Литмир - Электронная Библиотека
A
A

А.И. Рейтблат

Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. Статьи и материалы

Памяти Бориса Дубина

Предисловие

Мой «роман» с Булгариным начался более четверти века назад – в 1987 г., когда я был достаточно далек от историко-литературных сюжетов и занимался изучением современных читателей. Правда, мой диплом на философском факультете МГУ был посвящен соотношению эстетики и критики в русской литературной мысли 1820 – 1830-х годов, а в диссертации о показателях изменений в чтении была историческая глава, для которой пришлось немало посидеть в архиве Н.А. Рубакина, хранящемся в Государственной библиотеке СССР им. В.И. Ленина (ныне – РГБ). Но ни историком, ни литературоведом ни по образованию, ни по профессии я не был, и Булгарин возник на моем пути достаточно случайно. Дело в том, что М.О. Чудакова, работавшая тогда в том же Секторе социологии чтения и библиотечного дела ГБЛ, что и я, в 1983 г. позвала сотрудников сектора на одно из заседаний секции документальных памятников культуры Общества охраны культурных памятников, которой она руководила. На этом заседании сотрудники редакции литературы издательства «Советская энциклопедия» (К.М. Черный, Л.М. Щемелева, Н.П. Розин) увлеченно рассказывали о подготовке многотомного биографического словаря «Русские писатели. 1800–1917». Я заинтересовался этой работой и предложил свои услуги в написании биографий интересовавших меня персонажей – поэтов-самоучек, лубочных и «бульварных» писателей и т. п. После первой пробной статьи сотрудники редакции сочли, что сотрудничать со мной можно, и доверили написать для первого тома десятка два статей. Через какое-то время Людмила Макаровна Щемелева, отвечавшая в словаре за первую половину XIX в., попросила меня посмотреть статью о Булгарине, с тем чтобы дополнить ее «с точки зрения социолога», т. е. вписать фрагменты о его читательской аудитории и о месте в литературной среде. Подобные противоречивые фигуры, особенно те из них, которые в советском литературоведении единодушно осуждались, да и при жизни подвергались резкой критике со стороны «прогрессивных» литераторов, всегда меня интересовали, поэтому я охотно согласился. После этого на несколько месяцев погрузился в публикации Булгарина и исследования о нем, и в ходе работы выяснилось, что в статье есть ряд ошибок и неточностей. Пришлось идти в архивы, в том числе и смотреть материалы фонда III отделения. В итоге значительная часть словарной статьи была мной переработана, и в первом томе словаря (1989) она появилась под двумя фамилиями. Однако наблюдений и находок собралось немало, гораздо больше, чем удалось вместить в словарную статью.

В результате я напечатал в 1990 г. статью о литературной репутации Булгарина[1], осуществил ряд публикаций архивных документов[2] и дальше уже не мог расстаться в этим «сюжетом».

Оказалось, что и биография, и взгляды Булгарина почти не изучены (если не считать нескольких аспектов, главным образом его отношений с Пушкиным, которым посвящено десятка два содержательных работ). Это, конечно, было не случайно. Отечественная история литературы формировалась как чрезвычайно идеологически «нагруженная» наука.

В просветительской идеологии, в рамках которой возникла и развивалась русская литература, было сформировано несколько ключевых идеологем: о высокой моральной ценности литературы, воспитывающей членов общества; об общественном долге писателя, создающего эту литературу ради возвышенных целей (а не ради денег или развлечения), и т. п. В советское время к этому добавились представления о борьбе писателей за свободу, против деспотизма, монархии, о защите угнетенных и т. д.

