Парень сделал шаг назад и брезгливо поднял левую руку - вляпался во что-то липкое. Чёрт, темно, ничего не разобрать... тут всё левое крыло машины извозюкано. Телефоном посветить, что ли...
Неяркий свет встроенного фонарика осветил крыло и ладонь, испачканную чем-то тёмно-бордовым, почти чёрным... и Пашка отшатнулся - он был почти уверен, что это кровь, хоть и не видел её ни разу пролитой в таких количествах.
Додумать он не успел.
- Эй, кто идёт? Стрелять буду, - раздался от деревни голос, и парень мог бы поклясться, что говоривший сам боится ничуть не меньше, чем он. А его самого, он чувствовал, вот-вот начнёт трясти - тяжело, как старинное ватное одеяло, наваливалось ощущение чего-то в корне неправильного.
- Это я, Пашка Соколов, - машинально пискнул он, соображая, что это - чья-то шутка или человек действительно готов выстрелить.
В ответ раздался смешок - другим голосом, более уверенным:
- Ишь ты... Иди сюда, руки подыми.
Подняв ладони на высоту плеч и чувствуя, что дорога то и дело новорит выскользнуть из-под ног, Пашка медленно пошёл к деревне - теперь он уже видел две фигуры, присевшие по обе стороны дороги, почти невидимые в полумраке на фоне этой то ли ржи, то ли пшеницы.
Вот оно. Вот оно, неправильное.
В Подмосковье не растут злаки - по крайней мере, в таких количествах. А тут - целое поле. Такое бывает только на юге - Кубань, Белоруссия, Украина...
Но это же бред. Никто не повезёт меня, сонного, на юг, да ещё и со всем реконструкторским барахлом.
И тем не менее - я здесь, если это не сон, конечно.
Вряд ли сон... Таких чётких снов не бывает.
Хаты. Вот что с крышами - они покрыты соломой! Плотными пучками соломы! Тогда... тогда это точно южнее. Вообще странно, соломой вроде дома кроют только в разных этнографических деревнях для туристов... Вон на крайней крыше - это ж гнездо аистов, точно! Ну, это-то ни о чём не говорит - они и в Псковской области есть...
Фигуры уже совсем рядом. Тот, что говорил вторым, встал, приблизился. Высокий. Пилотка, гимнастерка - и винтовка в руках. Точно такая же "трёха", как у самого Пашки, но с примкнутым штыком.
Тьфу ты. Пашка вздохнул с явным облегчением. Свои, реконструкторы! А он уж думал - сторож какой-нибудь с двустволкой, встречаются и такие...
- Свои, - чуть не рассмеялся он. - Ребята, я из питерского "Красного Знамени"...
- Мы-то свои, а вот ты кто такой... - неприязненно пробурчал долговязый, бесцеремонно снимая с Пашкиного плеча винтовку и вешая её себе на плечо. - Питерский... где и словечек таких нахватался. Топай, сержант разберётся. Петруха, будь здесь, сейчас кто-нить придёт вместо меня, - бросил он второму.
Пашка ничего не понял. С чего взъелся... этот? Ну питерский, и что?
- Там... кровь на броневике, - невпопад сказал он, идя по тёмной деревенской улице.
- Ещё бы, - ответил боец, и в голосе его ясно слышалась горечь. - Старшина в моторе ковырялся, когда этот стервятник прилетел. Там его и...
Боец замолчал, а вот Пашке стало не по себе ещё сильнее. Не видел он ни разу реконструктора, который отыгрывал бы образ настолько убедительно. Если только...
Если это не реконструктор. И сейчас не середина 2010-х.
От этого предположения Пашке стало не по себе - слишком уж невероятно оно выглядело. Но зато этот много раз описанный фантастами феномен отлично объяснял всё происходящее.
Как бы проверить?
А никак. Сейчас всё объяснится, когда я увижу сержанта...
Я попал. да, кажется, именно так это называется. Это не Подмосковье - это реально запад Белоруссии или Украины. И это и правда война - правда, неясно, какой год, где-то с сорок первого по сорок третий... Что там у бойца на гимнухе? Петлицы или погоны? Не видно...
Стоп. Западные области и свежеокровавленный броневик... Это сорок первый. Это же, мать вашу, самое начало войны!!!
Пашка почувствовал, что его начинает колотить. Только этого не хватало...
