Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Для Морвенны эта была первая дальняя поездка после болезни, но она прекрасно держалась. После прописанного Дуайтом лечения ее здоровье с каждым днем улучшалось. По правде говоря, в сентябре случился рецидив, продлившийся пару недель, она слегла и отказывалась говорить с кем-либо из домашних, даже с Ровеллой, и уж точно не с Оззи. Доктор Бенна объявил, что это легкая болотная лихорадка, которую она подхватила на реке, и прописал слабительное и перуанскую кору. Это лечение принесло свои плоды и вернуло семье веру в их доктора.

С тех пор сил у нее прибавлялось, пусть она и оставалась печальной и молчаливой, и визит в Тренвит показал, что она снова в превосходной форме. Возвращение в этот дом стало другого рода испытанием: каждая комната навевала воспоминания о трагедии первой любви. Зная о том, что рядом Дрейк, Морвенна почти кричала от искушения встать на заре в воскресное утро и сходить с ним повидаться, но в последний момент испугалась. Оззи мог встать до ее возвращения, и тогда быть беде. Да и в любом случае, какой смысл что ей, что Дрейку бередить старые раны? Морвенна знала — он по-прежнему ее любит, а он знал, что любит она, и этого достаточно.

Церковь была полна, а преподобный Кларенс Оджерс суетился вокруг нового викария и помогал ему со службой. Оззи прочитал проповедь из Первого послания к Тимофею. «Пустые споры между людьми поврежденного ума, чуждыми истины, которые думают, будто благочестие служит для прибытка. Удаляйся от таких. Великое приобретение — быть благочестивым и довольным. Ибо мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынести из него. Имея пропитание и одежду, будем довольны тем». Он решил, что это подойдет. Своевременная проповедь в период беспорядков. (На прошлой неделе в Сент— Джасте снова возник голодный бунт). Оззи подумывал собрать штук пятьдесят своих проповедей и опубликовать их. В Эксетере он познакомился с услужливым печатником, который обойдется недорого, а печатные труды прибавят значимости его имени. Он считал, что это произведет хорошее впечатление на нового архидьякона, и пригласил его погостить в своем доме при церкви святой Маргариты, когда тот в следующий раз посетит город.

После службы Оззи встретился с остальной семьей Оджерс, все они явились в Тренвит на обед. Элизабет прислала письменные указания слугам приготовить обед на двадцать персон, но Чайноветы были не в состоянии за этим присмотреть, и организовано было всё из рук вон плохо. Оззи решил, что перемолвится словечком с Джорджем во время следующей встречи.

Домой они вернулись в понедельник утром, Оззи оставил Оджерсу список проблем, о которых он должен немедленно позаботиться: заросший церковный двор, плохо закрывающаяся дверь, мыши в ризнице, ткань на алтаре, дыры в сутане, невнимательность хора во время проповеди, забытые слова и ошибки в догматах. Оззи отметил и другие вещи, но начать следовало с этого.

Добравшись до дома, Морвенна побежала наверх, посмотреть, как там Джон Конан в ее отсутствие, а Оззи, не спускавший глаз со стройных ягодиц Ровеллы всю дорогу домой, пригласил девушку к себе в кабинет.

Она спокойно вошла и встала у двери, рассматривая деревья и реку.

— Закрой дверь, — с ноткой нетерпения велел Оззи.

— Да, викарий.

— Возможно, сегодня уже поздно. С каждым днем это становится всё сложнее...

— Как скажете.

— Вовсе не как скажу, ты прекрасно знаешь. А иначе я сделал бы это прямо сейчас!

— Да, сейчас было бы неплохо, — согласилась она.

Оззи посмотрел на нее с похотью и гневом одновременно.

— Ты... ты не должна...

— Что, викарий?

Он стряхнул пыль с сюртука, по обыкновению сложил руки за спиной и уставился на Ровеллу.

— Ступай, помоги сестре. Неподобающе, что мы так надолго остались наедине. Я думал, что должен сказать тебе про сегодняшний вечер. Это будет сегодня, ну ты понимаешь.

— Да, — кивнула она. — Сегодня.

