— Мне что, нужно и на это смотреть? — Заныл Саша у нее в голове. — Я ослепну, глядя на голого мужика.

— Не ослепнешь, и он не голый. К сожалению.

Эта несвойственная ей мысль застала девушку врасплох. Еще никогда она так не разглядывала мужчину, но отвести взгляд от Зарека не могла.

— Ослепну, и он голый. Достаточно голый, чтобы мой обед начал проситься наружу, — Саша пошел прочь из кухни.

— Останься, Саша.

— Я не собака, Астрид, и твой командный тон на меня не действует. Я остаюсь с тобой, потому что сам так решил, а не потому, что ты заставила меня.

— Я знаю, Саша. Прости меня. Останься, пожалуйста, ради меня.

С рычанием, очень напоминающим Зарека, Саша вернулся на кухню и сел, чтобы наблюдать за Темным Охотником.

Тот не обращал внимания на Сашу, двигаясь по кухне, будто пытаясь что-то найти. Астрид нахмурилась, когда Зарек достал небольшую кастрюлю. Когда он подошел к холодильнику, у нее перехватило дыхание при виде татуировки, изображающей дракона, на пояснице Зарека. Прямо над ней, в том месте, где попала пуля, зияла ужасная рана.

Астрид вздрогнула от нежданной жалости: впервые за долгое время она ощутила сочувствие к кому-то. Рана выглядела серьезной и болезненной.

Зарек двигался, словно едва замечал ее.

Он открыл холодильник, достал молоко и большую шоколадку Хершиз, которую девушка купила, повинуясь импульсу. Охотник налил молоко в кастрюлю, а потом покрошил туда куски шоколада.

Как странно. Он прижал ее к стене, оскорбил и напугал, потом ухаживал за ней, а теперь делал горячий шоколад.

— Это не для тебя, — сказал Саша.

— Помолчи, Саша.

— Но это так. Готов поспорить, он попытается отравить меня шоколадом.

— Ну, так и не ешь его тогда.

Зарек повернулся и бросил дьявольский взгляд на волка.

— Иди сюда, Лесси [10], пойдешь искать Тимми в колодце? Давай, девочка, я даже дверь тебе открою и брошу печенюшку.

— Иди сюда, Психо-охотник, хочешь поискать мои зубы у себя в…

— Саша!

— Я ничего не могу поделать, Астрид. Он бесит меня. Сильно.

Зарек взглянул вниз, на миски с кормом и водой, которые Астрид поставила для Саши на небольшую подставку, приподнятую над полом на несколько сантиметров.

Саша обнажил зубы.

— Только не моя еда, чувак. Отравишь ее, и я из тебя все дерьмо вытрясу.

— Саша, пожалуйста.

Зарек подошел к мискам из нержавейки.

— Я же говорил, Астрид, этот ублюдок пытается отравить меня. Он точно плюнет мне в воду, или сделает что-нибудь похуже.

Однако Зарек совершил самый неожиданный поступок из всех возможных. Он наклонился, поднял почти пустую миску для воды, сполоснул и снова наполнил, а потом поставил обратно на пол.

Астрид не могла сказать с уверенностью, кто был больше поражен его действиями — она или Саша.

Саша подошел к миске и подозрительно обнюхал ее.

Зарек вернулся к раковине, чтобы помыть руки. Когда шоколадное молоко достаточно нагрелось, он налил его в кружку и поднес ей.

— Вот, возьми, — произнес Зарек. Голос как всегда был наполнен грубостью и враждебностью. Он взял ее руку и притянул к кружке.

— Что это? — спросила девушка.

— Мышьяк и блевотина.

Астрид скривилась от отвращения.

— Правда. И как только тебе удалось приготовить все это так тихо? Кто бы мог подумать? Спасибо. Я еще никогда не пробовала блевотину. Уверена, ты готовил ее по специальному рецепту.

Ну вот, можно было попрощаться с мыслями о доброй и нежной половине Зарека.

— Хочешь — пей, хочешь — нет, — прорычал он, — Мне все равно.

Астрид услышала, как мужчина вышел из комнаты.

Девушка держала кружку. Она видела, как он готовил, и знала, что напиток не отравлен, но все равно не могла заставить себя выпить его после такого отвратительного комментария.

— Он наблюдает за тобой, — сказал Саша.

