МОЖНО И ТАК.

Глава первая

Чёрт, какой яркий свет. Мысль не ахти какая, но именно она была первой. Свет потихоньку стал тускнеть, пока не превратился в обычный дневной.

"Бу-бу-бу" - точнее, я, конечно, понял, что со мной говорят по-немецки, но вот что конкретно - тёмный лес. Удалось понять только некоторые слова: "Alles in Ordnung? Бу-бу-бу, гы-гы-гы... Pferd... гы-гы-гы, бу-бу-бу... Doktor, хыр-пыр, хур-шур... gut... (живы?)..." - остальных слов я не понял, во всяком случае "Гитлер капут" и "хенде хох" не услышал.

Как только глаза привыкли к свету, я решил осмотреться. Увиденное меня не порадовало. Начнем с того, что сидел я на лавочке посреди маленькой площади. Передо мной стоял мужик сельского вида. Слева и справа от меня стояли дома в два этажа а-ля Гамбург XIX века. Но пугало меня не это, а ряд других наблюдений. Во-первых, мужик, стоявший передо мной, изъяснялся исключительно по-немецки, а, во-вторых, за спиной этого селянина стояла кирха - стандартное такое здание для отправления культа. Именно такие любили снимать наши хроникёры во время Великой Отечественной и обязательно, чтобы мимо проехал Т-34. Но сейчас проезжающих мимо тридцатьчетверок я не увидел. Зато справа от себя заметил легковушку. В марках авто 30-х годов я не разбираюсь, но то что машина была именно 30-х годов угадывалось на раз по её округлым формам. Авто было чёрным, а это, в свою очередь, говорило о том, что на ней ездит чиновник. Причем искать, где он работает, было не надо: в здание, рядом с которым стояла машина, вели ступени. Над ними дверь. Над нею флаг. Ветра не было, поэтому флаг обвис, и свастики видно не было. Только красное полотнище.

Итак, выводы неутешительные: я в прошлом, причем, в Германии, языка не знаю, оружия у меня нет, да еще этот мужик меня уже достал. Грохнуть его и незаметно свалить не получится - домик с флагом, скорее всего, какая-нибудь мэрия, и внутри есть охрана. А я тут с этим дядей в центре площади, как флаг на бане, если мне с лавочки видны их окна, значит им из окон видно меня.

Ладно, успокоились... А этот всё тараторит, знать бы ещё, что он от меня хочет. Мой словарный запас в языке Штирлица и Гёте невелик, слов двадцать от силы. С таким запасом по Германии не походишь. Ну вот, досиделся, из "мэрии" вышел полицейский, из-за солнца его толком не разглядеть, но видно, что этот дядя в форме, а шлем на голове говорит о том, что это точно не почтальон. Дубинки при нём не было, а это уже хорошо. Теперь надо по-быстрому придумать какую-нибудь легенду попроще. С моим знанием "германьской мовы", выдавать себя за немца я смогу секунд сорок, значит этот вариант отпадает. Ладно, теперь надо понять, кто я. То, что тело не мое, это я понял сразу. Ну что ж, начнём дальнейшее опознание, поглядим на руки. Так, не негр, и это радует. Дальше ноги: сапоги явно ношеные, причём хорошо ношеные. Пошевелить пальцами ног: пальцы упираются в носок сапога. Нога в обуви не ерзает, значит размер мой. Стоп, что-то не так, но что именно? Что-то с ногами, точнее, с обувью. Еще раз проделал маневр с пальцами ног. И тут меня торкнуло: над пальцами чувствовался какой-то комок, а это могло означать только одно, я не в носках, а в портянках.

Итак, подобьём бабки: по всему выходит, что я в Германии 30-40-х годов и что я русский, а это для здешних мест "не есть хорошо". Варианты прикинуться контуженным или глухонемым теперь отпадают автоматически. Как бы еще выяснить, какой именно я русский: "советский" или из "белодельцев"? Пальто на мне старенькое, но, судя по тому, что сидит плотно, родное, все пуговицы одинаковы. Исходя из быстрого самоосмотра, шансов на то, что я представитель советского дипкорпуса, нет никаких. А если я разведчик, то, вероятно, самый тупой. Так что остаётся два варианта: либо я - немецкий холуй (но что-то одежа не шибко богатая), либо из пригнанных рабов, но в таком случае с одеждой всё наоборот, вряд ли у немчуры есть склад, чтобы выдавать её по размеру. Да и этот пейзанин над хиви бы так не трясся.

