил из-за двери Джон. - Вы спуститесь?
- Да, конечно.
Николас стал подниматься и вдруг понял, что одеяло тянется вслед за ним. Недоуменно оглядевшись, он обнаружил, что последняя печать, которую он забыл развеять, из-за несимметричности сползла вниз и намертво приклеила его брюки к пододеяльнику. Николас тяжело вздохнул. Внимательность... Необходимейшая вещь, которой он всегда так гордился и которая впервые начала ему отказывать. Оставалось надеяться, что виной этому чрезвычайная нервность, вызванная последними событиями, а не признаки старческого слабоумия.
- Джон, ты еще здесь?
- Да, сэр.
- Знаешь что, позови-ка моего помощника сюда.
- Конечно, сэр, - вежливо ответил дворецкий.
Уже через минуту по этажу гулко разнесся стук сапог Мервина. Постучавшись и получив разрешение войти, он застыл на пороге, а его брови от изумления взвились вверх. Еще бы - Николас и сам бы не поверил, что он, всегда аккуратный и щепетильный, будет сидеть среди разбросанных вещей в спальне, без халата, и к тому же принимать в таком виде гостей.
- Удивлен? - Николас поморщился. - Пожалуйста, не обращай внимания. Сейчас важно то, что я, кажется, создал несимметричную печать, которая не будет требовать от тебя огромных затрат силы.
- Да? - выражение лица Мервина мгновенно переменилось на увлеченное. - И как вы это сделали?
- Ну, в этом-то и загвоздка. Видишь ли, я забыл, как у меня это получилось...
