Умиротворяюще шумел прибой на пустынном берегу. Я неторопливо разбирал ловчие снасти, чтобы с завтрашним отливом отправиться за поживой. Предмет за предметом осматривал походный набор, с сожалением отмечая редкие темные пятнышки патины¹ в самых недоступных местах, неизбежные сколы и мелкие зазубрины. Дело ответственное, тут надо без лишней суеты. Всё должно быть тщательно проверено и сложено в нужном порядке, чтобы потом в процессе не суетиться и опять недосчитать чего-нибудь ценного.

Шаркающие шаги я услышал задолго до появления блаженного Недотыка². Только он один умел создавать везде, даже при ходьбе по песку, такой посторонний шум, что пугались самые ленивые квагги³. Вздохнув, я прервал свою работу и стал быстро собирать походный уклад⁴. На сегодня приготовления точно закончены. Наступает время обязательного занудства и поучений. Можно тихо исчезнуть, но иначе не будет никакой удачи в поживе. Проверено несколько раз. Такая вот новая примета.

– Любовь среди нас! – поприветствовал меня Недотыка очередным своим философствующим заумством.

– Сила есть и не убудет! – невнятно ответил я, прикидывая сколько времени потеряю на блаженного. Мне ещё питательной едой в дорогу надо озаботиться. Ясен пень, что в этот раз придётся обойтись без тщательного отбора.

– Куда готовишься, добрый молодец? – голос у Недотыка сейчас был льстиво-вкрадчивым, а вот глаза привычно излучали неприкрытую злобу и ненависть.

– За поживой⁵, вестимо. Подарок невесте подобрать. У неё сей день возраст подходит. Вот лик⁶ надо довести для моего увера⁷. Перси⁸ скруглить, выю⁹ слегка вытянуть… да, мне годится, когда одно око янтарное, а другое – лазоревое. А вот про гузно¹⁰ предстоит обдумать.

– Дело доброе, – он слегка опешил от моего напора, но решил не отвлекаться на житейское, – Но может отложишь?

– Не, никак, – я понимаю, что от него никак не отвертеться, раз даже сюда, на самый край острова припёрся, но и голос лучше не повышать, – Лучше проводите словом добрым. Буду благодарен.

Недотыка натужно повздыхал, сложил из пальцев хитрую фигуру и стал медленно и торжественно прикладывать к разным частям своего несуразно изломанного тела. Это у него так заведено, чтобы потом надолго не отвлекаться. Странно и непонятно, но остается только вожевато¹¹ терпеть. Мне моя удача всяко дороже. Я пониже склонил голову и решил обдумать конкретные планы на завтрашний день, но и тут блаженный не дал подступиться.

– И сколько лет твоей избраннице?

– Лет четырнадцать, а зим – ажно полных пятнадцать.

– И цикл у нее нормальный?

– Так, – ответил я односложно. И с чего это он так моей невестой озаботился? Другие темы надоели?

– А ты знаешь как за этим следят ваши повитухи¹²?

– Не знаю и знать не хочу. У меня свои хлопоты дельные¹³, а этим пусть назначенные ведают.

– Но я расскажу, – Недотыка начал вроде спокойно, но тут его разом желчью накрыло и он весь задёргался, а в уголках рта стала тревожно собираться пузырящаяся слюна, – Такое знать надо. Даже таким как ты!

Нет, теперь точно надолго. Это уже всем известная примета – если Недотыка трясётся и пенится, то до заката забудь про все свои дела. Я поудобнее уселся и постарался состроить особо умное выражение лица. Может за глазопялку¹⁴ сойду. Если не поверит, то будет одно и тоже повторять, пока язык не отсохнет. А может и огреть чем-нибудь тяжёлым. С него станется. Пользуется, мухоблуд¹⁵, что без приказа никто тут руку на него не поднимет.

– Послушай, отрок, – начал он, специально делая вид, что не заметил переливчатого багрецового¹⁶ клейма на моём плече. Я мысленно застонал. Если Недотыка с такой глупой подначки начал, то своё назидание он точно будет вбивать с особым рвением. Тут простыми кивками и мычанием не отделаешься. – Да, именно отрок, ибо молод ты и не любопытен. А знать надобно многое. Может так хоть один здесь станет благочестивым. Ты понял?

