Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Надежда Нелидова

ХЛЕБА И ЗРЕЛИЩ!

ПРОВИНЦИЯ И ТОК-ШОК «ЧУЖОЕ ГРЯЗНОЕ БЕЛЬЁ»

Оставшись одни, мужчины говорят о политике, спорте, автомобилях и женщинах. Женщины между собой говорят о детях, нарядах, косметике и мужчинах. И на этот раз женский коллектив, скопом отмечающий дни рождения февральских и мартовских офисных «рыбок», не был исключением. Разговор зашёл о статьях, по которым мужчины бесспорно проигрывают женщинам.

Женщины полезнее: они могут родить без мужчин, а мужчины – фигушки. Женщины сильнее: устойчивы к стрессам и живут дольше. Они красивее и умнее: общеизвестно, что самая тупая блондинка не выберет мужчину только потому, что у него стройные ножки, тогда как мужчины делают это сплошь и рядом. Женщины романтичнее и возвышеннее в любви… Вот тут единый фронт раскололся.

Офисный психолог Олечка вступилась за мужчин: они по-настоящему страдают и кончают с собой от несчастной любви, тогда как женщины ломают комедию. Ополовинят блистер снотворного или глотнут предусмотрительно разведённого уксуса, а рядом наготове телефон – звонить в неотложку. Артистки. Женщины более материальны, приземлёны, меркантильны…

Может, и материальные, может, и приземлённые, соглашался коллектив. Но есть, есть в мужской половине гадкая черта, перечёркивающая прочие достоинства: отдельные мужчинки страшные болтуны. Всегда найдётся в их стаде паршивая овца, которую хлебом не корми – дай потрепаться о похождениях по женщинам. Красуются как распушившие хвост павлины – а дружки подзадоривают, подначивают… Чего, к примеру, ни одна самая роковая красавица, брезгливо меняющая мужчин как использованные перчатки, себе не позволит.

Менеджер по рекламе Елена (в офисе её называют Елена Прекрасная) слушает, снисходительная улыбка чуть приподнимает уголки ярких губ. Ей бы самой сниматься в рекламе: а сама-то величава, выступает, словно пава… Безмятежная ясность и покойная, царственная уверенность во всём – в лице, статной осанке, речи, манерах. Назвать бы её роковой красавицей – но у Елены дружная семья: муж, влюблённый как мальчик, трое детей. Старшая готовится в институт, младшие близняшки ходят в школу.

– Пока одни мужчины об этом болтают, другие это делают, – с намёком лукаво говорит она.

– Ну, твой-то, ясно, относится ко вторым! – интересно, что эта всеведущая Олечка имеет в виду? Только сейчас все замечают туго обтянутый нарядным шёлком Еленин выпуклый животик. И что у Елены весь вечер вместо шампанского в бокале – сок. И бросаются с восторженным визгом, поздравлениями, поцелуями, объятиями (осторожными). «Елен, сколько недель? Елен, кто: мальчик, девочка?»

А я вспоминаю совсем другое время, совсем другую девочку, горько плачущую в редакции. Мода на психологов тогда ещё не пришла, и редакция была для людей всем: жалобной книгой, жилеткой для плача, третейским судьёй. Да едва ли не Господом Богом была, на которого последняя надежда.

Я, корреспондент отдела писем, не поспевая шариковой ручкой, записывала за грозящей затопить кабинет слезами юной посетительницей Алёной её историю. Диктофон тогда был один на всю редакцию и хранился у Главного в сейфе, на «самый-самый». Алёнка на самый-самый случай явно не тянула…

В этом месте нажмём «паузу» и перенесёмся в наши дни.

Чтобы раз и навсегда отбить охоту смотреть телешоу «Чужое грязное бельё», достаточно включить его на три минуты. Мат, ор, визг, сцепившиеся и катающиеся по полу тела, кровь и сопли на кулак, скоморошье бряканье на колени: «Люди добрые, поможите!» Ведущий носится, как бес вокруг сковородки, подбрасывая угольков в тех местах, где, по его мнению, не достаточно жарко.

Но позвонила подруга: «Включи телевизор. На этот раз «Чужое грязное бельё» по мерзости переплюнуло самоё себя».

Суть такова. У девушки Саши был парень Филипп, она проводила его в армию и скоро поняла, что беременна. Шушукающий посёлок едва дождался Филю из армии, горели языки: пока ты долг Родине отдавал – твоя-то и с Колькой, и с Толькой… Ну, невыносимо скучно людям: пусто в сердце, пусто в душе – нечем больше заняться.