Зачем? Зачем я выглянул из траншеи? Зачем я поехал на фестиваль? Зачем я вообще ввязался в эту реконструкцию? Сидел бы сейчас дома, пил пиво с друзьями...
"История - штука тонкая", - мелькнуло в голове.
- Какое сегодня число? - не выдержал Пашка. - Контузило, плохо соображаю...
- Двадцать пятое, - буркнул долговязый. - Давай налево, в дом...
Двадцать пятое. Июнь или июль? Скорее, июнь - самое начало, ещё не началась истерика, народ не потянулся на восток. Или уже потянулся? Этим и объясняется ночная тишина - фашисты после первого внезапного удара воюют по графику, дают своим солдатам отдохнуть. Но продвигаются они быстро, за счет техники. Значит - либо мы уже в "котле"... либо вот-вот в него попадём. Скорее всего, ещё не попали - иначе фрицы уже хозяйничали бы в деревне. Блин, что же делать?
Изба непривычной формы. Сени... Так, смотрим по обстоятельствам. Главное - себя не выдать.
- Тащ сержант, вот, вышел к посту из леса. Назвался Павлом Соколовым, из какого-то ленинградского краснознаменного...
В комнате тускло горела свеча. За столом сидели двое бойцов, ещё двое спали на лавках, на печи видны чьи-то плечи... А прохладно, печь не протоплена. Дом, наверное, пустовал.
- Павлом Соколовым, да... - один из сидевших за столом поднял голову, взглянул на долговязого, невесело усмехнулся. - Возвращайся на пост, мы сами потолкуем...
Боец, поставив к стене Пашкину винтовку, ушёл. Двое без особого интереса смотрели на Пашку. Тот, что говорил, с тремя треугольниками на петлицах - значит, он сержант и есть - наконец поинтересовался:
- Ну, и кто ты такой и откуда, Павел Соколов?
Молодой парень, лет двадцать пять, вряд ли намного старше самого Пашки. Но какой-то... резко постаревший, что ли? Осунувшийся, глаза красные от недосыпа - это даже при таком освещении видно. На столе лежит карта - судя по формату, крупномасштабная, верстовка или даже крупнее. Второй боец - чуть моложе, с "лысыми" петлицами, голова перебинтована.
Так. Надо соврать что-то... убедительное. Блин, я даже не знаю, где какие части дислоцировались. Даже не знаю, где я вообще!
- Красноармеец Павел Соколов, - Пашка попытался вытянуться по стойке "смирно", в последний момент вспомнив, что ни в коем случае нельзя говорить "рядовой". - Я... не помню ничего, товарищ сержант. Под бомбёжку попали...
- А что за краснознамённый? - вяло поинтересовался второй.
- Я говорил, что я с ленинградского "Красного Знамени", - извернулся Пашка, прекрасно понимая, что зря ляпнул название клуба. - Это завод, где я до войны практику проходил... Это помню. А последнюю пару недель - как стёрло, - виновато пожал он плечами. - Помню, как из Ленинграда ехали...
Глупая ложь. Любой, кто ориентирован на поиски диверсантов, тут к стенке и поставит. Ё-моё, у меня ж сапоги не те, похолодел Пашка. Трусы, носки... Даже нательная рубаха отличается, раньше они вроде с завязками были. Смартфон в кармане, российские деньги... Если обыщут???
- Подойди ближе, - сделал знак сержант. Привстал, ковырнул пальцем стрелковую эмблему на Пашкиных петлицах - парень аж сжался: - Точно, из Ленинграда... Только слышал о новых эмблемах, даже не видел ни разу...
А у самого сержанта и его напарника петлицы без эмблем. Пашка знал, что многие клубы выходят "на начало войны" тоже с пустыми петлицами. Получается, в начале войны "мишень с винтовками" была не у всех... а в Питере, наверное, были. Сам Пашка купил эмблемы исключительно для понту - очень уж красиво смотрелись.
Вот он, экзамен на достоверность...
- Документы есть? - поинтересовался сержант.
- Нету, - энергично замотал головой Пашка. - Даже не помню, что со мной было... Очнулся в лесу час назад.
Если врать - то ничего лишнего не придумывать, решил он. Меньше вероятность, что запутаюсь.
Наверное, не будь сержант таким уставшим, он бы заметил нестыковки, но сейчас, похоже, ему было просто не до этого. Знаком подозвав Пашку, он ногой подтолкнул к столу грубый табурет:
