Литмир - Электронная Библиотека

Герман Кох

Уважаемый господин М

Памяти

Коотье Кох-Лап

(1914–1971)

и

Германа Коха

(1903–1978)

Herman Koch

GEACHTE HEER M.

Copyright © 2014 by Herman Koch

All rights reserved

Originally published by Ambo | Anthos Uitgevers, Amsterdam

Перевод с нидерландского Ирины Бассиной

Серийное оформление Вадима Пожидаева

Оформление обложки Ильи Кучмы

© И. Бассина, перевод, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2017 Издательство АЗБУКА®

Хейнс (экипажу). Держать тягу. Правильно. Удерживать левую рукоятку.

Второй пилот. Есть удерживать левую рукоятку!

Диспетчер. В конце взлетно-посадочной полосы как раз широкое поле.

Неустановленный голос в кабине. Левую рукоятку, левую, левую, левую, левую…

Неустановленный голос в кабине. Боже!

Пассажирский салон. Звук соударения.

Малькольм Макферсон. Черный ящик

Тот, кто считает, что узнал себя или кого-то другого в одном или нескольких персонажах этой книги, вероятно, прав.

Город Амстердам в Нидерландах имеется.

Cмертность среди учителей

1

Уважаемый господин М.

Для начала хочу сообщить вам, что теперь мне лучше. Делаю это потому, что вы, наверное, и не знаете, что когда-то было хуже. Даже гораздо хуже, но к этому я еще вернусь.

В своих книгах вы постоянно описываете лица, но вот попробуйте описать мое. Здесь, внизу, у общей входной двери, или в лифте вы мне вежливо киваете, но на улице, и в супермаркете, и всего несколько дней назад в ресторане «Ла Б.», где вы сидели с женой, вы не проявляли никаких признаков узнавания.

Могу себе представить, что взгляд писателя бóльшую часть времени направлен внутрь, но тогда вы не должны даже пытаться описывать в своих книгах какие-то лица. Описания лиц сильно устарели, как и описания пейзажей, так что тут я прав. Да вы и сам, скажем без обиняков, тоже сильно устарели, я имею в виду не только возраст – можно быть старым, но вовсе не устаревшим, – а вы и постарели, и устарели.

Вы с женой сидели за столиком у окна. Как всегда. Я сидел у стойки бара – тоже как всегда. Я как раз делал глоток, когда ваш взгляд скользнул по моему лицу, но вы меня не узнали. Потом ваша жена посмотрела в мою сторону и улыбнулась, и тогда вы наклонились к ней и что-то спросили, после чего вы мне все-таки кивнули, со второго раза.

У женщин более цепкая память на лица. Прежде всего на мужские. Женщинам не нужно описывать лица, достаточно запомнить их. Они с первого взгляда понимают, сильное это лицо или слабое, возникнет ли у них хоть малейшее желание носить в своем теле ребенка от такого лица. Женщины охраняют силу биологического вида. Ваша жена тоже когда-то посмотрела на вас с этой точки зрения и решила, что ваше лицо достаточно сильно – что оно не подвергнет вид опасности.

То, что ваша жена захотела вырастить в своем теле дочь, которая, по теории вероятностей, могла получить наполовину ваше лицо, можете рассматривать как комплимент. Может быть, самый большой комплимент, который женщина может сделать мужчине.

Да, мне лучше. Сегодня утром, когда я смотрел, как вы помогаете ей устроиться с багажом в такси, я в самом деле не мог сдержать улыбку. У вас красивая жена. Красивая и молодая. Насчет разницы в возрасте я не позволяю себе никаких оценок. У писателя должна быть красивая и молодая жена. Точнее сказать, писатель имеет право на красивую и молодую жену.

