1

Тори никогда не закрывал дверь своей спальни, она всегда была открыта. Но не сейчас, когда мы стали жить вместе. И точно не после смерти его отца. Но теперь нас становилось все меньше и меньше, а отец Тори лежал холодный в тени зала. Я смотрел на полуоткрытую дверь и слышал плачь Тори.

Он не был виноват в том, что остался один. В конце концов, мы все были изгнаны. За связи с демонами, колдовские ритуалы или потусторонние вызовы. Мои руки покрывали шрамы: я резал себя, рисуя кровавые круги, привлекающие злые силы. Скверна в моей крови играла с моим же разумом, и я не всегда контролировал себя.

Пес бегал на четвереньках, за что, в общем-то и получил такое прозвище. Он мог без проблем забраться на стену в человеческий рост или без вреда для себя спрыгнуть с крыши двухэтажного дома... находясь, конечно, во власти иных сил. Его тело было бело и красиво, и я, теряя порой контроль над собой, видел как внутри гниет сердцевина, заполняя трухой все существо Пса... Мы с ним дружили, и с Тори - тоже.

По крайней мере я старался дружить с ними.

В первый день после приезда Тори я показал ему свои шрамы, которые словно тугие канаты опоясывали мои руки. Он ничего не сказал, но на его красивом и бледном лице отпечаталось удивление. Это был Дом изгнания, и казалось, что он все-таки мало подходил этому месту.

Грех Тори заключался в том, что он предлагал себя и мужчинам, и женщинам, знакомым и незнакомым. Наш смотритель Нельсон сказал, что эти желания из-за власти демона над сердцем Тори. У новенького была большая тяга к этому... к чувственному наслаждению. В Дом он попал избитым, с расплывшейся как баклажан нижней губой, желтеющими синяками на лице и сломанными пальцами левой руки. "Потанцевали на них", - сказал он. Но даже это не делало его проклятым как меня, или Пса, о чем я ему и сказал.

"Ты плохо меня знаешь, - сказал Тори. - Я не такой уж и хороший".

Я сжимал левую руку в кулак, думая, что чувствовал бы сам, если бы это мои кости разбились на сотни осколков. Хороших людей так не бьют.

"У меня нюх на плохих", - говорил Пес. Может быть поэтому ему мало кто нравился во всем Доме, кроме меня. Но Тори не вызвал у него никаких подозрений. Обычный мальчишка. Я бы так не сказал.

Да хотя бы то, что Тори был очень красив, отличало его от многих... Может быть, так казалось мне, потому что я совсем не знал любви, но его тонкие и в то же время яркие черты лица не уродовала даже маска пережитого насилия. Губы, тонко нарисованные рукой какого-то всевышнего существа, были идеальны по пропорциям и цвету. Даже губа-баклажан лишь украшала его.

"Мне больно улыбаться, - сказал Тори тогда. - Не смеши меня".

Нельсон в первый же день предупредил нас о болезни Тори.

"Не вздумайте вступать в связь с ним, - пригрозил он, строго глядя на нас. - Не вздумайте даже разговаривать с ним об этом".

Никто и не говорил. До этого самого дня. Дня накануне смерти отца Тори. Я не знал, что он за человек, но он показался мне любопытным. Был день посещений, и к некоторым из наших приезжали родственники или друзья. Таковых было мало... Нас с сестрой никогда никто не навещал.

Отец Тори был мужчиной средних лет, слегка запущенный, в темном, но модном костюме. Я увидел, как он шел от ворот к крыльцу Дома, и сразу понял кто это: всех посетителей я давно знал в лицо... А этот, новый, появился в первый день Посещения после приезда Тори.

Я смотрел на него с прищуром, так, как смотрят на врагов. Так, возможно, люди в древние времена высматривали горящие факелы наступающей армии в ночном тумане.

-Мальчик, эй! Мальчик!

Только спустя пару секунд я понял, что он обращается ко мне.

-Где тут у вас приемная?

-Пойдемте.

Я провел его в темный коридор, оттуда по лестнице на второй этаж, там - ряд дверей. Мы с Тори живем в третьей комнате... я отворяю дверь: на кровати сидит Тори и читает книгу.