И той же ночью, когда Оззи получил свое, она сказала ему, что ждет ребенка.

III

Ровелла рыдала в его объятьях, а Оззи жалел, что ему не хватит смелости утопить ее в реке.

Иногда ему казалось, что Господь посылает ему слишком суровые испытания. По правде говоря, он выбрал стезю не по призванию — его матушка, решив, что он не сможет сдать необходимые для карьеры юриста экзамены, посчитала карьеру священника достойной альтернативой для сына судьи. Однако Оззи добился успехов, он прочел множество духовных книг и, несмотря на естественную легкомысленность юного джентльмена, достиг вполне заслуженного положения.

Но природа наделила его плотским аппетитом, и чтобы подчиняться церковным законам, ему просто необходима была жена. За смертью первой последовала женитьба на второй, а та после рождения ребенка отказала ему по совету доктора. И теперь все его мысли занимала сидящая за их столом девушка с потрясающей фигурой и таким же как у него аппетитом, она соблазнила его притворной скромностью, завлекла наверх заученным разговором о греческих героях, а затем разделась и набросилась на него, вела себя не как дочь декана, а как самая развратная уличная шлюха.

Вот так он попал в ее сети, ногами и руками запутался в паутине из ее прелестей и собственного воздержания. Вот так он позволил, чтобы его обольстило это развратное дитя. Так он нарушил седьмую заповедь и восстал против всех законов общества, чьим лидером являлся.

Так это продолжалось, но продолжалось втайне. Теперь эта Медуза Горгона, рыдающая у него на плече, носит в своем чреве свидетельство своего позора, и скоро это нельзя будет утаить. И свидетельство его вины. Его вины. На всеобщем обозрении. Он виноват в том, что имел связь с женщиной, почти что ребенком, причем сестрой собственной жены. Это невыносимо, невозможно. Церковь, архидьякон, церковные служители... Что станет с его должностью, да и вообще c его положением в церкви?

— Ну, будет тебе, — сказал он, — не думаю, что это так.

— Ох, это так, — всхлипнула она. — Это так! В прошлом месяце у меня не было того, что положено, а на этой неделе это должно было начаться во второй раз. И меня постоянно тошнит, как будто я отравилась! Несколько недель я молилась и надеялась, что всё обойдется!

Они некоторое время лежали молча. Хотя Ровелла не перестала плакать, Оззи не был полностью уверен, что эти слезы не преувеличение, чтобы выжать из него жалость. Его рассудок был отравлен и не мог выбраться из той трясины, куда погрузился после ее признания, но постепенно вновь заработал. И выбор был ужасен. Если она покончит с собой... Если он сможет убедить ее пойти к одной старухе... Если ее можно будет отослать к какой-нибудь старой перечнице, которая усыновит новорожденного... Если ее можно было бы с позором отправить к матери... Если можно было бы обвинить другого мужчину...

Конечно, он будет отрицать всякую свою ответственность. Ее слова против его, а кто не поверит слову уважаемого священника против утверждений истеричной и полубезумной девицы? Послать ее домой с позором, сказать ее матери, чтобы сама с этим разбиралась. Вряд ли кто-нибудь в приходе узнает. Морвенна может узнать, но сама будет заинтересована хранить всё в секрете, что бы там ни думала.

Ровелла отодвинулась от него и вытерла слезы простыней. В Оззи зашевелился червячок сомнений. Несмотря на молодость, Ровеллу не так-то легко было обвести вокруг пальца. Если она решит хранить молчание, то так и сделает. Но если решит заговорить, то выскажет обвинения во весь голос, не задыхаясь от рыданий. Она добьется своего, вопреки его возрасту и положению. Ситуация была кошмарной, и Оззи даже разгневался на Господа.

— Нужно как следует над этим подумать, — сказал он, как будто до сих пор не раздумывал.

— Да, Оззи.

— А теперь мне нужно идти. Поразмыслим над этим завтра при свете дня.

— Не говори Морвенне.

— Нет, нет. Разумеется нет!

— Это так ужасно.

— Да, Ровелла.

— Не хочу даже знать, что обо мне могут подумать.

— Может, никто и не узнает.

57
{"b":"571059","o":1}