Отечественный исторический дискурс, во всяком случае его сегмент, доступный широкой читающей публике и ей предназначенный, продолжается до сих пор, в основном, представителями двух направлений, которые можно условно назвать либерально-западническим и коммуно-националистическим. При всей непоследовательности и пестроте взглядов "демократов" и "патриотов", общее между ними заключается в априорной заданности и полярной противоположности их отношения к советской действительности, к событиям нашего недавнего прошлого. Настроенные непримиримо враждебно, создав на крайне политизированной основе две модели развития страны и истолкования ее исторического пути, они не хотели и не хотят не только понять, но даже выслушать до конца доводы своего оппонента. В результате идеологического водораздела создаются как бы две истории одной страны и одного народа. Метод политически нейтрального исторического исследования находится, к сожалению, где-то на периферии, "центристы" своего голоса до сих пор по-настоящему не обрели.

"Баррикадное мышление", групповое и индивидуальное, которое является одним из основных элементов наследия нашего недавнего прошлого в области гуманитарной культуры, сам тип подобного "историзма", тесно связанный с типом культуры и особенностями исторического мышления, оборачивается упомянутой неприкрытой враждебностью представителей одного "историографического лагеря" к другому. Выработанные стереотипы, интеллектуальные и нравственные установки не могут не отразиться при этом на самом характере историографии, так как неявным образом определяют тип, характер и способ объяснений, использованных историком. Равным образом сказанное относится и к пассивному восприятию текста заинтересованным читателем. При этом мало кто замечает, что "непримиримые" по сути дела уравнялись в своей неправоте. Такая обстановка на "историческом фронте" явно вредит научному познанию.

На фоне бескровной "гражданской войны", развернувшейся во второй половине 1980-ых гг. между "прорабами перестройки" и закостеневшей коммунистической властью, опираясь на возможность публикаций в "Московских новостях" Егора Яковлева и "Огоньке" Виталия Коротича, а затем и в других средствах массовой информации, писатели и журналисты-публицисты использовали исторические сюжеты в качестве инструмента идеологической борьбы. Это само по себе понятно, более того, было бы странно, если все, что происходило в нашей истории, вся трагичность нашего прошлого, прошла бы в этих условиях мимо внимания исторической журналистики демократической ориентации.

Плохо другое. Построения тех лет, а также не менее произвольные утверждения и возражения, раздававшиеся из "патриотического лагеря", сформировали в обществе антинаучное, антиисторическое понимание истории. Вернее, как бы две модели такого понимания. С течением времени коммуно-националисты образовали к тому же довольно многочисленный лагерь приверженцев так называемой "имперской идеологии", в том числе, монархического направления.

Есть несколько положений, весьма далеких от научных, в соответствии с которыми представители одного лагеря, профессиональные историки и лица, занимающиеся ею как любители, а также многочисленные читатели, приверженцы исторического знания той или иной направленности, безошибочно узнают друг друга. Создается общественное мнение, своеобразная власть, вернее двоевластие, навязываются правила строго определенного, обязательного этикета, который может носить, условно говоря, либерально-западнический либо коммуно-националистический характер.

Известно, что одним из основных таких "маркеров-определителей" стало отношение к фигуре Сталина, к его роли в истории страны. Оценки, которые в изобилии сформулировали представители враждующих лагерей, дано и хорошо известны. Среди них, кстати, определенное место занимают попытки некоторых историков отделить преступления и ошибки сталинского руководства от успехов Советского Союза, особенно его победу в годы Второй мировой войны. Такая линия в историографии никак не является политически независимой и проводится, в основном, "детьми ХХ съезда", сторонниками "первозданного марксизма", адептами позднего Ленина, НЭПа и всевозможных альтернатив. Непосредственно примыкая к "демократам" в противостоянии с "патриотами", они, тем не менее, стремятся оттеснить на второй план своих союзников-"антикоммунистов", свободных от симпатий к "социализму с человеческим лицом". Но данная теоретическая абстракция в приложении к историческим исследованиям не может быть научно оправданной и плодотворной, так как без ущерба от истины невозможно представить страну в реальной жизни без руководства, без активной деятельности руководящих структур. С другой стороны, утверждения, в соответствие с которыми страна оказалась объектом бесчеловечного эксперимента, произвольно, вне связи с историческими реалиями организованного некими всемогущими лицами с ненормальными ценностными ориентациями, также не соответствуют действительности.

Представляется более верным утверждение, что феномен сталинизма должен объясняться не как порождение "злых духов", не путем обсуждения личных качеств самого Сталина и политических интриг в высшем руководстве страны, а как сложное и крайне противоречивое явление, вызванное к жизни исторической необходимостью, особенностями российских цивилизационных, в том числе, социокультурных, факторов и ценностных традиций. Когда в бурный период революционной ломки народ не может создать жизнеспособную общественную структуру, так как граждане не научились творить новые организационные формы, выбирать и поддерживать людей, способных на демократических основах управлять обществом, когда такую структуру не может создать ни партия, ни "коллективное руководство", появляется диктатор. Сама историческая необходимость требовала решать задачи сейчас, сию минуту, не дожидаясь, когда появятся иные возможности, когда постепенно сформируются подходящие социальные и политические условия. Вряд ли тут можно вести речь о какой-то сколько-нибудь реальной альтернативе, сознательно неким лицом либо группой лиц выбранной и успешно реализованной. Именно в этом ключе и должны исследоваться конкретные вопросы нашего исторического пути, во всяком случае, данную сторону проблемы следует всегда иметь в виду.

Рационалистические и моралистические рассуждения о русской революции вообще бесплодны, так как революция является особым феноменом в жизни страны, по сути своей иррациональным. По справедливому утверждению Н.А.Бердяева деятели освободительного движения, борьба которых, безусловно, имела моральный источник и была вызвана несправедливостью и угнетением народа, использовали революцию как оружие для достижения благородных целей. Но став одержимыми максималистской идеей преобразования мира, в попытках рационализировать и организовать стихийные разрушительные силы народной революции, они в конце концов не могли в этих условиях не потерять различия между добром и злом, не смогли обойтись без обмана, насилия, жестокости и даже массового революционного террора. В их представлении цель оправдывала средства, более того, они считали преступным не воспользоваться шансом победить только потому, что "мораль эксплуататоров" устанавливала определенные границы допустимого. Такова логика вождей революции, и русская революция в этом плане не отличается от любой другой.