Annotation

Роман номинирован на национальную премию по литературе "Большая книга" 2010-2011гг.

Эрде Анна

Эрде Анна

Железная дорога

Глава первая

Москва — Владимир — Вятка

Скорый поезд «Сибирь» вёз меня, пересекая бескрайнюю отчизну по длиннику. Когда едешь с севера на юг, картина неуловимо, но быстро меняется. В этом мелькающем обновлении есть призыв к движению, в моём случае — из прошлого в будущее. А обволакивающее постоянство березнячков да ельничков, проплывающих с востока на запад, не помогало мне в нелёгком деле выстраивания ретроспекции жизненной дороги. Мысли упорно не желали укладываться в последовательно-поступательную и причинно-следственную вязь.

Я держала путь совсем не в то место, из которого сбежала двадцать лет назад. Когда-то внутри большого города Новосибирска располагался город моего детства, со знакомыми улицами, где жили друзья и друзья друзей, где было неодиноко. Теперь друзья и подруги частью растерялись сами по себе, частью не смогли перенести моих московских удач. Немногие оставшиеся рассосались после моего сокрушительного поражения с временным откатом на малую родину. Тогда не обошлось даже без милой шуточки про блеск и нищету куртизанок. Не встретиться мне уже ни с Машей, ни с Ликой, обеими закадычными подругами детства.

Я почувствовала себя счастливей, когда Маша вместе с мужем-драматургом перебиралась в Москву — близкий человек появился в одном со мной огромном городе. Но счастье дружбы не состоялось — слишком редко получалось не то, что видеться, даже поболтать по телефону. Я была стреножена грудным Алёшкой, а Маша оказалась связанной по рукам и ногам капризами и настроениями своего драмургического гения. Думаю, будь у меня сколько угодно свободного времени, это вряд ли что-нибудь изменило. Моя подружка с головой ушла в проблемы Драматурга, и всё остальное человечество перестало её занимать.

Возросшая на «Мастере и Маргарите», я должна была, наверное, восхищаться подобной самоотверженностью, может быть, даже слегка завидовать подруге: в её жизни наличествовал сверхсмысл в виде мужниного творчества. Но, уже пообщавшись с пишущими людьми, я к тому времени сбросила с недостижимого пьедестала представителей этой древней профессии. По-настоящему умных людей среди них оказалось не так уж много.

Десакрализованный Драматург интересовал меня не сам по себе, а как Машин муж, и я видела в нём беззастенчивого пользователя любимой подругой. Такая ситуация таила в себе явную опасность. Отчаявшись донести до подруги грустную правду про её брак при помощи аллюзий и метафор, я однажды пошла на прямой разговор, используя самые доходчивые аргументы.

— Ты, Машка, наверное, думаешь, что олицетворяешь собой известную истину: «За спиной каждого состоявшегося мужчины стоит хорошая жена»? А продолжение этой мудрой сентенции не забыла: «Жене принадлежит не меньше половины успеха мужа»? Вот если так, тогда, да, всё правильно. Только тебе-то, Марусенька, ничего не принадлежит. Ты по доброй воле отказалась от своих прав, сама пожелала скромной роли: стать средством к достижению мужниного успеха. А что если твой муж, не равён час, и в самом деле вскарабкается на театральный Олимп? Уверена, что сможешь остаться для него средством выбора в разреженной горней атмосфере? Если не сможешь, то автоматически перестанешь быть ему нужна — самоценной личности он в тебе давно не видит.

Маша взглянула на меня с тревогой и тихо произнесла:

— Он не такой. Он верный, он порядочный.

— Все такие, а он не такой! Как себя поставишь, такой он и будет. Ты отказалась от своей единственной и неповторимой жизни — всё отнесла на Драматургический алтарь. И зачем ему теперь дорожить твоей жизнью? Тут ум надо иметь, настоящий женский ум, а не из книжек вычитанный — так чтобы и тылы мужу обеспечивать, себя при этом не забывать, и чтобы он ценил твой женский труд, всякую минуту помнил, кому обязан всем, что имеет. А твой-то только про неисчислимые обязанности верной жены помнит и выражает скорбное недовольство из-за малейшего их невыполнения.