– Понял, странник, – в голове другое вертелось, но произносить затёртое «Ведать¹⁷ – кручиной оброчиться¹⁸»¹⁹, это самому наказать себя муторным бездельем аж до самой глубокой ночи.

– Так что ежедневно начинают давать повитухи вашим девам за неделю до начала цикла?

– Нужный отвар? – чтобы только отделаться, наобум ляпнул я. Ну и зачем ему знать? Мои дети завсегда здоровыми рождаются, вот и ладно²⁰. Я же не интересуюсь, он свой стручок, когда нужду малую справляет, одной рукой держит или двумя? Или вообще сидя опорожняется, тюрюхайло²¹?

– Кровь! – дробно заверещал Недотыка, – Кровь невинных дев! Полную ложку! Каждый день! И так целую неделю!

– Ну да, пьют её они, но потом лишняя сама наружу выходит. Природный круг. – попытался я слегка утихомирить начинающийся словесный камнепад. – Повитухам всяко виднее.

– Мне! Мне виднее! Праведному человеку! – он выпятил хилую грудь, демонстрируя висящую на шнурке кособокую железку, больше напоминающую здоровенный четырёхгранный гвоздь²², и даже осторожно потыкал кулачком себе чуть выше живота. – А вы греховные твари. Животные.

– Люди мы, – не удержался я, – Сами давеча говорили: «Раз чаю²³ – значит жительствую²⁴».

– То не я, то великий Картезиус нам истину сию поведал: «Cogito, ergo sum»²⁵, – Недотыка слегка умерил свой пыл, но это у него всегда так, словно затишье перед бурей. – Недоумок, не замай вещих²⁶. Даже им можно иногда заблуждаться. С такими… – сделав паузу, он вдохнул побольше воздуха и привычно заныл, – Только один я здесь человек! Судьбой заброшен в неведомое зло. Но я не вкушаю крови человеческой и не приемлю его плоти!

– Подумаешь, одна маленькая ложечка в день, – тихо проговорил я в сторону лениво набегающих волн, – А сам намедни с голодухи смачный шмат мяса втихаря²⁷ умял и не спросил от кого.

Недотыка подозрительно покосился на меня, видно отметив шевелящиеся губы, занегодовал и начал медленно наливаться нездоровой фиолетовостью. Всё, сейчас только на мою личность перейдет.

– И ты кровь пьёшь? – его указующий перст почти упёрся мне в нос, – Сознайся, ирод²⁸!

– Мы все пьём, – не стал я отрицать столь очевидного, – Но только обычную, с морской солью, чтобы побыстрее от ран отойти. А вот кровь невинных дев я здесь точно ни разу не пробовал. Мало её, да и не для нас она. Сами знаете, разврат весь известный зень²⁹ захлестнул, не дорожат девственницы ценным снадобьем. Так и норовят, волочайки³⁰, сразу продукт никчёмно спортить³¹.

– Вот! – от его визга аж уши заложило, – Но ты и плоть человеческую аки зверь пожираешь!

– Ну, вашу-то мы ни разу не потребили. – пришлось напомнить ему почти миролюбиво, – Сидите сычом в своём углу целыми днями. Только вот по вечерами нам мысли разные думать выносите.

– Паскудство какое! – он задохнулся от злобы, схватился за горло и стал надрывно кхекать.

– Зря вы так. Плоть и кровь есть основа нашего бытия. Передача памяти предков. – я подумал, что если сейчас осторожно на него надавить, то может на сегодня он во мне вовсе разуверится и пойдёт искать себе более покладистого слушателя? Но мои слова вызвали только очередной шквал ненужных воплей.

– Евхаристия³²? Ваша основа бытия? – Недотыка теперь непрерывно дёргался и разбрызгивал слюну, – Выблядки³³ рода человеческого! Скверна³⁴! На костер! Всех! До единого!

– Можно и на костер, – моё терпение не безгранично, но с этим точно надо как с малым дитём. – Только вот у нас столько дев на сносях³⁵ не наберется. Убыль будет. Жалко. Нас и так очень-очень мало.

– Всех, всех надо под корень вывести. Дай мне сил… – Недотыка упал на колени, забормотал что-то невнятное, мелко затрясся головой, и принялся за свой обычный ритуал. Сначала медленно отклонять свою кривую спину назад, вскидывать руки и затем упоённо биться оземь, глубоко увязая лбом в песке. Балийский³⁶ мазохист³⁷, не иначе.