Повилас все еще пребывал в легком шоке от известия о гибели Степана, поэтому не сразу понял, что от него хотят. Но когда смысл слов дошел до него, он удивился еще больше.

– Степан указал меня в завещании?

Потом он сообразил, что завещание свое Степан, скорее всего, составил до того, как они с Викой развелись, и просто не успел его переделать. Если задуматься, то сам факт того, что парень, которому не было еще и тридцати, имел завещание, выглядел странным. Хотя Степан всегда был странным.

– Да, указаны вы и еще шесть человек.

Повилас мысленно прикинул, но смог насчитать только пятерых. У Степана и Вики имелись старшие брат и сестра. Брат был женат и у него рос сын. Кто мог стать шестым?

– Хорошо, куда надо подъехать? – он достал ручку и приготовился записывать адрес, но когда нотариус сообщил ему, где будет зачитано завещание, он замер.

– Все собираются сегодня на даче Клениных. Вы знаете, где это?

– Конечно, я много раз там был, – пробормотал Повилас, лихорадочно соображая, что делать. Дача, загородный дом, почти тридцать километров от КАДа, там будет Вика и вся ее семья. И он. Повилас не был к такому готов, он просто не мог себе такого позволить. – Но почему там? Это же… далеко и неудобно.

– Такова воля покойного, – торжественно сообщил Носков. – Ваша жена сказала, что два дня пыталась дозвониться вам и сообщить об этом.

– Бывшая, – с тихим бешенством прошипел Повилас. – Она моя бывшая жена.

– Да, конечно, простите, – все тем же равнодушным официальным тоном согласился Носков.

– А если я не хочу тащиться на эту дачу сегодня?

– Конечно, никто не будет вас заставлять. Вы потом получите письменное уведомление о том, каким именно образом вы были упомянуты в завещании. Полагаю, учитывая ваши изменившиеся отношения с семьей Клениных, вы не обязаны уважать волю покойного.

Повилас почувствовал себя так, как будто ему дали пощечину, хотя нотариус сказал абсолютную правду. Учитывая то, как они расстались с Викой, он ничего не был должен ни ей, ни тем более ее братьям. К сожалению, Повиласа воспитали католиком, его учили уважать умерших. И стараться выполнять их волю.

– Когда я должен там быть? – обреченно спросил он, с тоской глядя на часы. Те показывали начало третьего.

– Чтение назначено на семь вечера. Если все члены семьи успеют собраться к тому времени.

– Хорошо, я буду.

– Спасибо, господин Варнас. До встречи.

– До свидания, господин Носков.

Повилас повесил трубку и нервно побарабанил пальцами по столу. Глупо получилось. Теперь придется ехать, хоть и не хочется встречаться с Викой один на один. Пусть даже там будут другие люди, но все они ее родственники, и едва ли придут ему на помощь в нужный момент. Какой именно это может быть момент, он плохо себе представлял.

– Повилас? – дверь вновь приоткрылась, и в кабинет заглянула Таша. Убедившись, что после разговора по телефону он не занялся какими-то важными делами, она вошла, неся в руках несколько документов и блокнот. – Олег принес эти договоры, сказал, что с юридической точки зрения здесь все чисто, но у него есть некоторые возражения по формулировкам ряда пунктов, – она положила два прозрачных файла с бумагами перед Повиласом. – Он там все места отметил и заложил «флажками», просил вас посмотреть. Еще звонил Журавлев, просил напомнить, что вы обещали посмотреть коммерческие предложения рекламных агентств, которые он отобрал, а Лида принесла это, – она помахала в воздухе флешкой. – Это презентация, которую вы просили ее подготовить для встречи в понедельник… – она осеклась, заметив, что он как-то странно на нее смотрит. А он даже не слышал ничего из того, что она ему сказала. – Что?

– Таша, – медленно произнес Повилас, давая себе пару лишних секунд на принятие решения, но потом уверенно продолжил: – Будьте добры, соберите договоры, коммерческие предложения и эту презентацию, а также свои вещи. В семь вечера мне нужно присутствовать на чтении завещания. Вы поедете со мной.

