– А если нападут арабы или кочевники? Бухара не продержится и трех месяцев – в городе наступит голод. Ко всему из-за не хватки денег мне пришлось отпустить по домам часть войск, – голос правительницы стал тверже. – Я желаю знать причину неисполнения наших уговоров. Только не говорите, что это из-за арабов: они уже второй год не являются сюда. И ни слова о маловодье в Зеравшане. Воды было в достатке. Помните, если падет Бухара, то враги обложат нас непомерной данью. Некоторые разорятся. Я вижу, вы стали это забывать, коль налоги платите слабо. Что скажет дихкан Хушват, давно не соблюдающий наш уговор? Разве ему не известно, что для зороастрийца большой позор – не сдержать обещанного слова? Молодой Хушват, облаченный в узорчатый халат, с мечом и кинжалом, спустился с суфы и заговорил. Глаз он не таил и вел себя уверенно: – О, царица, я верен престолу, как и всей Бухаре, и мечтаю о процветании нашего края. Твоя речь справедлива. Я твой должник, но не по злому умыслу, в этом нет моей вины. Я не скрою, скажу все, как есть, и пусть почтенный Кишвар не будет в обиде. Всему причина – вода. Кишвар владеет верховьем реки и каждый год ширит свои поливные земли, оттого воды не стало хватать. Часть моих земель осталась без влаги, и я не смог засеять их. Мои доходы упали, отсюда и малый налог в твою казну. Если так будет продолжаться, то Кишвар разорит меня. Я прошу у тебя защиты, о, справедливая царица. Правительница, требуя ответа, обратила взгляд на Кишвара. – О, царица, – поднялся он с суфы, – мне не понятно, почему этот молодой дихкан говорит такие обидные слова. Я не нарушил закона и волен поступать со своей землей и водой, как мне вздумается. Там я хозяин. – Верно говоришь, но ты не можешь быть хозяином всей воды. Эта река кормит многих, чьи земли расположены ниже течением. Кишвар усмехнулся и развел руками: – Чужого я не трогаю, а беру только то, что имеется на моей земле. Разве я не прав? Среди дихканов прошелся шумок. Многие были на его стороне. Царица вновь заговорила: – Если ты присвоишь себе исток, то река на чужих владениях исчезнет. Поэтому влага должна делиться справедливо. Среди дихканов раздались одобрительные голоса. Хушват, окрыленный поддержкой, вскочил и громко сказал: – Кишвар проявляет жадность. Я требую над ним суда! Стало еще шумнее. Обиженный правитель Рамитана, обнажив меч, кинулся к обидчику. Хишват тоже вынул оружие из ножен. Однако дихканы соскочили с мест и не дали им сойтись в схватке. Феруз кинулся к ним. Все стали успокаивать обиженного Кишвара, пока обе стороны не вернулись на суфу, бросая друг на друга злые взгляды. Когда наступила тишина, царица снова смогла говорить: – Я хочу, чтобы вы свою силу и удаль сберегли для боя. А благородному Кишвару не стоит обижаться на слова молодого дихкана. Мы вовсе не считаем его жадным человеком. Он сам подскажет нам, как решить эту дилемму с водой. А теперь, дабы смягчились ваши сердца, насладимся искусством наших музыкантов и танцовщиц. Артисты в ярких шароварах и коротких кафтанах встали между гостями. Они держали в руках различные инструменты. С ними был певец с белой бородой, с его плеч до земли спускалась накидка. Седые густые брови говорили о благородстве. Сначала заиграла флейта, затем рубаб, далее арфа, и старик-сказатель повел стихотворный сказ о жизни царя Джамшида. Говорил он с чувством, его голос слегка дрожал. Иногда старик взмахивал руками, а когда пел о гибели героев, то глаза его смыкались, и он долго качал головой. От такого рассказа все предались глубокой печали. История о Джамшиде была долгой. Когда старик ушел, то сразу же разнесся нежный голос юноши, который стал исполнять тюркские песни. А тем временем слуги тихо накрывали дастарханы на суфе, расставляя мясные блюда, фрукты, сладости и кувшины с вином. Двигались они молча, бесшумно, словно их не было. Для царицы и ее приближенных расстелили длинный стол напротив артистов и суфы. В центре села Фарангис, рядом мобед и советник, а далее визири. Перед трапезой слуги разнесли на серебряных подносах чаши с вином. Не поднимаясь с суфы, царица подняла золотой бокал и произнесла короткую речь: – За нашу отчизну, за ее силу, за ее справедливость! Да хранит нас великая Анахита и святой Сиявуш! Когда мужчины приступили к угощению, то вновь заиграли музыканты с двумя барабанщиками, а на середину вышли три танцовщицы в блестящих обтянутых штанах, с открытыми животами, их волосы были распущены по плечам, глаза сильно крашены сурьмой. Поначалу движения девушек были плавными, но ритм барабанов стал нарастать, и тела их тряслись все сильнее. Движение охватывало и бедра красавиц. От столь зажигательного танца глаза пьяных мужей загорелись. К концу пира дихканы совсем захмелели. А царицу тем временем веселье уже покинуло, и колонна двинулась в Арк. ФЕРУЗ И ФАРАНГИС Когда царская процессия миновала ворота, стражники прочно заперли их. Далее они шествовала по каменной дороге, тянущейся вдоль всей крепости. С обеих сторон росли деревья, а за ними виднелись богатые дома придворной знати. На другой стороне дороги возвышался соборный храм с колоннами, внутри которого располагался квадратный алтарь со священным огнем. Царская свита прошла между двумя круглыми водоемами и остановилась у широкой лестницы дворца. Фарангис со служанками направилась по ступеням вверх, Феруз последовал за ней. Вход охраняли воины в блестящих доспехах: кольчуге, серебряных шлемах, с копьями и железными палицами на плече. Миновав дворцовые колонны, женщины вошли в овальный зал, вдоль стен которого стояли фигуры богов – спутников великого Ормузда. Из зала вели два коридора, в один из которых и направилась царица со служанками. Там находились женские покои. Проводив царицу, Феруз спустился вниз и с двумя верными воинами ускакал к себе. Его большой дом находился вблизи ворот Арка. Свое жилище он выстроил недавно, и теперь это было самое красивое строение Бухары, хотя и не велико размером. Поддерживаемый со всех сторон резными столбами, дом был выстроен по его личному замыслу. Следует отметить, Феруз, будучи первым советником царицы, сохранил свою прежнюю должность главного зодчего Бухары. Резные ворота распахнулись, и советник сошел с коня. Две девочки лет десяти тотчас соскочили с качелей и бросились к отцу. Феруз заключил маленьких красавиц в крепкие объятия. – Папочка, мы зайдем в дом позже, – сказали они и убежали в сад. В овальном зале, украшенном барельефами танцующих женщин, сценами охоты на оленей, с легким поклоном его встретила жена. А слуга помог хозяину снять с себя панцирь. – Ты обедать будешь? Велеть слугам накрыть дастархан? – Нет, я сыт: сегодня царица провела собрание дихканов. Скажи слугам, пусть принесут кувшин розовой воды. Я желаю отдохнуть в одиночестве. Супруга проводила Феруза задумчивым взглядом. Она не могла не знать о похождениях мужа, ведь об этом говорит вся Бухара. Без сомнения, ее душе это было неприятно, но разум говорил обратное: гордись, что на твоего мужа обратила внимание сама царица, ведь такое случается лишь в волшебных сказках. В своей комнате Феруз облачился в узкий голубой халат, который подчеркивал его крепкое телосложение. Зороастрийцы выше всего ценили разум, затем – силу человеческого тела. Потому богатыри и доблестные воины всегда были в почете. Их имена славили в народе: чего стоили легендарный Рустам и его сын Сухроб! Не только для дихканов или военного люда Фарангис устраивала собрания, где говорила с ними об их нуждах, – в ту пору на площади Регистан собирались почти все сословия. За военными она созывала купцов, а затем ученых мужей, и по обыкновению разговор с ними затягивался до вечера. Не забывала она и о простом народе: мастерах по ганчу, художниках, ваятелях, гончарах, ювелирах, кузнецах и даже пахарях. До вечера Феруз лежал на тахте с подушкой на боку и читал книгу. С приходом сумерек он поднялся с места. Затем облачился в более нарядный халат, у круглого зеркала смазал лицо жидким благовонием и нанизал на палец два кольца – с алмазом и рубином. Перед уходом взял с мраморного столика книжку со своими стихами. В царский дворец он вернулся один. У лестницы слуга принял лошадь советника. Феруз направился было в покои царицы, как вдруг услышал за спиной голоса детворы. В зал вбежали два царевича – шести и восьми лет. Младший был сыном Фарангис, а старший рожден от наложницы покойного царя и не имел прав на престол. Оба в блестящих остроконечных шапочках, с накидками на плечах и блестящих сапожках. Царевичи сражались друг с другом на деревянных мечах. Младший был слабее и прятался за колоннами. Но при виде советника дети кинулись к нему с радостью: |
