Эта книга составлена из рассказов разных жанров, но, главное, весёлых (есть, правда, один грустный, но зато про любовь). И хотя на обложке сборника указан возрастной ценз 18+, скажу прямо, что впору ставить 40+ или 45+. Но не оттого, что текст изобилует нецензурной лексикой, описанием различного вида безобразий, а главные герои «отрицают семейные ценности». Напротив, если вы и встретите парочку выражений, то не крепких, не крепче, чем по некоторым телеканалам. Виновато во всём время.. Время действия в большей части рассказов – эсэсэсэрное, прошлое. А кто его помнит по-настоящему, как не люди средневзвешенного возраста?

И ещё. Я много думал и переживал: в каком порядке представить рассказы, чтобы вам было удобно читать. Когда запутался с этим окончательно, решил: представлю, как придётся. Спешу предупредить вас о том. Можете читать, как пожелаете: из середины наобум, из конца в начало, от первой занятной для вас строчки до первой усталости. Даже если это будет происходить у полки книжного магазина.

У меня был друг, знакомый с человеком, у которого жили дрессированные рыбки. Дрессированные не для цирка, конечно. Что там, на арене, можно увидеть даже с первого ряда? Дрессированные для рыбалки. Как утверждал мой товарищ, рыбки здорово подманивали к крючку хозяина-дрессировщика стайки уклеек, плотвы и даже небольших подлещиков, делая вид, там, под водой, что очень ловко едят с крючка всякую рыбью вкуснятину. Сами, понятно, только около лески ртами хлопали.

Глупые дикие рыбы накалывали свои нежные, жаждущие еды губы на острые, спрятанные под червями, опарышами и другими деликатесами японские крючки. Японские трудно было достать, но такому человеку с дрессированными рыбками всё по плечу.

Самое настоящее приключение начиналось осенью, когда через поредевшую жёлтую траву водоёмов начинала шастать голодная щука. Злая, жестокая и неуправляемая от голода, она запросто могла проглотить маленьких, безобидных дрессированных рыбок, хотя безобидными их назвать трудно. Словно герои-пионеры времён войны, подманивали они зубастых щук к лодке, в которой сидел хозяин со спиннингом и покуривал в ожидании добычи.

Задача рыбок заключалась в том, чтобы обнаружить щуку, дать ей заметить себя, привлечь внимание. При дрессировке использовались не только быстрые рыбки, но и рыбки яркой расцветки: гуппи, вуалеохвосты и другие красавицы.

Ну, а дальше им нужно было бежать. Бежать со всех хвостов и плавников через ряску, кувшинки и тростник. Бежать, пронзая краешек ила у самого дна, чтобы на мгновение застлать глаза преследователю. На немыслимой скорости лететь (все-таки глагол «плыть» не передаёт движение так, как «лететь») через серую холодную октябрьскую воду к своему двойнику – блесне или искусственной рыбке, в нежном поролоновом брюшке которой прячется невидимый острейший крючок.

Дрессированная рыбка проскальзывала мимо наживки под лодку, а запыхавшаяся щука хватала в злобе внезапно остановившуюся добычу.

Безумная, захватывающая игра!

Как рыбок дрессировал тот человек, было тайной. Это и понятно – разболтаешь по секрету всему свету и останешься без рыбы. Потеряешь вес не только выловленной рыбы, но в обществе рыбаков тоже.

Я завидовал. Я изнывал от желания узнать секрет. Я пытался сам дрессировать пойманных под камнями пескарей, но ничего не выходило. Если уж совсем честно, я даже прибегал к помощи детской книжки про красного петуха Плимутрока. Но мои рыбки лишь «шкворчали» на сковороде, загибали хвостики вверх от нестерпимого жара и обугливались, если их не успевала снять с печки бабушка.

Чем дольше я ловил и дрессировал пескарей и думал, думал, думал, тем больше чувствовал какую-то нечестность во всем этом. Получалось, что рыбки эти дрессированные предавали своих же. Они не были героями-пионерами, не боролись с захватчиками, а подло заманивали в стан врага своего же брата.