Для подкрепления этих взглядов был сформирован классический канон – корпус лучших писателей, наиболее совершенных в эстетическом отношении и наиболее «продвинутых» по своим общественным взглядам. В рамках этой мифологии нужны были и их оппоненты – враги, реакционные и бездарные писатели. В этой манихейской картине роль светлого начала, абсолютного совершенства играл Пушкин, а роль начала темного – Булгарин. Даже самые талантливые исследователи – Тынянов, Эйдельман, Лотман – не выходили за рамки обозначенной схемы, задающей общие основания развития русской литературы. Это не значит, конечно, что не предпринимались попытки если не избавиться от этой схемы, то хотя бы несколько расшатать ее (применительно к Булгарину это делали А.Л. Погодин, З. Мейшутович[3] и др.), но в Советском Союзе они быстро пресекались[4]. Только ощутимая встряска, которую испытали русская литература и русское литературоведение в период «перестройки», позволила несколько изменить ситуацию. Во-первых, были переизданы многие произведения Булгарина, что сделало их более доступными и рядовым читателям, и литературоведам[5]; во-вторых, отпали цензурные препоны и появились работы, в которых делалась попытка объективно взглянуть на журналистскую и литературную деятельность Булгарина (см. работы М. Салупере, Н.Н. Акимовой, Н.Л. Вершининой, А.И. Федуты, М.Б. Селезнева, мои и ряда других исследователей во включенном в настоящий сборник библиографическом списке посвященных Булгарину публикаций); в-третьих, смягчились идеологические стандарты в диссертационной сфере и появились диссертации, посвященные Булгарину, – восемь кандидатских[6] и одна докторская[7].

Внимательно прочитав произведения Булгарина, литературоведы стали приходить к пониманию, что «реальный Ф.В. Булгарин был одним из основателей русской профессиональной, коммерциализированной журналистики и одним из зачинателей русской прозы, в первую очередь исторического романа. Его газетные очерки оказали огромное воздействие на становление фельетонно-бытописательских жанров, и вместе с тем проложили дорогу натуральной школе»[8]. Анализ его деятельности продемонстрировал, что Булгарин – не графоман, доносчик, ничем не брезгующий для извлечения прибыли, а «предприимчивый журналист-издатель, сочетающий просветительские цели с коммерческими интересами, умеющий выстраивать отношения с читательской аудиторией», чья «критическая деятельность явилась индикатором уровня развития русской литературной критики в период ее становления. За сиюминутностью критических выступлений Булгарина не затерялись некоторые его точные и проницательные суждения о литературных явлениях эпохи»[9]. Более того, и сотрудничество с III отделением оказалось не личной инициативой нечистоплотного журналиста: «Журнальная практика Булгарина как редактора “Северной пчелы”, рассмотренная в контексте литературной ситуации 1825–1829 годов, доказывает неизбежность лавирования любого издателя периодического издания между наличными литературными силами, необходимость учитывать авторитетные институты, регулирующие выпуск литературной продукции и выполняющие функцию экспертов ее качества: в рассматриваемый период это – власти, культурные элиты и литературный рынок»[10].

Теперь уже можно в специальных работах анализировать различные аспекты его творчества, например «природу и значение булгаринской иронии»[11], и даже написать в статье, что «в политической и идеологической концепции своего романа [“Мазепа”] Булгарин менее односторонен, чем Рылеев и Пушкин»[12], и тебя не «растерзают» коллеги.

вернуться

1

Видок Фиглярин: (История одной литературной репутации) // Вопросы литературы. 1990. № 3. С. 73 – 101.

вернуться

2

[Автобиография Ф. Булгарина и его записки в III отделение] // Там же. С. 102–114; Булгарин Ф.В. Некоторые общие соображения относительно плана наблюдения, особенно за военными лицами // Родина. 1990. № 12. С. 29–31; Записка Ф.В. Булгарина и Н.И. Греча о «Северной пчеле» // Шестые Тыняновские чтения: Тезисы докладов и материалы для обсуждения. Рига; М., 1992. С. 65–78; Записки Ф.В. Булгарина в III отделение // НЛО. 1993. № 2. С. 129–146; Видок Фиглярин: Письма и агентурные записки Ф.В. Булгарина в III отделение. М., 1998. 703 с.

вернуться

3

Погодин А.Л. «Иван Выжигин», роман Фаддея Булгарина // Записки Русского научного института в Белграде. Белград, 1933. Вып. 9. C. 141–181; Он же. Русские писатели-поляки // Z zagadnień kulturalno-literackih Wshodu i Zachodu. Kraków, 1933–1934. S. 107–121; Pogodin A. Tadeusz Bułharyn // Przegląd Współczesny. 1932. Т. 41. Z. 122. S. 496–508; Mejszutowicz Z. Powieść obyczajowa Tadeusza Bułharyna. Wrocław a.o., 1978; Mejszutowicz-Bocheńska Z. Tadeusz Bułharyn w życiu literackim Rosji pierwszej połowy w. XIX // Polacy w życiu kulturalnym Rosji. Wrocław a.o., 1986. S. 41–50.

вернуться

4

См., например, статью в главном партийном журнале: Гаков Вл., Михайловская Н. Осторожно с историей // Коммунист. 1979. № 8. С. 126–128.

вернуться

5

См. далеко не полный список изданий: Сочинения. М., 1990; Выбранае. Мiнск, 2003 (тексты на русском языке); Иван Выжигин; Петр Иванович Выжигин. М., 2002; Димитрий Самозванец. М.: Современник, 1994; Димитрий Самозванец. М.: Кронос, 1994; Димитрий Самозванец: [В 2 т.]. Вологда, 1994; Дмитрий Самозванец. М., 2014; Димитрий Самозванец. М., 2015; Мазепа. М., 1994;Мазепа. М., 2010; Дурные времена: очерки русских нравов. СПб., 2007; Лицевая сторона и изнанка рода человеческого: [сб. очерков]. М., 2007; Лицевая сторона и изнанка рода человеческого. СПб., 2009 (сборник с другим составом); Воспоминания М., 2001; Воспоминания. СПб., 2012; Всякая всячина: Лит. – критич. ст. Харьков, 1991.

вернуться

6

Алтунян А.Г. Записки Ф.В. Булгарина 1826 года как политический текст. Анализ политического текста (1994); Акимова Н.Н. Булгарин и Гоголь: Массовое и элитарное (1996); Овчинников М.А. Моралiстичний роман Ф.В. Булгарина (2000); Федорова Ж.В. Историческая проза Ф.В. Булгарина. Жанровое своеобразие (2002); Смирнова Ю.А. Поэтика нравоописательных романов Ф.В. Булгарина (2006); Селезнев М.Б. Литературная репутация Ф.В. Булгарина в литературно-эстетических дискуссиях 1820 – 1840-х годов (2008); Шишкова Т.Б. Литературная позиция и тактика Ф.В. Булгарина-журналиста в 1820-е годы (2009); Глушковский П. Ф.В. Булгарин: эволюция идеологических и политических воззрений. Первая половина XIX в. (2012).

вернуться

7

Акимова Н.Н. Ф.В. Булгарин в литературном контексте первой половины XIX века (2003).

вернуться

8

Вайскопф М. Ностальгия по Аману // Солнечное сплетение. 2001. № 16/17. С. 131.

вернуться

9

Акимова Н.Н. Авторские стратегии Булгарина в литературном контексте первой трети XIX века // Известия Рос. гос. пед. ун-та. им. А.И. Герцена. 2002. № 3(5). С. 152.

вернуться

10

Там же. С. 158.

вернуться

11

Балуев С.М. Ирония в художественной критике Ф.В. Булгарина // Вестн. Орловского гос. ун-та. Сер.: Новые гуманитарные исследования. 2011. № 4 (18). С. 22–26.

вернуться

12

Хаткова И.Н. Историческая тема в русской литературе 1830-х годов и романы Ф.В. Булгарина // Вестник Адыгейского государственного университета. Сер.: Филология и искусствоведение. 2010. Вып. 1 (55). С. 61.

1
{"b":"546990","o":1}