— Просто выйти... Легко сказать, Анфиса, но как это сделать?
Я обнял кошку.
— Прости меня, зайчик, я что-нибудь придумаю. Я знаю, что ты голодная, я тоже голодный, но потерпи немножко.
Моя злость к происходящему стала увеличиваться, а силы стали меня покидать. Все больше и больше нарастала апатия. Я ведь делал что-то. Старался же как-то отсюда выйти. Я же пытался!
Все было без толку. В такие моменты не думаешь о том, что тебе нужны какие-либо материальные ценности. Ты хочешь просто свободы. Тебе хочется просто наслаждаться жизнью просто сидя на травке в парке.
“Что можно сделать еще? Думай, думай! Можно попытаться расковырять то место, где закрывается замок. Точно!” Я взял кусок пластика и осколок стекла, и начал с новыми силами “расчищать” нам путь на волю. Долго я этого делать не мог, поскольку морально и физически был истощен. Я спустился вниз и присел на ступеньку лестницы. Анфиска запрыгнула мне на руки и принялась мурчать. Я ее гладил и думал о том, что мы выберемся на волю как можно быстрее. Эта мысль грела мне сердце, и на душе сразу стало спокойнее.
“Да, единственное, что мне сейчас нужно - это отдохнуть. Отдохнуть и набраться сил”. Я сомкнул глаза и заснул.
Поскольку часов не было, я не знал сколько было времени и какое было время суток. Анфиса спала у меня на руках, и я переложил ее аккуратно на ступеньку, а сам пошел “в бой”.
Новых сил было достаточно, но ущерба замку я не наносил, поэтому апатия возвращалась. Решив передохнуть и собраться с мыслями, я лег на холодный пол. В голове были мысли о том, что это абсурд чистой воды.
“Заперт сам, в своем же доме. Как я мог оставить телефон на столе? Я же всегда с ним хожу, проверяю почту, делаю заметки, делаю фото”.
Силы опять покинули меня, и захотелось поспать в горизонтальном положении. Я снял рубашку и подложил ее под голову, а брюки, поскольку они были плотными, я подложил под тело, чтобы не лежать на холодном полу. Анфиса открыла глазки и посмотрела на меня, я поманил ее к себе, взял на руки и стал гладить, думая о всех возможных вариантах развития событий.
Проснулся я от холода и от того, что затекла правая рука, которую я положил под голову. Часов нет, еды нет...
— Эврика!
“Можно же выпить огуречный рассол, его же пьют во время похмелья”.
Для того, чтобы открыть металлическую крышку на банке с огурцами я отыскал в куче мусора крышку от разбитой банки, свернул ее в трубочку и планировал таким образом продавить крышку целой банки, но она не поддавалась. Мне стало истерически смешно: “банка есть, в ней есть жидкость; хочешь все это - просто открой и напейся. Есть дверь, просто открой ее и выйди”.
Я не сдавался и давил и царапал крышку банки, как только мог, и тут вдруг подумал о ремне на брюках.
“Точно! Там же есть металлический язычок”.
При помощи язычка я все же смог проделать кое-какое отверстие в жестяной крышке, и начал жадно пить рассол. Предложил рассол кошке, но она отказалась, хотя, после того, как я продырявил крышку, она оживилась. Взяв в руки ремень, я поднялся к двери и попробовал просунуть металлический язычок пряжки в замок, чтобы открыть дверь, но язычок был толще отверстия, да и я не был уверен в том, что таким образом можно открыть замок, поскольку навыками медвежатника я не обладал.
Тем не менее, я опять принялся подбираться к месту закрытия замка, я царапал его с новыми силами. Дело вроде бы пошло, и я отковырял полсантиметра кирпича, но сколько я потратил времени - толи час, толи 3 часа - мне было неизвестно. После такой интенсивной работы мне захотелось есть, и при помощи крышки от разбитой банки и пластиковых обломков мне удалось расширить отверстие в банке и я достал оттуда несколько огурцов. Откусив один, я понял, что был прав насчет жажды, поэтому засунул все соленые огурцы опять в банку. Анфиса просила есть, а у меня опускались руки.
Как мне показалось, я просидел на полу около часа, после чего мне в голову пришла мысль: “Замок же врезается в дверь, значит, к нему легче всего подобраться, но как это сделать максимально быстро? Ремень!” Я взял ремень за пряжку и стал точить ее об стену. Прошло минут 5, но толстая пряжка так и не натачивалась. Мое маленькое животное жалобно подавало голос, прося еды, но я ничем не мог помочь. Забросив идею с пряжкой, я взял стекло и попытался резать дверь в районе замка, но дерево плохо поддавалось; нужно было придумать новый план.