Получалось, что не всё, кажущееся удивительным, ярким и захватывающим, является правильным, честным и благородным. Да и добыча без труда и пота постна и безвкусна. А ждать в лодке появления чуда – скучно, глупо и даже нечестно. Гораздо интереснее попытаться всё сделать самому. От начала и до конца. До самой точки.

Сослуживец по моей прежней работе мечтал. Он постоянно, ежеминутно трудился над этим, был всегда сосредоточен на процессе мечтания, даже когда выполнял важное рабочее задание или принимал пищу в шумной столовой. Но мечтал он не как другие: «Хочу… Вот бы… А было бы у меня…» Он свою мечту по-де-таль-но, точно, как по чертежу, создавал, миллиметр к миллиметру, штришок к штришку, тютельку к тютельке приставлял. Но как-то так получалось всегда, что мечты его испарялись, таяли, а чаще ускользали к другим.

Всё, о чем мечтал этот человек, сбывалось у людей, иногда совсем ему не симпатичных. Мечта, погостив немного, увы, вскоре изменяла ему, превращаясь в реальные блага для других.

Не подумайте только ничего такого: здоровье, мир во всем мире, чистое небо над головой, как пишут традиционно в открытках, – про это он не думал. И если уж совсем честно, то человеком был, как все считали, так себе, никудышным, и работником невесть каким. План еле наскребал, в общественных делах не участвовал, а мечты его были пустые, вещественные: отпуск в августе, премия, мелочи вроде цветного телевизора, подписок на книги, путёвок в санаторий или на турбазу, билетов в Москву: в театры и музеи.

Представляете – всё это улетучивалось и благополучно оседало «в карманах» других. Ибо если твой сосуд вдруг оказался пуст – загляни к соседу, учили новичков завсегдатаи пивной «Янтарёк».

Задуманный ещё прошлым маем отпуск (более чем за год, чтоб уж наверняка) весело проводил на турбазе «Берёзка» его сменщик Володя, высокий, шутливый, смуглый круглый год, как какой-нибудь индеец Чингачгук из гэдээровского фильма. А он, настоящий мечтатель, низенький, с пузиком, лысоватый, бледненький и неприметный, загорал при октябрьских дождях, немилостиво поливавших наш городок дни и ночи напролёт. Конечно, обидно. Особенно, когда знаешь, что сам всё испортил, сам упустил мечту.

Случайно встретил Владимира на лестнице (клетка у них одна была) в тот самый момент, когда мечта почти уже сложилась, когда остался последний солнечный день с грибами и влажным утренним воздухом в березовой роще додумать, дорисовать. Спугнул сменщик Владимир мечту своим дурашливым криком: «Во, здорово, бродяга!» – будто не виделись утром на работе. Володя его всегда так называл – подшучивал, значит, иронизировал.

Ну, разве можно назвать «бродягой» человека в стареньком, но выглаженном костюме, в рубашке с застёгнутой верхней пуговицей (всегда!), начищенных ботинках, недорогих, поношенных, но приличных ещё, и в летней лёгкой шляпе с дырочками для вентиляции?.. Ах, совсем запамятовал! Очки, очки у него кругленькие были, с дужками глубоко так за уши.

Только он отвлёкся, и мечта в этот момент раз – и к Володе прямо в зево распахнутое упорхнула. Скажете, ерунда?

Все дни чужого отпуска Владимир провёл так, как и было задумано, намечтано, но не им. Всё полностью: каждый день с рыбалкой и печёной картошкой из костра, вечерним волейболом и прогулками в вёселых компаниях девушек-ткачих из соседнего пансионата, всё-всё, до последнего ночного застенчивого поцелуя с курносой смешливой девушкой и писком комара над ухом, и веточкой берёзы, отпугивавшей назойливых насекомых во время гуляния, – всё этот «индеец» забрал, кроме последнего дня, недоделанного – с рощей и грибами который. Вызвали Вову на работу. Срочно. Обещали день этот последний отгулом оформить, когда он пожелает.