Я думал, что эти двое хотя бы обнимутся, но приветствие было такое натянутое, что я засомневался: а к Тори ли пришел этот мужчина?

-Я должен был прийти раньше, - сказал мужчина.

-Ничего, я же не жду многого, - сказал Тори спокойно.

-Да уж, да уж... - он поморщился. Потом ухватил Тори за подбородок. - Смотри-ка, губа у тебя зажила.

-Ага, - сказал Тори и посмотрел на меня.

Я раскладывал покрывало на постели, которую поленился застелить утром.

-Мне больше нравился тот баклажан, - сказал я.

-А вы кто, собственно говоря? - спросил отец Тори с неким апломбом. Потом зашептал сыну на ухо: - Один из тех мальчишек, которые притягивают неприятности? Лучше тебе не общаться с ним.

Пока он это говорил, Тори смотрел на меня и улыбался. Я отлично все слышал, но посчитал неприличным комментировать.

-Мы все тут на равных условиях, - сказал Тори.

-Ну, не скажи. Ты все-таки... Учитель Нельсон говорит, что ты сдвинулся с места.

-Отсюда не так просто выбраться, - сказал я. - И Нельсон совсем не учитель.

-Это Дом изгнания... Да, я знаю.

И он поморщился, словно не желая признавать очевидное. Словно не его сын по его же наводке оказался в этом временном заточении для детей и подростков, откуда один путь - в рабство Министерства Контроля над колдовством, скверной и одержимостью.

Отец задавал Тори ничего незначащие вопросы (для взрослого они наверняка имели большой смысл), а я слушал их и смеялся про себя. Я намеренно закатал рукава кофты, чтобы он видел, какие у меня изувеченные руки.

Отец Тори издал нечленораздельный звук.

-Тори, давай выйдем. Я видел тут лавчонку в тени деревьев.

-Ага, пошли, - Тори был немногословен. - Увидимся на беседах, Эн.

Они вышли. Я недолго смотрел на помятое покрывало, где только что сидела большая задница отца Тори. Почему-то он мне не понравился.

Весь этот день я провозился с Псом. В начале мы делали задания, которые нам нужно было сдать к завтрашнему дню. Потом бегали по дому, играя в войну. Из-за посещений у нас было куда больше свободного времени чем обычно. Потому потом мы пошли на базу, это такое тайное место в подвале. И хотя Нельсон и даже Дина, запрещали нам ходить туда, мы с Псом любили там торчать в одиночестве.

Тьма превращала наши обычные лица в потемневшие черепа и мы, разглядывая темнеющие глазницы друг друга, разговаривали о разном, о страхах и снах... Но никогда о том, что могло бы быть.

Но в тот день Пес не был особо разговорчив.

"Я хочу домой", - только и сказал он. В день Посещений многие испытывали подобное желание.

В щель между досок пробился свет: кто-то зажег свет в кладовой. Судя по аккуратным и уверенным шагам, это был Нельсон. Возможно, искал что-то для малышей. Их немного тут было. Маленькие преданные родителями ангелы за то, что, например, замахнулись ножом на старшего брата. За такое вполне могут посчитать одержимыми. Или неудачники, как и я, заразились скверной.

-Видел толстяка с Тори? - спросил Пес тихо, после того, как свет в кладовке погас. - Пахнет грязью от него.

-Это его отец, - сказал я, разглядывая кирпичную кладку за завесой белой паутины.

-Не похож.

Я нервно сжимал и разжимал кулак левой руки.

-Хочу вот этот шрам разрезать, - сказал я, показывая ему какой именно. - Такое чувство, как будто там червь лезет.

-Не надо, - отмахнулся Пес. -Это все лишь поверхностное уродство.

-Нет, там червь.

-Ага, расскажешь на беседах.

Все мы здесь обладали какими-то бедами и несчастьем, которыми, конечно, сложно было гордиться. Но я порою просто-напросто словно бы изображал безумие, которое не было властно надо мной постоянно.

И потому на беседах я завел ту же песню:

-Во мне червь... Он ползет, и мне больно. Вот он, здесь сейчас, - я поднял руку, показывая всем самый толстый шрам, оставленный от зубчатого ножа.