– Хорошо, – если помощница и удивилась подобному повороту событий, то никоим образом не показала этого. Как и собственного недовольства необходимостью срываться куда-то во второй половине рабочего дня в среду накануне длинных выходных по случаю Дня России. Она лишь уточнила: – Мы едем прямо сейчас? Или вы сначала пообедаете?

– Нет, выезжаем через десять минут, – решительно сказал Повилас, переводя ноутбук в спящий режим и доставая сумку для него. – Это в области, так что чем раньше выдвинемся, тем больше у нас шансов добраться вовремя, пока не начались пробки. Вы зайдите в кафе на первом этаже и купите сэндвичей, кофе и еще что-нибудь, если захотите. На двоих. Мне как обычно. Хорошо? Через десять минут жду вас на парковке. В офис мы уже не вернемся, конечно, но обещаю потом доставить вас домой. Идет?

– Да, конечно, – она улыбнулась и, убедившись, что у него больше нет поручений, вышла из кабинета.

Оставшись один, Повилас тихонько застонал и снова схватился за голову.

– Малодушная ты скотина, Варнас, вот ты кто, – сказал он себе.

– Ну, па-а-ап! – в голосе Эдика причудливо перемешались нотки раздражения, возмущения и мольбы.

Настя Кленина, собиравшая вещи в поездку, поймала взгляд мужа и с трудом сдержала улыбку. Этот детский аргумент в сочетании с насупленным видом катастрофически диссонировал с исходным тезисом их сына о том, что он уже достаточно взрослый и имеет право ночевать в выходные на даче в одной комнате со своей девушкой, которую он пригласил поехать с ними, и спать с ней в одной постели.

– Нет, – спокойно повторил Кирилл Кленин, как и полчаса назад, когда Эдик пришел к нему с этим разговором в первый раз. – Хватит и того, что ты пригласил свою девушку, не посоветовавшись ни со мной, ни с мамой.

– А что такого? В доме полно места, и если уж я вынужден торчать там с вами все выходные, то у меня должна быть хотя бы приятная компания.

На протяжении всего однообразного спора восемнадцатилетний субтильный Эдуард подпирал спиной стенку, засунув руки в карманы джинсов и, надувшись, сверлил отца взглядом обиженного пятилетки. Кирилл занимался своими делами, помогая Насте, которая сочетала сбор вещей с уборкой в комнате. Она никогда не умела делать только одно дело, предпочитая заниматься сразу несколькими параллельно.

– Ну, почему? – в который раз капризно вопросил Эдик, хотя Кирилл уже привел все свои доводы. Дважды. Было похоже, что сын пытается взять отца измором в надежде, что тому рано или поздно надоест спорить и он разрешит Алисе, его последней пассии, поселиться с ним в одной спальне.

Однако хотя Кирилл и производил на всех впечатление очень мягкого и неконфликтного человека, переубедить его в чем-то удавалось далеко не каждому. В некоторых же вопросах спорить с ним было и вовсе бесполезно. Он редко повышал голос и никогда не превращал спор в базарную ругань, но, исчерпав все доступные ему аргументы, начинал невозмутимо перечислять их сначала. Так могло продолжаться до бесконечности, поэтому обычно первым ломался оппонент.

– Я не вижу ни одной причины, по которой она должна ночевать с тобой, – ответил Кирилл чуть громче, чем в первые два раза, когда он произносил эту фразу, но исключительно потому, что находился в настоящий момент в ванной комнате. – Насть, у меня закончился гель для бритья, – добавил он, чем вызвал недовольное фырканье сына. Тому не нравилось, что его исключительно важную проблему обсуждают тем же тоном, что и отсутствие геля для бритья.

– Можем заехать по дороге на дачу в магазин, – отозвалась Настя.

– Нет, мы и так едем позже, чем следовало бы, – Кирилл вернулся в комнату и задумчиво посмотрел на шкафы. – К назначенному времени никак не успеем, остальным придется нас ждать. Если еще и в магазин поедем, вообще доберемся только к ночи. Неудобно.

– Если хочешь, могу пока поделиться с тобой своей пеной, – предложила Настя, игнорируя страдальческое выражение лица Эдика. – Уверена, она ничем не отличается от мужской пены для бритья.