Астрид медленно склонила голову.

— Как?

— Словно проверяет, хватит ли у тебя смелости попробовать или нет.

Астрид затаила дыхание, решая, что делать. Был ли это его собственный тест? Просил ли он о доверии?

Глубоко вздохнув, она выпила шоколад, который, на самом деле, оказался нужной температуры и очень вкусным.

Смелость девушки удивила Зарека. Значит, она разгадала его блеф и доверилась ему. Он никогда в жизни не принял бы напиток из рук незнакомца, и был ошарашен тем, что Астрид выпила шоколад.

Зарек почувствовал, как растет его уважение к ней. Эта женщина была крепким орешком — ему пришлось это признать.

Но, в конечном счете, отвага не играла никакой роли. Она приведет лишь к ее смерти, если Танатос найдет их раньше, чем Зарек успеет уйти.

Когда он вспомнил демона или Даймона или чем там еще могло являться существо, которое послали, чтобы убить его, в глазах Темного Охотника появилось выражение усталости.

Все это время Темные Охотники считали, что именно Ашерон был тем гончим псом, который выслеживал и убивал отступников.

Правду знали лишь Тени, блуждающие по земле. Сущности, лишенные души и тела, знающие лишь неутолимые голод и жажду.

Они чувствовали мир, но никто не мог ощутить их.

Зарек понимал, что это значит. Он испытывал тоже самое двадцать шесть лет своей смертной жизни.

Только в тот момент он предпочел бы мир, не подозревающий о его существовании. Всякий раз, когда окружающие понимали, что он рядом, они бросали свои дела, чтобы преумножить его мучения.

Сходили со своего пути, чтобы ранить или унизить его.

Ярость затопила Зарека, выражение глаз стало еще более резким. Охотник оглядел дом, где каждая деталь кричала о богатстве Астрид. Когда Зарек был человеком, такая женщина, как она, плюнула бы ему в лицо, лишь за то, что он перешел ей дорогу. Он был настолько ниже ее, что его избили бы, посмей он поднять на нее взгляд.

Посмотреть ей в глаза было бы равносильно смерти.

«Этот раб беспокоит вас, госпожа?»

Зарек вздрогнул от нахлынувших воспоминаний.

Когда ему было двенадцать, он все еще был достаточно глуп, чтобы поверить братьям, когда на рынке они указали ему на женщину.

— Это твоя мать, раб. Разве ты не знал? Дядя освободил ее в прошлом году.

— Почему бы тебе не подойти к ней, Зарек? Может быть, она сжалится над тобой и тоже освободит.

Слишком молодой и глупый, чтобы что-то понимать, Зарек вглядывался в женщину, которую они ему показали. У нее были такие же черные волосы, как у него, и прекрасные голубые глаза. Он никогда не видел свою мать. Никогда не знал, что она такая красивая.

Но глубоко в его душе она была даже прекраснее Венеры. Зарек представлял ее рабыней, такой же, как он сам, не смеющей пойти против воли господина. Он придумал целую историю о том, как его вырвали из ее рук после рождения. Как она плакала, умоляя вернуть его.

Как каждый день она тосковала по своему потерянному сыну.

Как его отдали безжалостному отцу, который мстительно держал ребенка подальше от ее заботливых рук.

Зарек был уверен, что она полюбит его. Все матери любят своих детей. Вот почему другие рабыни не могли ничего дать ему. Они берегли свою еду и привязанность для своих собственных детей.

Но эта женщина…она была его.

И она будет любить его.

Зарек бросился к ней, обнимая, рассказывая, кто он и как сильно любит ее, но теплого приема не получил. У этой женщины не было никакой материнской привязанности.

Мать глядела на него с отвращением и ужасом. Ее губы жестоко скривились, когда она прошипела:

— Я заплатила той шлюхе хорошие деньги за твою смерть.

Братья смеялись над ним.

Она отвергла его, и Зарек был настолько раздавлен этим, что не мог двигаться и дышать. То, что собственная мать подкупила другую рабыню, чтобы убить его, полностью опустошило мальчика.

Когда к ним приблизился солдат, чтобы спросить, не беспокоит ли ее Зарек, она безразлично произнесла: «Этот никчемный раб коснулся меня. Я хочу, чтобы его избили за это».