Annotation
Яньшин Леонид Витальевич
Яньшин Леонид Витальевич
Шестиногие Версии 2.0
Ох. Тут такие дела... Ох и ох. Бывают ситуации, когда человек в иную минуту не знает как себя повести. То ли бросать всё и стремя голову нестись спасать себя, любимого от скопившихся с процентом бед, то ли бросать вообще всё, включая все неотложные неприятности, "случайно" забыть дома ошалевший мобильник и отправиться успокаивать душу куда-нибудь в подходящее для этого место. У меня, кстати, такое имеется - куда я периодически наведываюсь по поводу и без. Местечко, надо полагать, чудесное - небольшой каменный мостик над речкой невдалеке от дома, уютно радующий необильностью прохожих. И мне в принципе плевать, что конкретно в моём родном городе такого места нет. Ну как нет - если искать на городской карте или, к примеру, расспрашивать о нём случайных прохожих. А как прийти, облокотиться на перила, спокойно вдыхая табачный дым и ведя неспешную, ни к чему не обязывающую беседу со всеми своими я - так сразу есть. А мне того и надо; был бы у меня личный доктор - прописал бы постоянно туда приходить. Но пока что я обхожусь и без его советов. Поэтому и личного доктора у меня нет.
Один раз вдруг оказалось, что всё зря. Вообще всё и вообще зря. Такое иногда со всеми случается. И конечно, по такому поводу я тут же оказался на мосту. И конечно же, он мне ни разу не помог. Что и следовало ожидать. Разочаровавшись во всех несуществующих архитектурных излишествах, я не спеша брёл домой, по пути находя лужи, покрытые тонким утренним льдом и неизменно его ломал; на тонких губах при этом веселилась пустая улыбка, брошенная и надоевшая, в моё лицо. Убедившись, что на всех повстречавшихся мне лужах не осталось ни корки девственного льда, я как-то машинально свернул в подворотню, а потом ещё в одну, и уж только потом подумал, что и на подворотни мой город скуп, что были они когда-то конечно, да всех их постепенно разобрали на кирпичи, а кого не разобрали, те сами ушли, не дождавшись. А я-то, ну что я, проскользнул как-то, с кем не бывает, в самое нутро подворотни, можно сказать, в её суть; пролез и засеменил. И даже как-то не сразу заметил, что стал тараканом. Самым обыкновенным, шестиногим, невозмутимым, безработным, умеренно сентиментальным тараканом. Ну, казалось бы, и что с того? С кем не бывает.
ШЕСТИНОГИЕ ВЕРСИИ 2.0
Ко мне уже шли. Вот никогда бы раньше не подумал, что тараканы на ходу могут приветливо улыбаться, освобождая при этом от ходьбы одну из шести ног для рукопожатия. Очень тепло встретили. Не ограничились "добро пожаловать!", хлебом-солью, сразу поинтересовались, не устал ли с дороги, и что вот тут, прямо за углом у них гостиница, в ней - оплаченный меня дожидается номер, всё по высшему классу, для дорогих гостей. Сперва, конечно, немного отдохнуть, принять душ, полистать журналы, спуститься на обед. Потом - экскурсия. Таракан Павел любезно прочтёт курс таракановедения, а ему в помощницы - таракан Лиза; покажут всё самое интересное и познавательное. Но это - всё-всё потом, а сперва, вот, пожалуйста, проходите в номер, отдыхайте, любое пожелание или вопрос - сразу звоните на ресепшн. Привели, вручили ключ-карту, телефон, местную Мурзилку - журнал "Шевели усами", велели ни о чём не беспокоиться и деликатно оставили в покое.
* * *
- А, прониклись нашей поэзией? - Павел зашёл ко мне в номер после обеда и теперь терпеливо ждал, пока я дочитаю журнальную рубрику "Устами скальда".
- Какая-то странная у вас всё-таки поэзия. Не то, чтобы даже ни одной рифмы, да тут и слов-то нет. Больше похоже на какой-то график или голограмму.
