Владимир Р. Раугул

ПЕРЕВОД

(из воспоминаний поэта-переводчика)

Я начал переводить персидскую поэзию совершенно случайно. Такие дела всегда

начинаются с пол-литра. Собрались мы как-то с моим приятелем, Ассадом. Ну,

если русский с мусульманином встретился, то не выпить нельзя, так как не по-

нашему. Допились до того, что Ассад на персидский перешел. Давай, говорит, на

русский переведи. Только я еще тогда не достаточно выпил, чтобы начать

персидский понимать.

- Вот, - говорит Ассад, - какое стихотворение у Хафеза Ширази есть:

«Нафасэ бодэ собо мошк фешан хуахад шод

Оламэ пир дегар бора джаван хуахад шод

Аргхавон джомэ акике ба саман хухад дод

Гашмэ наргес ба шакоек негарон хуахад шод»

- Это очень красивое стихотворение.

- Красивое-то оно, может быть красивое, - отвечаю я, - но только о чем?

Ассад не отступал и сказал, что он заставит меня все понять и даже перевести

стихотворение на русский.

- Понимаешь, подстрочник нужен, - сопротивлялся я.

- Это как это?

- Ну, так. Значение каждого слова и смысл каждой строки по порядку.

- Ладно, дорогой. Так. Начнем по порядку. Тут в первой сроке говорится, что

пахнет приятно. Это как от того, кто выпьет, водкой приятно пахнет, понимаешь?

Весна пришла, значит, и наливает.

- Не замечал я, что перегар имеет приятный запах.

- Да, нет, приятный запах, вообще, как разливается. Понял? - пояснил Ассад.

- Ничего не понял, - сказал я и пропустил еще стакан.

- Ну, "мошк" - это запах такой приятный, особый. Как бы тебе объяснить. Ну, не

знаю. Как у лося в одном месте.

- У лося?!

- Да. И, видишь, там Аргхавон наливает Саман, а Наргес ждет своего часа.

- Когда ему нальют, что ли? Так, я все понял. А что это за Аргхавон такой, что так

медленно наливает?

- Это цветок такой. Саман - тоже трава.

- Конопля, что ли? А Наргес?

- Не конопля. А Наргес - очень красивый весенний цветок. Понимаешь?

- А по-русски как? Нарцисс, что ли?

- Нет, у вас такие цветы не растут. Как по-русски не знаю.

- Ладно, не важно, - ответил я. – Важно, что ему не налили. Я вполне разделяю

возмущение персидского поэта по этому поводу. Да!

И, еще раз перечитав записанные пояснения, так как выпить больше было нечего,

я решительно перевел:

«Саман и Архгавон бухают на двоих.

И словно от лосей разит уже от них.

Наргес сидит и ждет, что будут наливать,

Закон ведь на троих всегда соображать!»

С тех пор я понял, что у меня дар поэта-переводчика. Воистину, если бы Хафез

Ширази видел этот перевод, то наверняка бы его одобрил. Однако нашлись

некоторые неучи, которые, прикрываясь знанием персидского языка, утверждают,

что стихотворение переводится иначе, и даже предлагают свои бездарные

варианты.

Ничего более пошлого и оскорбительного чем их варианты, для персидской

поэзии придумать нельзя. И хотя каждый поэт-переводчик переводит одно и тоже

стихотворение иначе и на свой вкус, мы с Ассадом, все равно, обязательно

набьем морду этим бездарям.

15 июля 1998