Филя, под давлением общественности, отрёкся от детей-близняшек. Саша с мамой два года одни поднимали малышей. Саша узнала, что в передаче «Чужое грязное бельё» бесплатно (а у одиноких мам в нашей стране каждая копейка на счету) тестируют на ДНК, устанавливают отцовство – и доверчиво поехала в Москву.

Она была на грани обморока, когда получила отрицательный результат. Думала, что ошибка, умоляла провести повторный тест. Ну, тут ведущий порезвился вволю: проехался и насчёт Кольки, и насчёт Тольки. Предложил взять пробы у всей мужской части посёлка, а заодно и у присутствующих в студии мужчин. Задал происходящему игривый, пакостный тон, дал команду: терзать можно!

Второй тест на ДНК установил настоящего отца. Но Саша в слезах выбежала из студии: это был семейный человек, и она не хотела его подставлять. На последней встрече Саша всё же решилась открыть его имя. Им отказался… Филин самый близкий дружбан Вова.

Финал таков. Горе-папаша Вова позорно бормочет, что «он не помнит, мало ли на кого залезал» и «типа сучка не захочет – кобель не вскочит». Филя обнимается с лучшим дружбаном Вовой, который наставил ему развесистые оленьи рога. Свою первую любовь, глумливо ухмыляясь, объявляет на всю страну шалавой. Это после того, как Саша сто раз покаялась перед Филей и даже – о, как забиты в России женщины! – перед отцом близняшек Вовой.

На три вечера главный канал страны превратился во всероссийскую бабскую завалинку, жадно сплетничающую, перемывающую косточки, ставящую клейма и мажущие дёгтем ворота молодой матери. Три вечера телевидение усердно попирало Христовы слова: «Кто без греха – бросьте в неё камень».

Телевизионная аудитория – безгрешная, целомудренная, непорочная, светящаяся от святости так, что хоть солнцезащитные очки надевай – за 500 рублей (или сколько им дают за массовку?) забрасывала камнями, клевала и щедро поливала грязью героиню. Возможно, кто-то заступался – но без микрофона их голоса не были слышны. Виновница только прятала лицо, вздрагивала, сжималась под градом камней и умоляла свою мать: «Мама, не надо! Мама, не связывайся с ними!»

Кстати, давно в стенах этой студии не наблюдалось таких искренних страданий, как у Саши. Обычно тут расшепериваются хабалки и халды, семиэтажным матом и обещанием заехать кулаком в морду быстро ставящие аудиторию на место. Таких здесь, по законам зоны, уважают и побаиваются. (Одной девахе, чью речь пришлось запикивать с первого до последнего слова, порывающейся вцепиться в волосы сопернице, известная теледиктор подобострастно сказала: «Танечка, вы очень воинственная…»)

Когда в улюлюкающей толпе находились люди и защищали девушку, ведущий (нимб над головой и бугорки ангельских крылышек под пиджаком Дольче Габбана) фурией набрасывался на «грешницу», с удовольствием повторяя как заезженная пластинка: «Нагуляла? Нагуляла?» Это про молодую мать, воспитывающую очаровательных, прехорошеньких – дай им Бог здоровья – близнецов.

Да не нагулянные они, а рождённые – завидно, что у самого таких нет?

Обколотые и нанюханные клиентки столичных клубов, имеющие за одну ночь в клубных туалетах по пять партнёров, давно и безвозвратно лишены радостей материнства. Про головокружительные карьеры с широко раздвинутыми ногами на кабинетных столах (у женщин) и широко разведёнными ягодицами (у мужчин), про садо-мазо, гетерофилию и прочее – об этом, Саша, вам и вовсе знать не надобно. Вы слишком чисты, чтобы пачкаться об эту гламурную бяку.

Перед светской тусовкой и фанерной попсой здесь, лебезя, бьют хвостом.

В «Чужое грязное бельё» заманивают, в основном, наивных провинциалов. Обещают за это суммы – смешные для Москвы и неслыханно щедрые для провинции. Кому-то на несколько ящиков водки, кому-то детишкам на молочишко, кому-то – на тест на ДНК. Несчастная спивающаяся российская глубинка, со своими бедами и пороками, выставлена на глумление и потеху, как зверь в зверинце. Сытая публика в первом ряду – жюри, из приличия пытается притушить излучающие удовольствие лица (на фоне бедолаг так выгодно, контрастно смотрятся они сами: жизнь удалась!)

1
{"b":"548052","o":1}