Осмотр и осмысление происходящего заняли несколько секунд. Жандарм справа от меня потихоньку приближался. Дядя, стоявший напротив, всё так же о чем-то тараторил. Знакомых слов в его речи было немного, точнее, штук пять. Но и этого хватало, чтобы в общих чертах понять ситуацию.

Время от времени данный "товарищ" хватал себя рукой за затылок и отрицательно мотал головой, при этом все время спрашивая, "гут" мне или "не гут". Надо было что-то отвечать, но так, чтобы мой акцент не выходил за пределы приемлемого. Я решил воспользоваться самым коротким немецким словом, которое знал и ответил:

- Я, - добавлять "даст ист фантастиш" в данной ситуации было как-то неуместно.

Вероятно, воодушевившись моим ответом, представитель германского сельского хозяйства залопотал ещё быстрее. На этот раз я понял только одно слово "Отто". Произнося это имя, немец показывал рукой влево. Повернув голову в этом направлении, я увидел, что на площадь входят двое, мужчина и женщина. Мужик, вероятно, и был тем самым Отто, а женщина, судя по белой шапочке на голове и белому халату под расстёгнутым пальто, являлась доктором. Шли они в нашу сторону и, в отличии от сотрудника полиции, очень быстро. Доктор держала в руках какую-то коробку, похожую на обувную.

Что же делать? Может в обморок упасть, благо тошнило меня не по-детски, а голова так вообще раскалывалась.

Тем временем доктор подлетела к нам. Селянин тут же переключился с меня на нее. Он ей что-то объяснял, показывая то на меня, то на Отто, а то вообще куда-то мне за спину. Врач произнесла что-то по-немецки, и мужика как выключили. Повернувшись ко мне, она улыбнулась и спросила:

- Голова кружится?

Я уже приготовился на любой ее вопрос отвечать либо "я", либо "найн", причем во-втором случае собирался дико закашляться, чтобы избежать распознавания акцента. Но после её вопроса на русском языке я решил срочно потерять сознание, но не успел. Солнце, как и прежде, светило в правый глаз. Как только светило было закрыто чьей-то тенью, я понял, что пришёл жандарм.

- Что здесь происходит, товарищ? - задал свой вопрос подошедший.

И тут меня поджидал ещё один сюрприз: немец стал отвечать тоже на "великом и могучем", причем совершенно без акцента.

- Здравствуйте, товарищ младший сержант. Дело в том, что этот гражданин ударился головой о бордюр, и мы с Отто перенесли его сюда, на скамейку. Отто побежал в аптеку и привел доктора. Вот, - договорил крестьянин, указывая на женщину.

Я посмотрел на сотрудника органов. Так как сейчас он стоял между мной и солнцем, его можно было легко рассмотреть. Шинель, пояс, портупея - все было на месте, а вот кобуры видно не было, скорее всего находилась за спиной. На голове у милиционера была каска или шлем. Именно из-за этой штуковины я и принял его за полицейского. Шлем был точь-в-точь таким, какие носят английские "бобби".

Меж тем, пока я рассматривал младшего сержанта, немец продолжил свои пояснения. Из них я понял, что упал не сам, меня боднула в грудь головой его лошадь. Потеряв равновесие, я ударился головой о дорожный бордюр. Пока я слушал этот рассказ, докторша осмотрела мой затылок, куда-то там надавила, и я на пару минут ослеп. Потом она меня о чем-то спрашивала, я что-то отвечал и через четыре минуты она выдала диагноз: сотрясение головного мозга и подкожная гематома на затылке. Но самое удивительное, что мне было абсолютно все равно. Даже если бы мне сказали, что та лошадь мне что-то откусила, я бы и на это не отреагировал. По всей видимости, лимит переживаний я на сегодня исчерпал. Потом она попросила меня встать и пройти по прямой шагов десять. Я встал и прошел. Тошнило меня, конечно, жутко, но не так, чтобы нельзя было это перетерпеть. Врач сказала, что по-хорошему меня, конечно, надо бы в больницу, но, если я смогу отлежаться дома две недели, то все пройдет само. Потом она сообщила, что ей пора возвращаться на работу и ушла.