- Ах, всё верно! Среди тараканов нет поэтов. По крайней мере, в привычном для вас смысле этого слова. Поэтому тараканы бессмертны. Вижу, вы несколько озадачены... Видите ли, какое дело, у нас тут каждый таракан с пелёнок знает, что настоящая поэзия живёт вечно. Что скальд, прибывая в состоянии лирическом, наполняясь вдохновением как воздушный шар, изливает его на бумагу. А вместе с ним, изливает и душу. Потому что по другому - никак, душу невозможно осознать в чистом, неразбавленном виде. Только если добавить к ней реагент - вдохновение ею. И если поэт при этом не промахнётся, не расплескает ни капли по пути, быть времени навсегда влюбленным в его труды. Как про это говорят люди? Воздвигает себе памятник, да? И заметьте, какая самоотверженность! Какие бесконечно чистые помыслы. Стать памятником самому себе, жертвуя душу миру!.. Но среди тараканов нет поэтов; у нас не принято жертвовать собой. Поймите меня правильно, это не от того, что мы такие плохие. Просто среди тараканов ценятся лишь исключительно <живые> тараканы.
- Позвольте, ну а что же тогда с рубрикой в журнале? - Признаться, я был восхищён столь простым и очевидным рецептом тараканьего бессмертия. Никакому мелку "Машенька" с ним не совладать.
- Извольте, тут всё просто: стихам не всегда нужны слова. Люди почему-то думают, что без них не обойтись, однако едва ли это так. Зарифмовать можно что угодно - времена года, например, или шаги, или комнаты в доме. Как видите, простор для творчества велик. Однако, если позволите, я хотел бы обратить ваше внимание и на другие важные моменты. К примеру, для чего вы здесь оказались.
И не вдаваясь более в рассуждения, таракан Павел увлёк меня за собой. Мы спустились в вестибюль, и, нырнув в какой-то проход, оказались во внушительных размеров, явно не жилом помещении. Высота потолков в нём по моим подсчётам достигала девятиэтажного дома, а в длину его можно было сравнить разве что с футбольным полем. Помещение было разбито на секторы типовыми перегородками; тут и там высились непонятного мне назначения, но смутно знакомые сооружения. Кое-где были установлены прожекторы, но их явно было недостаточно. От ближайшей перегородки отделилась тень и направилась к нам. Павел узнал таракана Лизу и приветливо ей помахал.
- Я думаю, сначала мы осмотрим сектора, - сказала Лиза, - а потом нас примет Карл. - Она поймала мой взгляд, - это наш директор. Очень хочет с вами познакомиться.
-Видите ли, - вкрадчиво обратился ко мне таракан Павел, - вы для нас очень редкий гость. В первую очередь, я имею в виду, потому что вы - человек.
- Разве? А я вот вполне себя ощущаю тараканом! То есть, признаться, не заметил никакой разницы, когда стал им. Но и сейчас я не испытываю, так сказать, внутренних противоречий. Вы меня понимаете? Наверное, это потому, что я об этом не задумываюсь.
- Вы совершенно правы, - воодушевлённо заметила Лиза, - это свойственно любому таракану - не задумываться о том, кто он такой и как при этом выглядит!
- Но, - добавил её спутник, - хоть вы и выглядите весьма достойным и совсем не глупым тараканом (он учтиво улыбнулся. Вообще, все тараканы неимоверно вежливы; раньше я этого не замечал), на самом деле, вы ещё не один из нас; сперва вам многое предстоит узнать о местной жизни. И если вы не возражаете, мы были бы рады этому поспособствовать. Вот, мы как раз и на месте!
Тем временем мы оказались на пороге своеобразного вечношумящего офиса. Толпы работников сновали туда-сюда, о чём-то громко переговаривались, отчаянно жестикулировали и записывали что-то в рабочие тетради. Над входом в отдел красовался внушительных размеров плакат, а на нём большими буквами было выведено:
"Таракан - друг человека!"
И чуть ниже в скобках: "верный товарищ и жизненный попутчик!"
Я адресовал своим спутникам вопросительный взгляд.
- Здесь у нас агитотдел, - сказала Лиза, пропуская меня внутрь, - занимающийся просвещением населения. Вы себе представить не можете, насколько важна эта работа! Кроме того, здесь же у нас располагается пункт обмена. Да вот поглядите сами!