Писатель, конечно, ничего не должен. Писатель должен писать книги. Но красивая и молодая жена может ему в этом помочь. Прежде всего, если это жена, которая полностью списывает себя со счетов, которая сидит на его таланте, как наседка на яйцах, и прогоняет любого, кто приближается к гнезду; которая ходит по дому на цыпочках, пока муж сидит в своем кабинете, и только в назначенное время проскальзывает через щелочку в дверь с чашкой чаю и блюдечком шоколадных конфет; которая за столом удовлетворяется невнятным бормотанием в ответ на свои вопросы, которая знает, что ей лучше совсем ничего ему не говорить, даже когда они выходят из дому в ресторан на ближайшем углу, потому что ведь в его голове разыгрываются сцены, где ей, с ее ограниченным кругом идей – с ее ограниченным женским кругом идей, – места нет.

Сегодня утром я смотрел со своего балкона на вас и вашу жену и мне в голову приходили такие мысли. Я изучал ваши движения: как вы открываете перед ней дверь такси – как всегда, галантно, но, как всегда, нарочито заученно, так натужно и неуклюже, будто само ваше тело сопротивляется вашему присутствию. Все могут выучить танцевальные па, не каждый может по-настоящему танцевать. Сегодня утром разницу в возрасте между вами и вашей женой можно было выразить разве что в световых годах. Рядом с ней вы наводите меня на мысль о темной потрескавшейся репродукции с картины семнадцатого века рядом с залитой солнцем открыткой.

Однако смотрел я прежде всего на вашу жену. И снова видел, как она красива. В своих белых кроссовках, белой футболке и синих джинсах она танцевала передо мной танец, который вы в такие минуты, как эта, похоже, едва ли можете оценить. Я смотрел на противосолнечные очки, сдвинутые на макушку, – волосы заколоты за ушами – и по всему, по всем движениям ее тела было видно возбуждение от приближающегося отъезда, которое делало ее еще красивее, чем обычно.

Казалось, будто и выбором одежды, и мельчайшими жестами она предвкушает приезд на место. И, глядя на нее с балкона, я на краткий миг увидел ослепительный песок и медленно перекатывающуюся по раковинам морскую воду, отраженную в появлении вашей жены, которая уже в следующую секунду исчезла из моего поля зрения – из нашего поля зрения – на заднем сиденье такси.

Как долго ее не будет? Неделю? Две? Не так уж это и важно. Вы один, это самое главное. Недели должно хватить.

Да, у меня есть на вас определенные планы, господин М. Может быть, вы думаете, что остались один, но с сегодняшнего дня я тоже здесь. В известном смысле я, конечно, был здесь всегда, но теперь я здесь по-настоящему. Я здесь и пока больше не отлучусь.

Желаю вам доброй ночи – вашей первой ночи в одиночестве. Я выключаю свет, но остаюсь при вас.

2

Утром я был в книжном магазине. Она до сих пор лежит возле кассы, но это вы, наверное, уже знаете. Мне кажется, вы относитесь к той категории писателей, которые в книжном магазине прежде всего смотрят, сколько сантиметров на полке занимают их собственные произведения. Думаю, вы не постесняетесь и у продавца спросить, как идут дела. Или в последние годы вы стали робеть?

Так или иначе, а возле кассы еще лежит высокая стопка. Там был даже потенциальный покупатель, который взял из стопки один экземпляр и повертел его в руках, как будто пытался оценить значимость книги по весу. Я едва удержался, чтобы не сказать что-нибудь. «Положите обратно, она не стоит внимания». Или: «Весьма рекомендую, это шедевр».

Но я не смог быстро сделать выбор между этими крайностями, поэтому не сказал ничего. Наверное, причина в той высокой стопке возле кассы, которая говорила сама за себя. Ведь все, что высокой стопкой лежит возле кассы, – это шедевр. Или совсем наоборот. А середины нет.

Пока тот покупатель стоял с вашей книгой в руках, я мельком увидел вашу фотографию на задней стороне обложки. Я всегда замечал что-то непристойное во взгляде, которым вы заглядываете в мир. Это взгляд человека, который издевательски медленно раздевается на пляже, где полно людей, – совершенно бесстыдно, потому что ему все равно, что на него смотрят. Вы не смотрите читателю в глаза, вы прежде всего побуждаете его посмотреть на вас – и продолжать смотреть на вас. Это как игра в гляделки, в которой читатель всегда проигрывает.

1
{"b":"586426","o":1}