«давно не общался с тем

кто не будет перебивать

или натужно кивать «впопад»

глядя меж бровей

выражая хорошо сыгранный

плохому учил дядька Карнеги

философия pizdolizoff

надпись на сером заборе мозга

забор мозга

это чужие

чужие слова

которые всегда не вовремя

а ведь мы

мы на самом-то деле

хрупки

очень хрупки

да-да

в е т о ч к и

сорви меня Вертер

сорви

коль не боишься

что еще убить в ночь душную?

что еще убить в ночь дождьную

июля грохочущего

восемнадцатилетнего?

…рви меня Вертер

так нужно»

Что ж… мы развелись: точнее, нас развели, а потом…

потом я поздравлял ее с хэппибёстником и хэппиньюеар;

Кира говорила, что счастлива,

И я был почти рад, почти смертельно рад… не сразу.

Быть может, впервые в жизни я не повел себя эгоистично,

впервые в жизни оказался способным понять и н о е,

проникнуть в д р у г о е измерение –

или, быть может, это было вызвано самой

«нестандартностью ситуации»:

уйди Кира к какому-нибудь мужлану,

я, наверное, прикончил бы себя от ревности –

однако я не мог ревновать даму к даме.

Не умел… На свое счастье… Иначе б – крышка!

Тем временем «би» появлялись в моем окружении чаще,

чем того хотелось бы: возможно,

силы небесные испытывали, так скажем, мою толерантность…

Краткосрочный роман через три месяца после первого развода

завершился историей с некоей Ариной,

признавшейся, что у нее не было мужчины аккурат пять годков.

Я пожалел беднягу,

однако она быстренько пресекла «соболезнования»:

«П о д р у г и куда лучше» – «Но зачем-то же ты осталась со мной!» –

«Возможно, для самоутверждения…» –

«Хм… знаешь, моя бывшая оставила меня ради такой же, как ты…

Она, по ее словам, не создана для мужчины» –

«Даже для такого?» – «Что значит д а ж е?» –

«Ты очень нежный, мужчины такими не бывают» – «Ну я же есть, значит, бывают…»: такой вот диалог, ни убавить, ни прибавить…

Странная, конечно, была девушка –

с немыслимым пирсингом и офигенным тату,

с огромными синющими глазами да бритым затылком-ёжиком:

отдавалась же она с тем самым чувством,

которое можно было при желании принять за влюбленность –

однако она просто любила секс, классный секс, вот и всё.

После той встречи я долго рассматривал в Сети фото Кириной подруги:

найти через поисковик человека хоть сколько-нибудь «с именем»

легче лёгкого – так и всплыл этот корпоративный сайтик…

Она оказалась директором по персоналу

некоей, как любят сейчас писать,

«крупной, стабильно развивающейся компании».

В нее можно было влюбиться, да.

Втрескаться по уши

По самое не могу, да.

Кареглазая. Смуглая.

С чистейшей кожей.

Плюс ее волнистые волосы, ниспадающие на плечи…

Как это старомодно – ниспадающие на плечи…

«Саша», – так называла ее Кира, на французский манер.

Уж она-то сделает ее счастливой,

подумал я, и тут же, впрочем, осекся –

меня пронзила мысль, что нельзя, немыслимо, просто невозможно

«сделать» кого-то счастливым: это нонсенс, абсурд,

у ж а с (в том-то всё и дело!) не только р у с с к и й –

если ты не л у ч и ш ь с я, как посторонний, д р у г о й,

и н о й, поможет тебе засиять?..

Пронзить-то мысль пронзила, да вот осознание пришло

гораздо позже – долгие годы, как все «обычные люди»,

я искал счастье на с т о р о н е, даже не заглядывая в потайные кармашки

души собственной.

И что же в ней было, интересно, в этой душе?.. Ну-ка, ну-ка,

С этого места поподробнее…

«тебе можно не отвечать

тебе

не способному грузить

не просящему есть

пить

не намекающему на коитус

не говорящему «да» «возможно» «не знаю»

НЕТ

с некоторых пор меня пугают

три этих буквы

две согласные одна НЕТ

гласная

посерёдке

точка золотого сечения

шмякнувшегося в тарелку с жирным борщом сердца

в тарелку с кипящим борщом сердца

моего сердца

тоже ведь ливер

желудок примет

привычка свыше

здравствуй Вертер ну здравствуй»

Совсем недавно я понял, что все эти годы

искал не так и не там, до бесконечности усиливая

собственную нереальную потребность –

я, если можно так выразиться, «охотился» на чью-то любовь,

хотя «охотиться» – то нужно было, так скажем, на собственную душу –

всё внутри: ну да, первый класс, вторая четверть, даже совестно об этом как-то…

Мечась, я пытался (возможно, неосознанно) о т о б р а т ь у женщин чудо их любви,

однако «отбирать» было, по большому счету, нечего:

они, как и я, никогда не любили себя по-настоящему,

а потому не могли дать никому з д о р о в о г о чувства ни на цент.

Итак, слишком поздно я понял, что все мои попытки поймать Жар-Птицу за хвост –

напрасная трата времени: мне никогда, никогда не угнаться за ней;

более того – мне никогда не найти ни в ком пресловутой «любви»:

ни в ком, кроме себя – как банально бы это ни звучало.

Объясняю: так называемая любовь –

потребность, которую невозможно удовлетворить;

д е й с т в и т е л ь н о – то, чего нет на свете…

вот как дурят нашего брата; вот о чем пишут книги и снимают фильмы!

Любовь – чудовищная иллюзия; точнее, в ее «человеческом исполнении»,

когда двое – пол не имеет значения –

по окончании «конфетно-букетного периода»

только и делают, что истязают друг друга,

живя под домокловым мечом страха быть отвергнутыми –

самого страшного страха, заключенного

в три – 15-ю, 6-ю и 20-ю – буквы этого несносного алфавита.

Со страхом НЕТ знаком каждый, каждый! (Не верьте говорящим обратное!)

Я долго пытался объяснить себе его природу –

думаю, кое-что осмыслить все-таки удалось;

выслушайте меня, выслушайте же, эй, кто-нибудь!

Этот страх полон ожиданий…

Это сплошные обязательства, это завуалированный стыд,

это главное средство приручения обезьяны в костюме,

большую часть жизни проводящей за монитором…

Однако самый сильный страх – страх всё той же любви:

хотя, казалось бы, почему?

Она ведь ничего не ждет. Не требует.

Не испытывает дешевой жалости, но, в идеале

(ау, идеалы, а-у!) сострадает и помогает.

Любовь никому ничего не должна…

Вы слышите? Слышите ли вы меня, а?

Такое ощущение, будто я говорю в пустоту…

Да что теперь…

Так оно и есть…