Рекомендовано к публикации Издательским советом Русской Православной Церкви Номер ИС Р16-606-3064

Оформление переплета Павла Ильина

Святой мученик Христов Иустин Философ родился в Сирии Палестинской, в пределах Самарии, в городе, называвшемся первоначально Сихем, а впоследствии[1] Неаполис Флавил[2]. Отец его, по имени Приск, был знатный язычник; язычником же был и сам Иустин, пока не просветился светом святой веры. Одушевленный любовью к истине, с юности имел он прилежание к книжному учению и, благодаря острому уму, успевал в науках, преподаваемых в греческих языческих школах. Усвоив себе искусство красноречия, он почувствовал стремление к философии и сначала сделался учеником одного философа-стоика[3], чтобы узнать, в чем состояло учение стоиков. Иустин горел желанием получить понятие о Боге, но, пробыв несколько времени у стоического философа, он ничего не узнал от него о Боге, так как стоик не знал Бога и учение о Нем не считал нужным. Тогда Иустин оставил этого учителя и пошел к другому философу, из так называемых перипатетиков[4], считавшемуся мудрецом.

Немного дней прошло, как этот философ уже начал сговариваться с Иустином о плате, не желая учить его даром. Видя сребролюбие своего учителя, Иустин почувствовал к нему презрение, как к лихоимцу, и решил, что этот учитель недостоин даже называться философом, так как ему неизвестно презрение к мирскому богатству. Отвергнув, по указанным причинам, стоиков и перипатетиков, Иустин, побуждаемый неудовлетворенным стремлением к истинной философии, приводящей к познанию Бога, хотел было избрать своим учителем одного известного философа-пифагорейца[5]. Тот нашел, что Иустину должно прежде всего изучать астрономию, геометрию, арифметику, музыку и некоторые другие науки, как необходимые – по его мнению – в земной жизни. Но Иустин рассудил, что для изучения этих наук придется провести много лет, тогда как для души от них не будет никакой пользы; не слыша и от этого учителя ничего, что удовлетворило бы желание его сердца, с каждым днем все более распаляющегося любовью божественною, Иустин также оставил его.

Мученик Иустин Философ. Иконописцы Феофан Критский и Симеон. Фреска.1546 г. Афон. Монастырь Ставроникита. Церковь святителя Николая

Потом он обратился к одному из платоников[6], учение которых в те времена было в великой славе и уважении; платонический философ обещал научить его познанию предметов бестелесных от подобия телесных, высшим знаниям от подобия низших и разумению Бога от разумения идей, – ибо предполагаемым концом этого платонического учения был переход от познания идей к разумению Бога. Блаженный Иустин охотно склонился на такой путь, надеясь постигнуть предмет своих стремлений – божественную мудрость, дающую знание Бога и исполняющую благодатью Его. При учителе-платонике пробыл он довольно времени, скоро изучил догматы и уставы Платона и достиг совершенства и славы как эллинский философ. Но истинного христианского богопознания достичь этим путем Иустин еще не мог, ибо греческие философы, почитая нетленного Бога под тленным образом людей, птиц, четвероногих и гадов, прославляли Его не по достоинству. Все же Иустин имел некоторое духовное утешение, упражняясь в богомыслии и поучаясь богопознанию, насколько мог постигнуть его ум, еще не просвещенный истинным учением.

Прогуливаясь однажды за городом, на уединенном месте вблизи моря, и обсуждая в уме различные философские учения, Иустин увидел какого-то незнакомого ему почтенного старца, убеленного сединами. Когда он со вниманием смотрел на старца, последний сказал:

– Разве ты знаешь меня, что так внимательно на меня смотришь?

– Не знаю, – отвечал Иустин, – но мне удивительно видеть тебя в этом пустынном месте, где я не ожидал никого встретить.

– Родные мои, – сказал старец, – ушли в ту сторону; ожидая их возвращения, я вышел им навстречу, чтобы издалека увидеть их. А ты здесь что делаешь?

Иустин отвечал:

– Я люблю прогуливаться в уединении, чтобы беспрепятственно размышлять о философии.

– Какую же пользу приобретаешь ты от философии? – спросил старец.

Иустин отвечал:

– Что можно найти полезнее философии? Она – просветительница ума, вождь и наставница всякому рассуждению, руководительница жизни; кто хорошо узнает ее, тот как в зеркале видит невежество и заблуждение других; без философского учения и правильного употребления разума не может существовать премудрость. Поэтому должно каждому человеку поучаться философии, дабы знать, что приносит пользу и что нет, чего следует держаться и что отвергать.

– Но приносит ли философия счастье человеку? – спросил старец.

Иустин отвечал:

– Конечно, приносит.

– Скажи же мне, что такое философия, и в чем от нее счастье?

– Философия, – отвечал Иустин, – есть разумение всего существующего и познание истины; в обладании тем же разумением и премудростью состоит и приносимое философией счастье.

Старец спросил:

– Если истина познается с помощью правильного философского разумения, то что скажешь ты о Боге?

Иустин отвечал:

– Существо, никогда не изменяющееся, но всегда пребывающее в одном и том же состоянии, первопричина всякого бытия, – вот как мыслю я о Боге.

Старцу понравился этот ответ, и он продолжал вопросы:

– У всего существующего есть ли один общий разум? Ведь о сведущем в каком-либо искусстве говорят, что он это искусство разумеет: землемерие ли то, мореплавание или врачевство; не то же ли бывает и по отношению к прочим вещам божественным и человеческим? Еще скажи мне: есть ли такой разум, от которого исходит познание вещей как божественных, так и человеческих?

– Поистине, есть, – отвечал Иустин.

– Одно и то же ли: разуметь Бога, или разуметь музыку, арифметику, астрономию, или что-либо подобное?

– Совсем нет. Одно дело – разуметь Бога, иное – знать какое-либо искусство.

– Ты хорошо отвечал, – сказал старец, – некоторые знания получаются нами или от слуха и учения, или от созерцания предмета собственными глазами. Если бы, например, кто сказал тебе, что в Индии водится такой-то зверь, не похожий ни на каких других зверей, но совершенно, по своим разнообразным свойствам, отличный от них, – не видев его своими глазами, ты не мог бы знать о нем, а не слыша сначала сам рассказа об этом звере, не мог бы рассказать о нем и другому. Вот, теперь я и спрашиваю тебя: как ваши эллинские философы могут правильно разуметь о Боге и утверждать о Нем что-либо истинное, если никогда не видели Его, не слышали и, следовательно, не имеют никакого познания о Нем?

Иустин отвечал:

– Отче! Сила Божества зрится не телесными очами, как рассматриваются человеком какие-либо земные живые существа, но одним лишь умом можно постигать Бога, как говорит Платон, учению которого я следую.

Старец спросил:

– Нет ли в уме нашем некоей силы с такими свойствами и настолько могущественной, посредством которой мы могли бы скорее постигать невидимое, чем познаем телесными чувствами какую-либо вещь?

Иустин отвечал:

– Воистину, есть такая сила; Платон называет ее оком ума, которое, по его учению, дано человеку с тою целью, чтобы, очищенное и просвещенное учением любомудрия, могло оно созерцать самую божественную истину, причину всех вещей, постигаемых умом. Истина же эта не имеет определенного образа, или какого-либо подобия, или возраста, или чего-либо доступного телесным очам, но есть Существо выше всех существ, непостижимое, неисповедимое, соединение благости и красоты; самим же этим Существом от начала насаждено в благородных душах желание познавать Его, – ибо Оно любит, когда такие души Его познают и созерцают.