Я сел на ступеньки и положил на них голову.
“Ступеньки деревянные, поручни тоже, значит, их нужно сломать. Сломать. Но зачем?”
Мысли в голове, казалось, выдавали какой-то бред, но, подумав еще, я сообразил, что деревянными поручнями можно попытаться разбить плитку на полу.
— Зайчик, ну перестань мяукать, мы скоро отсюда выберемся и я тебя накормлю. Хотя нет, знаешь что, я достану из холодильника мясо, рыбу, колбасу, сыр и разложу все это, и ты сама выберешь, что будешь есть. Ну, как тебе такое?
Прошло где-то полчаса, но поручень не поддавался, и мне пришлось резать дверь стеклом. Я опять порезался, а результат был, практически, нулевой. Разозлившись, я еще пару раз ударил по деревянному поручню, но он не поддался. Без всякой надежды я подошел к кошечке и взял ее на руки. И тут мне в голову пришла мысль: в детстве мы с ребятами часто проводили время возле заброшенных домов; одним из любимых занятий было сдирание плитки со стен. Мы сдирали эту плитку, а потом разбивали ее. Но не каждую плитку можно было легко содрать, поэтому мы стучали по ней, и только ту плитку, где был полый звук, мы срывали. Для того, чтобы снять плитку, ее нужно было содрать со стены, для этого мы брали гвоздь и счищали цемент вокруг плитки.
Г воздя у меня не было, но был ремень. Для начала я выбрал подходящую плитку на полу, потом язычком пряжки стал счищать цемент по периметру и, не без труда, плитка оказалась в моих руках. Разбив плитку, у меня в руках уже было что-то наподобие ножа, но тупого ножа. План опять провалился.
Пытаясь не поддаваться панике, я все же подошел к двери и начал резать тем, что было из плитки. Я больше царапал, чем резал, но все же определенный сдвиг был. Мой план состоял в том, чтобы вырезать замок, или, хотя бы добраться к нему и выбить его. Сил больше не было и не было эмоций к этой ситуации. Я спустился вниз по ступенькам и сел, положив голову на ступеньки. Кошечка, свернувшись клубочком, лежала на полу. Сон подобрался незаметно.
Не знаю сколько я проспал, но помню, что когда просыпался мне хотелось спать дальше, что я и делал. Опять проснулся, но на этот раз от того, что Анфиса стояла возле двери и мяукала. Она хотела в туалет. Я и сам хотел в туалет, но, как и она, старался терпеть.
Не хотелось делать ничего. Взяв осколок плитки, я долго его рассматривал, но пустить в дело никак не мог. Я был истощен во всех смыслах этого слова. Мозг четко и ясно давал понять, что если я отсюда не выберусь, то я погибну. Мне никто не поможет, и я сам виноват в этой ситуации. Единственное живое существо, ради которого в этой ситуации я боролся - это Анфиса.
Отбросив все сомнения в успехе этого дела, я вновь принялся резать (царапать) дверь плиткой. Не знаю о чем я думал в тот момент, но так сильно увлекшись работой, я дошел до врезанного замка.
— Что теперь?
Я задал вопрос ни себе, ни Анфисе, а просто сказал его в пустоту. Замок был виден, и я стал бить по нему ногой, но дверь по-прежнему оставалась запертой. Я просто не мог этого выносить, хотя и понимал, что нужно сохранять спокойствие. Я снова принялся за работу. От злости я перестал аккуратно обрезать дерево вокруг замка, я стал бить по деревянной двери плиткой и в итоге порезал себе руки. Сев под дверью и немного успокоившись, я решил продолжить наше “освобождение”, но работа длилась не более 5 минут: я устал, а раны на руках кровоточили.
Не могу объяснить то состояние, в котором я пребывал: я был ни злой, ни спокойный, я был никакой, я был как нечто напрочь лишенное эмоций. В этом состоянии я спустился вниз по лестнице и стал осматривать помещение в надежде найти что-нибудь полезное, что-нибудь, что поможет нам выбраться отсюда, что-нибудь, что я, возможно, упустил. У меня было такое чувство, что я просто знаю что-то, что я упустил, и что это что-то здесь. Бесцельно ища то, не знаю что, я добрался до кучи пластиковых обломков, в которой я нашел...