— О каком недовольстве ты говоришь, Женя? Он очень неприхотлив...

— Ещё ему и прихотливым быть, когда он копейку в дом не приносит, на твоей шее сидит и ногами болтает. Ну-ка, Марья, вспомни, про выставку, в которой я участвовала! За месяц тебя предупредила: «Это этапное для меня событие, я хочу, чтобы ты непременно пошла на открытие». Заехала за тобой, чтобы верная подружка в последний момент под каким-нибудь предлогом не увильнула — и что? Явился твой гений, улёгся с недовольным видом на диван, и я пошла побоку. Как же! У них подавленное состояние, с ними нужно возиться, утешать, сопельки им утирать! Пошёл бы на рынок, раз ты есть мужик в доме, притаранил бы картохи, чтобы любимой женщине не надрываться, и отпустила бы мерехлюндия. А ещё лучше, вечерок поразгружал бы апельсины бочками, заработал бы в кои-то веки на ту же картошку.

— Ты не понимаешь. Не обижайся, Женя, но ты не понимаешь.

— Куда уж мне! Скажи простыми словами, сформулируй так, чтобы стало ясно даже такой бездуховной личности как я: чего именно я не понимаю.

— Он не весь с нами. То есть он и здесь, в нашей плоской реальности, и где-то ещё, где рождаются замыслы, где живут герои его пьес.

— Машка! Отдели же ты киевского дядьку от бузины! Когда выстраиваешь проект, и так, и эдак прикидываешь, мучаешься, не можешь уснуть, вдруг наступает момент, когда всё само собой начинает складываться, только успевай фиксировать на бумаге. И сейчас я даже не про арт-проекты, а про свои обычные перепланировки говорю. Каждый, кто создаёт то, чего до него не было, понимает, как сложно существовать в двух реальностях одновременно. Особенно трудно, когда ребёнок в любой момент может потребовать внимания — всего твоего присутствия, целиком. Но никакими полётами во сне и наяву нельзя оправдать банальное жлобство.

— Ты не знаешь моего мужа! Он даже не всегда помнит, поел ли ...

— В том смысле, что поел, и снова есть захотел? Что-то я не наблюдала противоположного — чтобы твой Драматург пожрать забыл.

— Ты поссориться со мной хочешь, Женя?

— Я хочу, чтобы ты вспомнила, как твой муж мгновенно из плоской реальности выхватил взглядом новые сапоги, которые я тебя заставила купить вместо тех опорок, что вовсю каши просили. И вспомни, как ты этого взгляда испугалась, прямо сжалась вся. Ты ишачишь на двух работах и не чувствуешь себя в праве купить пару обуви! И он не оставляет за тобой права хоть немного позаботиться не о нём, а о себе. Куда это годится, Маша?! На какое место в вашей будущей распрекрасной жизни ты можешь в таком случае рассчитывать?

— Зато у тебя, Женечка, этих сапог пар двадцать. И не похоже, что средства на их покупку ты заработала непосильным трудом. Я не подозревала в тебе такой меркантильности... И это ещё мягко сказано. Я тебя защищала, с мужем чуть не поссорилась, а он был прав, когда говорил, что ты...

В ответ на краткую, но очень выразительную характеристику, данную мне Драматургом, я сказала о том, о чём нельзя было: о Машином ребёнке, которому не позволили родиться — это нарушило бы честолюбивые планы творческого супруга.

После того разговора мы не виделись с Машей до той самой поры, когда Драматург, прорвался-таки в обойму— его пьесу приняли к постановке в самом пафосном столичном театре. Разумеется, он тут же толчковой ногой аккуратно наступил жене на голову и рванул с ускорением вперёд и вверх. Разумеется, взлёт состоялся без отслужившей свой срок жены-ступени. Маша едва доползла тогда до меня, убитая. Никто не поверит, но мной не было произнесено ни «а что я говорила?», ни «ведь тебя предупреждали». Вскоре Маша вернулась в Новосибирск — на щите.